Книга Война 2020. Поле битвы - Россия! - Ральф Питерс

Теперь он радовался, что все было именно так. Он надеялся, что его таджик-сокурсник возглавлял сегодня приближающийся отряд.

– Пять тысяч метров.

– Огонь! – скомандовал Бабрышкин в микрофон. – Включить автосистемы. Всем остальным вести беглый огонь. – Но, кроме первого слова, никто ничего уже не слышал. Все и так знали, что делать. Ни стальные борта танка, ни наушники не ослабляли оглушительного уханья мощных орудий.

Столбы разрывов скрыли от его глаз поле боя. Он пробовал считать пораженные цели, но все они располагались слишком близко друг к другу. Одно попадание сливалось с другим. В его наушниках звучали радостные вопли и стоны разочарования, к которым он так привык за последние недели. То были ни с чем не сравнимые крики сражающихся мужчин, дравшихся в разных машинах, не имея возможности видеть друг друга, прикасаться друг к другу, слышать запах товарищей, – иными словами, чувствовать, что они не одиноки. Бабрышкин давно уже пришел к выводу, что даже если бы в современном бою отпала нужда в радио как в средстве связи, оно все равно оставалось бы незаменимым с психологической точки зрения, чтобы во время сражения люди могли ощущать плечо соседа. Дай мне знать, что мои братья рядом со мной.

– «Дон», вас вызывает «Волга», – обратился он к начальнику огневой поддержки. – Осветите поле боя, скорее. – Он не услышал залпа установок, размещенных далеко позади ломаной линии танков и БТРов, но небо тут же залили искусственным рассветом сотни спускавшихся на парашютах осветительных ракет.

При их желтоватом свете Бабрышкин мог теперь различать отдельные мишени. Около двух десятков вражеских машин уже горели, но мятежники, надо отдать им должное, все же пытались перестроиться в боевые порядки. Несколько танков противника открыли ответный огонь, но ни один из младших командиров еще не докладывал Бабрышкину о потерях, и в стрельбе мятежников сквозило отчаяние и растерянность. На мгновение Бабрышкин представил себе весь тот ужас, хаос и вспышки героизма, что царили сейчас в рядах противника. В этот краткий миг мятежники снова стали для него почти людьми.

– Наводчик, – скомандовал Бабрышкин. – Цель… на расстоянии четыре тысячи семьсот… головной танк на левом фланге.

– Вижу.

– Можешь прицелиться?

– Очень далеко.

– Черт побери, ты поймал его в прицел?

– Так точно.

– Огонь!

Корпус машины дернулся от лишь частично смягченной амортизаторами отдачи. Бабрышкин принялся отсчитывать секунды.

Вражеский танк двигался, как ни в чем не бывало. Взрыва не было. Они промахнулись.

– Расстояние, – в ярости выкрикнул Бабрышкин, – четыре тысячи пятьсот…

– Товарищ командир, до него слишком далеко.

– Делай что говорят, черт возьми… Расстояние четыре тысячи четыреста пятьдесят.

Внезапно вражеский танк исчез в вихре пламени. Кто-то другой поразил цель.

Некоторое время Бабрышкин молчал. Он даже не стал выискивать другую цель. Наводчик был прав. И он это знал. Глупо даром тратить боеприпасы. Одному Богу известно, когда удастся пополнить их запас. Лучше предоставить добить мятежников тем танкам, у которых все еще в порядке системы обнаружения цели и управления огнем. Так гораздо эффективнее.

Однако что поделать с неуемным желанием убить, уничтожить? С чувством, гораздо более сильным, личностным, чем просто намерение внести свой вклад в победу? И Бабрышкин не мог не ощущать разочарование, даже горечь, когда его бригада добивала расползавшегося по степи врага. Он вслушивался в неторопливое, цикличное рявканье автосистем, переключавшихся с одной цели на другую. Оно действовало почти гипнотически – оглушительный грохот, через несколько минут после которого в степи неизменно вспыхивал еще один костер.

Он не заметил, чтобы хоть один из танков противника отвечал огнем через равные промежутки времени. Возможно, у них не работало ни одной автоматической системы. В чем-то война относилась еще суровее к измученным машинам, чем к их хозяевам из плоти и крови.

«Вообще-то хорошо, – подумал Бабрышкин, – что против нас только мятежники». Он знал, что его потрепанная часть не смогла бы так лихо расправиться с арабами или иранцами с их замечательными японскими машинами.

– Всем экипажам! – крикнул он. – Говорит «Волга». Не тратьте зря снаряды. Всем ручным системам прекратить огонь. Автосистемы… добейте их. Конец связи.

Когда он очень внимательно вгляделся через оптику в поле боя, то все еще смог различить то тут, то там отдельные лихорадочные перемещения уцелевших вражеских машин, пытавшихся выбраться из зоны поражения. Но вскоре автосистемы прикончили их всех. Безграничная степь выглядела теперь точно так же, как выглядела, наверное, тысячу лет назад, когда на ней во множестве горели костры монголов.

Бабрышкин ждал, когда его охватит знакомое чувство восторга и удовлетворения. Но на сей раз оно не торопилось. Сперва он списал все на усталость. Но еще недавно волнение боя ее как рукой снимало.

Они полностью уничтожили подразделение противника, не потеряв при этом ни одной машины. Редкая удача. Они выиграли время, спасли много жизней. Но Бабрышкин чувствовал себя так, словно провел ночь с отвратительной ему женщиной.

Он оглядел освещенную кострами степь.

Небо начало бледнеть. Скоро настанет новый день и принесет с собой новых врагов. Сегодня была очередь мятежников совершить ошибку, сделать неверный шаг. Но что будет в следующий раз? А потом? Любое везение когда-нибудь кончается.

– Ну, что ж, – успокоил себя Бабрышкин, – мы принимаем кровавую ванну только один раз. И на том спасибо.

Костры из подбитых машин уже начали догорать. Бабрышкин горько улыбнулся – так улыбаются друзья, вместе пригубив дурного вина. «Что там ни говори, – подумал он, – а советские танки прекрасно могут уничтожать друг друга».

Утренний свет высветил безбрежное море инея, простершееся вокруг островков согретой в бою земли там, где стояли танки Бабрышкина.

Он решил избавить разведчика Шабрина от необходимости видеть весь этот ужас и сам повел дозорную группу: горстку БМП, а за ними пустые грузовики, чтобы подбирать что найдется ценного, а также раненых жертв нападения мятежников. Больничные машины остались позади, уже давно битком набитые пострадавшими в предыдущих боях. Взвод танков выдвинулся во фланг, охраняя дозорных, в то время как остальная часть бригады начала приготовления к маршу на север.

Когда они подошли достаточно близко, чтобы убедиться, что все без исключения машины врага подбиты, Бабрышкин приказал танкам остановиться. Теперь следовало экономить каждый литр горючего.

На покрытой инеем земле за БМП тянулись длинные линии следов. Теперь их будет легко обнаружить, а когда упадет снег, то станет еще легче. Если только они доживут до снега.

Мотострелки ехали с открытыми люками, выискивая и добивая выживших мятежников.