Книга Шоколад на крутом кипятке - Лаура Эскивель

Победа над Росаурой дала временную передышку, однако вскоре возник новый спор, вызванный появлением на горизонте Алекса и вытекающей из этого возможностью замужества Эсперансы. Росауру бесила безоговорочная защита Педро и Титой ее дочери. Она использовала все средства и сражалась как львица, защищая то, что и должна была, согласно семейной традиции, защищать, — дочь, которой надлежит ходить за матерью до самой ее смерти. Она кричала, топала ногами, вопила, плевалась, блевала, в отчаянии грозила Тите и Педро всеми смертными карами. Впервые она сама нарушила уговор, во всеуслышание проклиная Педро и Титу, бросая им в лицо попреки за все те муки, которые она из-за них приняла.

Дом превратился в поле битвы. Хлопанье дверей сотрясало стены. К счастью, эта тяжба не затянулась надолго — после трех дней яростного и ожесточенного сражения Росаура из-за серьезных проблем, связанных с пищеварением, умерла… вследствие того, отчего умерла.

Наивысшим жизненным триумфом стало для Титы то, что она дождалась свадьбы Алекса и Эсперансы. Она испытывала невероятную гордость, видя, как уверена в себе Эсперанса, как умна, воспитанна, счастлива, способна и, в то же время, насколько женственна, насколько — женщина в самом широком понятии этого слова! Ей так шло подвенечное платье, когда она танцевала с Алексом вальс «Юные очи».

Как только музыка стихла, Пакита и ее муж подошли поздравить Педро и Титу. Хорхе обнял счастливого отца.

— Прими наши поздравления, Педро. Вряд ли твоя дочь могла найти лучшую пару, чем Алекс. На десять миль вокруг не сыщешь такого!

— Согласен, Алекс Браун действительно прекрасный юноша. Единственная беда в том, что они нас покидают. Алекс добился стипендии в докторантуре Гарвардского университета. Сегодня же после свадьбы они и уедут.

— Вот напасть! Что же ты теперь будешь делать, Тита? — не без намека спросила Па-кита. — С отъездом Эсперансы тебе уже незачем жить в этом доме. Но прежде чем ты уедешь, не забудь дать мне рецепт перцев под соусом из орехов и пряностей. Ты только погляди, какие они аппетитные!

Эти перцы не только соблазнительно выглядели, но и впрямь были восхитительными. Никогда прежде они так не удавались Тите. Кушанье это горделиво являло все цвета флага: зелень перцев, белизну соуса, красный цвет граната.

Трехцветные подносы продержались недолго: в мгновение ока они были опустошены… И Тита снова вспомнила тот далекий день, когда почувствовала себя последним перчиком в ореховом соусе на подносе, перчиком, который стыдливо оставляют, чтобы не прослыть обжорой…

Тита спрашивала себя: исчезновение перцев — свидетельство того, что люди забыли о хороших манерах, или они действительно получились на славу?

Многочисленные сотрапезники были на седьмом небе. Как разительно отличалась эта свадьба от свадьбы Педро и Росауры, когда все гости изошли тошнотой! На этот раз, наоборот, отведав перцы-чиле под соусом из орехов и пряностей, вместо тоски и подавленности присутствующие испытали чувство, близкое к тому, которое испытала Гертрудис, отведав пресловутую перепелку в лепестках роз. И похоже, Гертрудис снова почувствовала приступ того сладостного недомогания. Посреди двора как никогда весело она танцевала с Хуаном польку «Мой любимый капитан». Каждый раз, выкрикивая слова припева «Ай-я-яй, мой любимый капитан!», она вспоминала ту далекую пору, когда Хуан был еще только капитаном и она встретилась с ним в открытом поле в чем мать родила. Неожиданно она почувствовала знакомый жар в ногах, покалывание пониже живота, ее стали одолевать греховные мысли, и ей захотелось, во избежание бог весть каких неприятностей, как можно скорее уединиться с мужем. Гертрудис первая обратилась в беспорядочное бегство. За ней последовали остальные, под тем или иным предлогом ретируясь с блудливым выражением лица. Новобрачные в душе благодарили их — это позволяло им, захватив чемоданы, незамедлительно отправиться в далекий путь. Правда, не раньше чем они уединятся в отеле…

Не успели Тита и Педро оглянуться, как оказались лишь в компании Джона, Ченчи и их самих. Остальные, включая работников, уже находились в том или ином, подальше от ранчо, укромном местечке, где старательно занимались свальным грехом. Наиболее консервативные — внутри своих автомобилей, кое-как припаркованных на дороге. Остальные — где смогли, повсюду: на реке, на лестнице, в корыте, на печной трубе, на прилавке аптеки, в шкафу, в купах деревьев. Потребность — мать всех выдумок и поз. В этот день было больше зачатий, нежели когда-либо в истории рода человеческого.

Со своей стороны Тита и Педро делали все возможное, чтобы не дать сорваться с цепи своему любострастию, но оно было настолько сильным, что прорвало заслон их кожи и вышло наружу жаром и своеобразным запахом. Джон почувствовал это и, не желая быть третьим лишним, простился. Тите больно было видеть, что он уходит один. Джону надо было непременно жениться тут же после того, как она отказалась быть его женой, да он не захотел.

После ухода Джона Ченча незамедлительно попросила разрешения поехать в родное селение: вот уже несколько дней, как ее муж отправился строить дом, и ей вдруг сильно захотелось повидать его.

Пожелай Педро и Тита уединиться во время медового месяца, они бы и тогда не получили столь быстро такой возможности. Первый раз в жизни они могли спокойно обладать друг другом. Долгие годы им надо было принимать меры предосторожности, чтобы их, паче чаяния, не увидели, чтобы никто ничего не мог заподозрить, чтобы Тита не забеременела, чтобы, не дай Бог, стон наслаждения не сорвался с их уст, когда они до беспамятства растворялись друг в друге. Теперь все это оставалось в прошлом.

Не тратя слов, они взялись за руки и направились в темную комнату. Прежде чем войти в нее, Педро поднял любимую, ногой медленно отворил дверь и обомлел: темная комната совершенно преобразилась. Исчезло все барахло. Одна только железная кровать царственно возвышалась в центре. Шелковая простыня и одеяло были белого цвета, точно так же, как ковер из цветов на полу и двести пятьдесят свечей, которые освещали комнату, назвать которую темной было бы теперь несправедливо. Тита пришла в волнение, представив, сколько усилий должен был приложить Педро, чтобы украсить ее столь замечательным образом, но и Педро испытал не меньшее волнение при мысли о том, что все это Тите пришлось делать втайне от него.

Чувства настолько переполняли их, что они не заметили, как в дальнем углу Нача, затеплив последнюю свечу, бесшумно растворилась в воздухе.

Педро опустил Титу на кровать и начал медленно, одну за другой, снимать с нее все части покрывавшего ее наряда. После взаимных ласк и бесконечно нежных взглядов они дали выход страсти, которую умеряли столько долгих лет.

Грохот железного изголовья о стену и горловые стоны обоих смешались с воркованием тысяч голубей, в беспорядочном бегстве поспешно покидавших ранчо. Присущее живым созданиям седьмое чувство подсказало им эту необходимость. То же самое сделали остальные животные — коровы, свиньи, куры, перепелки, ягнята и лошади.

Но Тита не знала об этом. Она так остро чувствовала приближение оргазма, что увидела закрытыми глазами сияющий туннель!