Книга Вилла Бель-Летра - Алан Черчесов

— Ничего себе! — запамятовав про травму, Расьоль подскочил в своем кресле и взвыл: — У-у-у… У-у… У, у, у!.. У-у меня слов нет! Это ж надо! Значит, Пенроуз и Горчаков позабавились, а Фабьен в отместку поимел ее труп, да и то — на бумаге? Так, что ли? Ничего себе! Да вы извращенцы, господа. Притом наглые!..

— Успокойтесь, Расьоль, — сказал Дарси. — Я вовсе не утверждал, что вторым в ту ночь был Горчаков. Мог быть не он, а Фабьен…

— Но — вторым? Хорошо же вы все разложили! А потом ваш Пенроуз утопил, как котенка, девицу, предложив горюющим олухам бросить жребий, кто из них все же был там вторым? Чудеса! Не находите, Георгий?

— Дуэль! — вспомнил Суворов. — Он подстроил дуэль. Я понял! Дарси считает, что, если Пенроуз не знал, кто из них был вторым, но догадывался, что вторым кто-то все-таки был, он решил отомстить им обоим, спровоцировав ссору. Так, по крайности, мог он разделаться с тем из двоих, кто делил фифти-фифти с удачливым третьим его, Пенроуза, подозрения. Вот что было, считает коллега. Я прав? Но на всякий пожарный он стал еще и нести околесицу в ходе допросов: дескать, если кого-то из двух упекут — поделом… Ну, Дарси, вы и эквилибрист! Ни за что б не подумал.

Расьоль брызнул слюной:

— Идите вы к черту! Желательно — оба.

Но предпочел уйти первым. Он рванул было вон, но, вспомнив про тумбочку, заковылял обиженно в сторону лестницы. Дарси и Суворов обстоятельно слушали, как та скрипит в такт шагам.

Без француза беседа не клеилась. Да и ночь, очернив все пространство окна, подгоняла прощаться. Расставшись минут через пять, они разошлись по своим этажам.

Войдя к себе в номер, Суворов обнаружил, что одиночеством там и не пахнет: со стороны озера доносилось громкое тупанье, перемежаемое визгливым смехом толпы и карканьем ди-джея в микрофон. Первым делом напрашивалось закрыть дверь на балкон, однако это не помогло: в стены бухало, словно кувалдой, басами, отдаваясь бренчанием окон, но как бы не в тон. Пол дрожал и чесался. Настольная лампа делала «т-ссс…».

Без балкона стало вскорости тесно и душно, как в джунглях. Открыл.

С балкона подумал: музыка — это когда душа изнутри — и наружу. А когда дрелью снаружи — в нутро, да еще без души — это хрен знает что…

Где-то снизу подробно ругался Расьоль.

Где-то рядом и снизу клубился дымок из пахучего Дарси.

Где-то ниже по миру бежал, задыхаясь, испуганный слон.

Что еще?.. Да вроде бы все.

Хотя нет, разве вот что: все двери на вилле в итоге были заперты прочно на ключ. Насколько известно, в эту ночь тень Лиры фон Реттау ни в одну из них не впустили…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ (Житие)

Если житие — это жизнь, обретшая святость,

то жизнь — это житие, утратившее святость на корню.

История всеобщих заблуждений. Т. 6

Утром у себя под дверью Дарси обнаружил конверт. В своем очередном послании из неведомого далека Элит Турера сообщал, что 14 июня (стало быть, сегодня), в 16.00 на виллу Бель-Летра прибудет г-жа Гизела Фабиш, журналистка. С присущей его стилю витиеватостью льстивый испанец почтительно испрашивал у Дарси «оказания неоценимой услуги», суть которой сводилась к тому, чтобы выкроить из своего «всецело отданного творческим свершениям времени» час для интервью. «Я искренне полагаю, — заключал свою просьбу Турера, — что хлопоты, доставленные Вам общением с этой яркой особой, будут щедро восполнены удовольствием открытия в ней редкого обаяния и ума».

