Книга Невеста в облаках - Елена Ларина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь он открыл сразу. Не ждал меня, не предполагал. Изменился в лице – мало, что изменился, нет, побелел, как бумага, а потом стал краснеть – и покраснел, как рак, и налился яростью. Яростью, я не ошиблась. Но сперва все-таки побелел. Он был потрясен, понятное дело – не каждый день призраки на пороге являются.
– Что ты так смотришь? – спросила я и попыталась сделать шаг внутрь, в квартиру.
Но он стоял в дверях и, кажется, не собирался меня пускать.
– Можно, я войду?
– Лучше не надо.
Вот даже как. Это сильно, этого я не ожидала.
– Почему?
– Тебе не надо было сюда приходить.
– Но я уже пришла.
Он подбирал слова.
– Регина, я… Я не знал, что ты можешь прийти.
– У тебя там кто-то есть?
Если у него там действительно женщина – это очень неприятно, но это как-то проще, что ли, объяснять мне даже ничего не надо. Клетка опустела, птичка улетела, птичка прилетела, место занято. Как-то так. Мир не рухнул, ничего из ряда вон выходящего не произошло. Не могла же я подумать, что он меня ждет. Да нет, не ждал он меня, разумеется.
– Нет, у меня никого там нет, я один.
– Тогда почему мне нельзя войти?
– Потому что нас не должны видеть вместе!
– Так там нас никто и не увидит. А тут я на лестнице.
Мы стояли на самом деле в маленьком предбаннике, в закутке между дверью и лифтом – с лестницы нас заметить было нельзя.
– Уходи, прошу тебя. Если ты войдешь, будет только хуже. И тебе, и мне.
– Да все уже. Все кончилось. Ты же просто не знаешь – меня сегодня освободили.
– Я вижу. Но не могли же они так просто тебя освободить – это невозможно.
– Срок условный. Я могу ходить, где хочу, – что ты от меня отшатываешься, как от прокаженной?
– Регина, да пойми ты – не можешь ты ходить, где хочешь! Они же только этого и ждут! Они, может, затем только тебя и выпустили – чтобы посмотреть, как ты ко мне побежишь, чтобы…
– Да что им смотреть? Ничего более интересного у них нет, чтобы смотреть, ты думаешь? Они же и так все про нас знают!
– У них нет доказательств! Им во что бы то ни стало нужен любой материал на меня!
Я хожу над пропастью каждый день, они меня пасут, я шагу не могу без них ступить, всюду лезут, я штурвал скоро не смогу держать – руки будут трястись…
– От страха?
– Да, да, от страха! Ты еще дешево отделалась, ты не представляешь себе, что может быть на самом деле, какие могут быть последствия!
– Да что же ты такое говоришь, Валера, – сказала я, и, не вынеся всего этого, потеряв остатки сил, просто села на корточки, как в камере сидеть научилась. – Что же ты говоришь такое, ведь я же там сидела, все это время сидела, все эти девять месяцев, из-за тебя! Что же это такое…
И тут он тоже опустился на корточки ко мне на пол, взял мое лицо в ладони, заговорил быстро:
– Милая, прости, прости, не могу иначе, никак не могу! Я виноват, я знаю, ты герой, героическая женщина, ты всем пожертвовала, я никогда не смогу искупить, я мизинца твоего не стою, да, да, никогда не думал, что смогу женщине такое сказать, но вот тебе сейчас говорю, и сказал бы еще много, много, милая моя, – но сейчас, пожалуйста, уходи, умоляю тебя, ради меня, ради тебя, чтобы не напрасна была эта твоя жертва! Ты же меня спасала, ты столько страдала, ты на все пошла, и сейчас – ну не дай все порушить! Нельзя нам с тобой видеться, ты меня на дно потянешь камнем, на дно – и мне не выплыть, и тебе не выплыть! Потом, потом, все уляжется, все забудется, потом, когда-нибудь, если захочешь, – а сейчас уходи!
Я слушала – и не верила своим ушам. Неужели он – он, который защищал меня, помогал мне, который любил меня – я все-таки верила, что любил, хотя он и не говорил мне этого никогда, но я так хотела в это верить! – он, которого я любила и защищала сама, защищала как могла, в меру своих сил – но до последнего, ради которого я прошла через весь этот тюремный ад, через все унижения, весь этот позор, весь ужас девятимесячного заключения, и готова была пойти дальше, в колонию, на годы, – неужели он действительно прогонит меня, вот так просто? Я не знала, что думать, что ответить ему – и ответила:
– Мне и идти-то некуда. Он почти закричал:
– Я не могу! Я даже этим помочь тебе не могу! Ничем! Пойди к девчонкам, пойди к начальству, реши как-нибудь сама – но без меня, иначе – конец. Как, как могли они тебя освободить! Это все специально, специально подстроено, это против меня все – чтобы ты пришла ко мне, и я себя выдал и вывел их дальше!..
Я смотрела, как он бился в истерике – и мне самой было его жалко. Он был сильный – и ничего не мог сделать. Или не хотел – это даже не важно. Важно, что он ничего не делал, и это было ужасно, для него это было даже более ужасно, чем для меня. Я вспоминала все, что он говорил мне о себе в редкие минуты откровенности: «Мне бы в десантники… Кишка оказалась тонка… Мужчине риск нужен, опасность, чтобы кровь играла…» Ему нужно было, чтобы кровь играла, – а сейчас он боится так, что страх парализует его волю. Это уже почти физиология – от страха у человека действительно может быть что-то вроде временного паралича, нас учили. Он просто не осознает сейчас, что говорит, вот что. Потом он опомнится – и будет жалеть уже, что так сказал, что ничего не сделал. Я должна его успокоить. Должна его успокоить хоть как-то.
– Господи, Валера, ну почему специально? Ну, у меня же хороший адвокат был, правда, хороший, он всего этого добился…
– Этого добиться, вот этого, условного наказания, в такой ситуации можно было только за взятку! А откуда у твоего адвоката деньги на взятку? Откуда у тебя вообще может быть хороший адвокат?! Ничего ты не понимаешь…
Слово «взятка» откладывается у меня в мозгу, но до сознания не доходит.
Вместо этого я на автомате начинаю оправдываться и говорить Валере про адвоката:
– Ну это же был частный адвокат. Мне его наняли.
– Кто нанял?
– Немец какой-то. Я так и не поняла, как так получилось, – ну немец, пассажир, я ему помогала, он видел, как меня в наручниках вывели, тоже решил помочь. Сумасшедший немец какой-то…
И вот тут он замер – и повисла страшная пауза. Потом встал и сказал:
– Все еще хуже, чем я мог предположить. Я не знаю, почему этот немец нанял тебе адвоката, что у тебя с ним было…
– Да ничего не было, клянусь тебе!
– Не клянись, все равно не поверю – иначе зачем ему в это дело лезть. Да и неважно уже. Важно, что картина получается чудовищная. Взятку судье, конечно, дали – к бабке не ходи. А вот то, что тебе адвоката нанял немец, превращает все это в глазах следствия в международную сеть с постоянным каналом сбыта на Западе, а меня – в агента этой сети. Это конец. Теперь понятно, почему они все отстать не могут. Там небось уже и Интерпол… Все, Регина. Я тебя не знаю, ты меня не знаешь с этого момента. И никогда, ни под каким видом не приближайся даже ко мне. Все, конец, поняла? Уходи и не возвращайся.