Книга Мама джан - Алексей Фролов

Информацию скины собрали весьма скудную. Никто еще толком ничего не знал. Она попросила у Кольяна мобильник. Позвонила матери на работу. Трубку не брали. Тогда она набрала номер Макса.

– Да, Кольян, – услышала она его голос.

Ее охватила радость: жив!

– Это я! – крикнула она в трубку. – Ты где?

– Так… В одном месте, – до странного буднично ответил Макс. – А ты где?

– Ты че, не в теме? Школу нашу взорвали!

– Чего? Как это взорвали?

Разговор получился какой-то бестолковый, Максим, казалось, плохо соображает, словно они на разных языках общались.

– Бухой ты, что ли? – рассердившись, спросила Лера. – Короче, приезжай к школе. Все наши здесь…

Потом она увидела завуча. Евгешу обступили родители, засыпая бесконечными вопросами, на которые та не успевала отвечать. Евгеша выглядела сильно помятой, видать, ей крепко досталось. Костюм порван в нескольких местах, перепачкан, крашеные каштановые волосы стали серыми от известки и пыли, лицо и руки в ссадинах. Евгеша, заметив Леру, обрадованно крикнула:

– Речная!..

Родители расступились, пропуская Леру. Евгеша обняла ее, Лера что-то бессвязно лепетала про свой с Юлькой прогул, про кино, а завуч гладила ее голову и повторяла, как заведенная: «Хорошо, хорошо, хорошо…». Тем временем Леру тянули в разные стороны, родители наперебой расспрашивали о своих детях.

– Погодите, погодите, – взяв себя в руки, сказала Евгеша. – Давайте попорядку.

В руках у нее оказалась тетрадь. Она попросила Леру назвать фамилии ребят, которых она видела после взрыва. Завуч переписывала всех ребят и учителей, которые вышли из школы, чтобы иметь представление о тех, кого нужно разыскивать.

Лера никак не могла сосредоточиться. Кого она видела? Кого?..

– Моего Владика видела? – крикнула мама Влада Устинова.

И посыпалось отовсюду:

– Вику Крамскую?..

– Катю Колесникову?..

– Мишу Полтавского?..

– Леночку?..

– Диму?..

Евгеша повторила, глядя ей в глаза:

– Вспоминай, Лерочка, вспоминай.

– Юля со мной была, – наконец сказала Лера. – Она там сидит. У дерева.

– Милова Юля, – повторила Евгеша и стала записывать.

Рука не слушалась ее, выводила на тетрадном листе какие-то непонятные каракули.

– Давайте я буду писать, – предложила Лера.

– Классы указывай, – сказала завуч, отдавая ей тетрадь и ручку.

Лера вспоминала тех, кого видела, и, встав на одно колено, на другое положила тетрадь, выводила фамилии, а на нее напирали со всех сторон, толкали, старались разглядеть, что она там пишет, в надежде увидеть имена своих детей.

– Все, – сказала Лера. – Больше я никого пока не видела.

Она хотела было вернуть тетрадь Евгеше, но тут вспомнила про Макса и вписала его фамилию. Последним.

Потом еще подходили ребята. И она опять брала тетрадку у Евгеши и вписывала туда их фамилии.

Выяснились некоторые подробности происшествия. Взрывов было два. На перемене между шестым и седьмым уроками. Первый взрыв произошел в спортивном зале, а второй, несколькими минутами позже, в вестибюле. В это время занятия шли только у старшеклассников и на втором этаже оставалась еще группа продленного дня. До сих пор не было известно, сколько человек пострадало после взрывов. Но то, что пострадавших было много, не вызывало сомнений. Одна за одной от еще дымящегося здания школы отъезжали машины «скорой помощи».

Лера потеряла ощущение времени. Она не могла точно сказать, когда встретилась с мамой, когда появился Максим, когда ее разыскал дед, и сказал, что Васька нашелся, и Танечку забрала мать.

Народ не расходился. Ближе к ночи пронесся слух, что погибли восемнадцать человек и сорок шесть раненых отправлены в больницы. К полуночи она едва держалась на ногах, и Штык разрешил ей уйти, но она воспротивилась.

– Кати нет ни в списках, ни здесь. Я не уйду, пока не узнаю, что с ней.

– А щас никто ничего не узнает. Пока тела не опознают, никто не сможет назвать фамилии. Иди домой, ты устала ведь.

– Да, Лер, пойдем, – сказал Максим.

– Я не уйду.

– Лер, мы тут полтора часа просто так ходим без дела. Все, что могли, мы уже выяснили.

– В том-то и дело, что толком ни хрена не выяснили!

– Ну, как же, а…

Штыка перебили телевизионщики, которые подошли к бригаде и навели на них камеру:

– Скажите, это вы список составляли, что вам удалось выяснить? – спросил Леру корреспондент.

– Я вела, – ответила она, – и многих недосчиталась… Я хочу сказать – вставайте! Их просто необходимо мочить! И не осуждайте нас. Если эти террористы убивают русских людей, детей, которые им ничего не сделали, то мы готовы стать русскими террористами и мочить их всех без разбора до последнего вздоха. Если правительство не в силах обеспечить безопасность москвичей, то мы битами и кастетами постараемся сделать это сами. Иначе Москву вообще сотрут с лица земли. А если кто против наших действий, пусть посмотрят в глаза людей, собравшихся здесь, и сами решат: защитить или погибнуть! И у меня вопрос к Путину – уверен ли он, что в Кремле сейчас не заложен тротил? Я обычная русская девчонка…

Она не смогла договорить. Уткнулась лицом в бомбер Максима и заревела. Оператор отвел камеру.

– Мощно! Хорошо, что осталась. Я бы так не смог, – похвалил ее Штык и еле слышно добавил: – Русские террористы… ну, дает Лерка… бригаду, что ли, переименовать?..

Юлю давно увели родители. Максим вел себя непонятно, словно сторонился Леры. Они перекинулись всего несколькими фразами, и он куда-то исчез. Потом кто-то сказал, что несколько скинов во главе со Штыком отправились по больницам, разыскивая пострадавших членов бригады. С ними вроде бы поехал и Максим. Но почему он не предупредил ее, что уезжает. Очень странно.

Дед то пропадал, то возникал перед Лерой неожиданно и с каждым появлением от него все сильнее разило спиртным. Объявившись в очередной раз уже за полночь в сопровождении довольно-таки окосевшего Витька, дед сказал, что мать велела ему привести Леру домой. И чтобы безо всяких там яких.

– Все равно ничего ты тут не выстоишь, – убеждал дед. – Пока завалы разгребут… То да се… В общем, в любом случае до утра нужно ждать.

– Это точно, – подтвердил Витек. – Ночью с нами никто разговаривать не будет. Пойдем, Лера.

Она настолько устала, что позволила безропотно себя увести.

Мать говорила по телефону. Дед и Витек расположились на кухне. На столе появилась опорожненная наполовину бутылка водки. Распаляя себя алкоголем, они философствовали чисто по-русски, сразу обо всем: осуждали террористов, ругали власть, армию, милицию, депутатов, вспомнили мизерные пенсии, сумасшедшую квартплату, костерили дороговизну продуктов, падение нравов, рост преступности, горевали о развале Союза, великого и могучего, жалели народ, себя, молодое поколение и всю несчастную Россию, которую неминуемо толкают к погибели политики, евреи и олигархи, продавшиеся западному капиталу свои же… русские.