Книга Ночь оракула - Пол Остер

— Все равно я тебе не верю. Но даже если это правда, я ничего не могу для тебя сделать. У меня нет пяти тысяч. Даже пяти сотен нет. Позвони матери. Если она тебе откажет, позвони отцу. А нас в это, пожалуйста, не впутывай.

В туалете зашумела вода; сейчас появится Грейс. Джейкоб повернул голову на шум, и когда она вошла в гостиную с толстой книгой в руке, его лицо растянулось в улыбке.

— Салют, Грейси! Сто лет не виделись. Она остановилась как вкопанная.

— Что он здесь делает? — обратилась она ко мне. Для нее это был шок. Я видел, что она с трудом сдерживается и избегает встречаться глазами с непрошеным гостем.

— Он просит денег взаймы, — сказал я.

— Грейси… — протянул Джейкоб с сарказмом, в котором явно сквозило раздражение. — Ты со мной даже не поздороваешься? Два слова, ну, с тебя ведь не убудет?

Переводя взгляд с одного на другого, я почему-то вспомнил разорванное фото. Настоящий вор, вздумай он украсть рамку, не стал бы рвать фотографию на мелкие клочки. Это мог сделать только человек, испытывавший к женщине на портрете глубоко выношенную ненависть. Джейкоб и был не профессиональным грабителем, а просто буйным, обдолбанным переростком, который пошел на кражу со взломом из одного желания насолить нам — и, через нас, собственному отцу.

— Довольно, — вмешался я. — Она не хочет говорить с тобой, и я тоже. Это ведь ты нас ограбил, проникнув через окно в кухне. Ты учинил здесь разгром и унес все, что было ценного. Может, сам уйдешь или мне вызвать полицию? Даю тебе выбор. Можешь мне поверить, я с превеликой радостью позвоню в полицию, а потом сделаю все, чтобы ты оказался за решеткой.

Я ждал, что он станет все отрицать, примет оскорбленный вид человека, на которого возвели напраслину, но этот парень был не лыком шит. Он продемонстрировал неподражаемый — и до секунды рассчитанный — глубокий вздох раскаяния и, сев на стул, помотал головой, как бы давая понять, что он сам потрясен содеянным. Нет, не зря он хвастался мне в лечебнице своими актерскими талантами!

— Мне очень жаль, — еще раз вздохнул он. — Но что касается Ричи и Фила, то это чистая правда. Они меня всюду ищут. Если они не получат свои пять тысяч, я получу пулю в затылок. Я почему к вам залез? Хотел одолжить, Сид, твою чековую книжку, но не нашел. Пришлось прихватить кой-какие вещички. Прошу прощения. Свалял дурака. Ладно, было бы что ценное, а то ведь так, мелочовка. Хотите, я вам завтра верну? У меня все лежит дома, как по списку.

— Вранье, — подала голос Грейс. — Все, что смог, ты продал, а остальное выбросил. И не разыгрывай тут перед нами раскаявшегося мальчика. Ты уже вышел из этого возраста. Мало тебе, что ты один раз нас ограбил, так ты еще раз пришел?

— Эти парни меня так просто не оставят. Завтра — крайний срок. Грейси, я знаю, у вас с этим делом напряженка, но твой папаша — федеральный судья, что для него какие-то пять тысяч? Он тебе одолжит и глазом не моргнет. Разве может такой респектабельный джентльмен-южанин отказать любимой дочке?

— Об этом забудь, — сказал я. — Нам еще не хватало впутывать старого Теббетса в твои дела!

— Сид, выстави его, — в голосе Грейс звенела ярость. — Я больше не могу выносить его присутствия.

— А я думал, мы одна семья. — Джейкоб в упор смотрел на Грейс, не позволяя ей отвести глаза.

Он по-детски надулся, но выглядело это на редкость фальшиво, он явно над ней издевался, — дескать, все равно ты дашь мне эти деньги, куда денешься? — Ты ведь мне почти как родная мать! Неужели мы не договоримся по-родственному?