Перечитав письмо дважды, Дарси проверил штемпель на конверте, заключив, что оно было отправлено из почтового отделения в Дублине. Странно же этот испанец проводит свой отпуск!..

Спускаясь в столовую, Оскар увидел на пробковой доске у входа в библиотеку желтый лист. Нарисованная рядом фломастером размашистая стрела, указывавшая на текст, не могла остаться незамеченной. Цитата была слишком известной, чтобы Дарси сумел ее не узнать:

«Если бы он улыбнулся, то чему он улыбнулся бы?

Мысли о том, что каждый, кто проникает, думает, что он проник первым, тогда как он всего лишь последний член в ряду предшествующих, пусть даже первый в ряду последующих, и каждый воображает, будто он первый, последний и один-единственный, тогда как он не первый, не последний и не один-единственный в ряду, что начинается в бесконечности и продолжается в бесконечность.

Каков был ряд предшествующих?

Допуская, что Малви был первым членом в этом ряду, Пенроуз, Бартелл Д’Арси, профессор Гудвин, Джулиус Мастянский, Джон Генри Ментон, отец Бернард Корриган, фермер на конной выставке Дублинского Королевского Общества, Чудила О’Рейли, Мэтью Диллон, Вэлентайн Блейк Диллон (лорд-мэр Дублина), Кристофер Каллинан, Ленехан, итальянец-шарманщик, незнакомец в театре „Гэйети“, Бенджамин Доллард, Саймон Дедал, Эндрю (Сикун) Берк, Джозеф Кафф, Уиздом Хили, олдермен Джон Хупер, доктор Френсис Брэди, отец Себастьян с горы Аргус, чистильщик обуви у Главного почтамта, Хью Э. (Буян) Бойлан, и так каждый, и так далее, до непоследнего члена».

Джеймс Джойс, «Улисс», часть 17, «Итака». Месть Жан-Марка за вчерашнюю ссору. Устами классика намекает на то, что быть первым Пенроуз не мог, да и мне, дескать, не доведется. Мой номер — третий. Плохо вчитывался: Малви, похоже, в постели у Молли и не было…

Как бы то ни было, а дважды с утра въехать в Дублин что-то да означало…

По лицам Суворова и Расьоля за завтракам он понял, что Турера не забыл и про них. Несмотря на проведенные вместе две недели, все трое, потрудись они о том задуматься, признали бы, что их взаимное отчуждение (в особенности после вчерашней язвительной перебранки) не только не уменьшилось, но и в какой-то степени возросло. Подчеркнуто вежливый разговор и дежурные улыбки опытных отравителей были ярким тому подтверждением. О письмах никто не проронил и слова. Дарси решил взять инициативу на себя:

— Насколько я могу заключить, каждый из нас предпочитает работать по утрам, хотя иногда у Георгия в кабинете свет горит далеко за полночь, а вы, Жан-Марк, время от времени разбавляете ночную скуку тем, что швыряетесь в стенку туфлей.

— Не туфлей, а футляром из-под очков, — поправил Расьоль. — Знаете, когда ищешь их, ищешь, находишь футляр, а он пуст…

— И что, помогает? — спросил Суворов, и всегда-то пытливый умом.

— А как же: запустишь его со всей силы — очки и подскочат у тебя на носу.

— Почему бы вам не начинать тогда поиски с физиономии?

— Чего ради? Ищешь то, что теряешь. Я теряю очки, но никогда не теряю лица…

— Простите, совсем позабыл: вы его всегда обретаете. И даже, случается, обретаете с приобретением…

Дарси вмешался:

— Коллеги, довольно! Я только хотел сказать, что, поскольку все мы работаем по утрам, у нас высвобождается вечер. Предлагаю сегодня занять его походом на выставку. Пару месяцев назад в десяти километрах отсюда открылся музей Бухгейма.