Грейс, не дослушав, двинулась в сторону кухни, где стоял телефон.

— Я звоню в полицию, — сказала она на ходу. — Если ты, Сид, не вышвырнешь мерзавца, придется сделать это мне.

Чтобы попасть на кухню, ей надо было пройти через гостиную мимо Джейкоба. Когда они поравнялись, он резко встал и преградил ей дорогу. До этого момента конфронтация сводилась к словесной перебранке, и, хотя назвать наш разговор приятным было никак нельзя, я, признаться, не думал, что он может перейти в физическое насилие. Я стоял от них метрах в трех. Когда Грейс попыталась его обойти, он схватил ее за руку.

— Какая полиция? Совсем, что ли, дурочка? Ты звонишь судье насчет бабок.

Грейс рвалась из его тисков, как взбешенная лошадь, но он был на голову выше и мощнее, так что ему не составило труда ее удержать. Пока я сумел вмешаться, дивясь неповоротливости своего немощного тела, он уже успел пару раз шваркнуть ее об стену. Я обхватил его сзади и попытался оттащить, но парень оказался гораздо сильнее, чем я думал. Он даже не обернулся, просто заехал мне локтем в живот. Я задохнулся и рухнул как подкошенный, а он совсем озверел: бил Грейс кулаком по лицу, тупоносым ботинком в живот. Всякий раз, когда она делала попытку подняться, он валил ее на пол очередным ударом. Кровь заливала ее лицо. Она слабо отбивалась и стонала, вот-вот потеряет сознание. Он ее убьет, мелькнуло у меня в голове. Сознавая свою физическую беспомощность, я рванулся в кухню за разделочным ножом, лежавшим в выдвижном ящике.

— Прекрати! — закричал я еще с порога, размахивая ножом. — Прекрати, или я тебя убью!

Он был в таком исступлении, что даже не услышал. У него был вид безумца, который сам не понимает, что творит. Но когда я приблизился, он поймал меня боковым зрением и, увидев в моей руке нож, вдруг выпустил Грейс. Он смотрел на меня сумасшедшими, не сфокусированными глазами, с носа стекали крупные капли пота. Я был готов всадить в него нож, как только он на меня двинется, но тут взгляд его упал на окровавленное, неподвижное тело, и он опустил свои кулачищи.

— Спасибо тебе, Сид, — сказал он. — Теперь я покойник.

С этими словами он повернулся и вышел, растворился в ночи, а через несколько минут завыли сирены полицейских машин и «скорой помощи».

Грейс ребенка потеряла. У нее случился выкидыш: маленький зародыш вышел из нее во время маточного кровотечения. «Скорая» мчалась в Методистскую больницу в районе Парк-Слоуп, а я, сидя рядом с ней среди кислородных баллонов, с двумя санитарами по бокам, вглядывался в ее лицо, на котором живого места не было, и меня била мелкая дрожь, а по телу пробегали судороги. Нос был сломан, а правое веко распухло так, что закрывало глаз. Когда мы приехали в больницу, Грейс на каталке отвезли в рентгеновский кабинет на первом этаже, а затем на лифте в операционную, где колдовали над ней часа два. Во время этого томительного ожидания я заставил себя позвонить в Шарлотсвилль родителям Грейс. Тут-то я и узнал о смерти Джона. Трубку взяла Салли Теббетс. Разговор вышел мучительный, и, казалось, ему не будет конца. Сын их близкого друга, чей внезапный уход их только что потряс, пытался убить их дочь? Мир сошел с ума! На том конце провода послышались рыдания. Салли передала трубку мужу, и он без предисловий задал мне главный вопрос: их дочь будет жить? Да, ответил я, хотя вовсе не был в этом уверен. Я не мог сказать иначе. Я не имел права произнести слова, которые бы перечеркнули маленький шанс. Если слова убивают, лучше ничего такого не говорить и даже не думать. Не для того я выжил, чтобы потерять жену. С меня хватит Джона.