Книга Хроноагент - Александр Калачев

Эта команда действует на нас как ушат холодной воды. Мы переглядываемся, не в силах понять, что это значит. Из Штаба идет Волков. Мы бросаемся к нему.

— В чем дело? Почему отменили вылет?

— Сам не знаю, мужики. Поступил приказ из дивизии.

Два дня проходят относительно спокойно. Если считать покоем постоянные разведывательные полеты на Белыничи и по три вылета в день на отражение налетов бомбардировщиков с тех же Белыничей. Мы гадаем, неужели командование опустило руки и решило оставить эту авиабазу в покое?

Что-то не верится.

К концу второго дня Лосев ставит задачу:

— Завтра с утра снова идем на Белыничи. Наша задача прикрыть дивизию “колышков”. Они начнут первыми. Все зенитные батареи выявлены, схема их огня известна. “Колышки” должны их подавить. Мы туда соваться не будем. Они своими “эрэсами” и бомбами сделают это лучше нас. Мы должны как следует прикрыть их от “мессеров”. Чтобы ни один из них не прорвался. Второй вылет ориентировочно в одиннадцать часов. Будем сопровождать туда же “пешек”. Дальше — по обстановке.

Он смотрит в сторону молодых и добавляет:

— Завтра на счету будет каждая машина, но задача настолько сложная и ответственная, что я принял решение: молодежь завтра в бой не пойдет. Это я к тому, чтобы вы не вздумали ко мне сейчас всем кагалом заявиться. Выгоню!

С рассветом поднимаемся всем полком. На земле остаются только майор Жучков и молодое пополнение. Через десять минут встречаемся с “колышками”. Мать честная! По столько сразу я их еще не видел. Похоже, что в бой идет вся дивизия. Мы принимаем порядок прикрытия. Километров за двадцать до базы “колышки” снижаются и поэскадрильно расходятся в разные стороны. Мы продолжаем идти тем же курсом.

На подходе к базе видим “мессеров”. Конечно, пролет такой армады через линию фронта не остался незамеченным, и вот нас уже встречают. Их не меньше сотни. При нашем появлении они перегруппировываются и оттягиваются в сторону. Ясно, что перспектива боя с нами их не прельщает. У них другая задача: “колышки”. Они были бы не прочь перехватить их на подступах, но вместо штурмовиков встретили нас. Мы расходимся, охватывая “мессеров” с флангов, сверху и снизу. Поняв, какую перспективу сулит им этот наш маневр, немцы оттягиваются назад.

А в это время внизу, на бреющем полете, к базе выходят “колышки”. Как и два дня назад, их встречает плотный зенитный огонь. Но как раз на эти самые опасные батареи идет первая тройка, а за ней и остальные.

Я уже с трудом различаю штурмовиков в море разрывов. Представляю, что сейчас чувствует ведущий первой тройки, как ему хочется сманеврировать, изменить высоту, сбить прицел зенитчикам. Но именно этого ему сейчас делать нельзя. Он — на боевом курсе, и за ним, как по нити, идут остальные тройки. Стоит ему слегка отклониться, и все. Вся тщательно просчитанная на земле схема атаки будет сломана, и все надо будет начинать сначала.

Так и хочется крикнуть ему: “Держись, парень! Двум смертям не бывать!” Успеваю заметить огненные черты залпа “эрэсов” и… На месте ведущего — слепящая вспышка. Прямое попадание! Такая же участь постигает левый штурмовик первой тройки, правый задымил и отваливает с набором высоты.

Но свое дело, пусть даже ценой своих жизней, первая тройка сделала. Тройка за тройкой “Илы” кладут “эрэсы” и бомбы точно на зенитные батареи. С разных сторон заходят новые и новые эскадрильи и пашут, ровняют с землей позиции зенитчиков.

Но все это я вижу уже как бы боковым зрением. “Мессеры” пытаются выполнить то, ради чего их подняли в воздух: они атакуют “колышки”. Попытка не дает результата. Две наши эскадрильи ударами снизу и слева отбивают их и заставляют отвернуть, а сверху наваливаемся мы. Наша задача — поломать их строй, разорвать на отдельные пары, не дать им выполнить совместный маневр для новой атаки. Мы делаем это довольно успешно. Ведущий “мессер” неосторожно затеял разворот у меня в прицеле да еще на дистанции самого эффективного огня. Короткая очередь, и кривая разворота, отмеченная дымным следом, упирается в землю.

Волкову в прицел попадает еще одна пара. Он бьет ведущего, а ведомый шарахается в сторону и сталкивается с другим “мессером”. Еще три “мессера” в дыму и пламени пикируют до самой земли, остальные бросаются в разные стороны.

Повинуясь команде, они вновь пытаются сгруппироваться для атаки. Но мы наваливаемся на них уже всем полком. Еще пять “мессеров” выходят из боя, чертя по небу дымные линии. Похоже, одного сделал Сергей. Это — конец. Оставшиеся “мессеры”, хотя их по-прежнему вдвое больше, не выдерживают и выходят из боя со снижением.

“Колышки” тоже закончили свою работу. Они выстраиваются в походный порядок и берут курс на северо-восток. Разворачиваемся и занимаем место в боевом охранении. Мне трудно оценить, какие у них потери, но поработали они неплохо. Зенитки, конечно, все еще тявкают в нашу сторону, но этот огонь уже не идет ни в какое сравнение с тем, что был два дня назад.

На месте зенитных батарей — воронки, опрокинутые орудия, пожары. Уцелело, конечно, немало, больше половины, но такого большого урона они нам уже не нанесут. Не те возможности.

В наушниках слышу голос Волкова:

— Двадцать седьмой! Видишь, один из “колышков” отстает? Возьми его на себя.

— Понял.

Мы с Сергеем выходим из строя и приближаемся к отстающему штурмовику. Ему здорово досталось. Мотор тянет еле-еле. Но, пока тянет, бросать его нельзя. Я, вспоминая, какие Жучков называл нам частоты, когда говорил о связи с “колышками” в воздухе, подстраиваю рацию и выхожу на связь:

— Сто девятый! Я — “Сохатый-27”. Слышишь меня? Ответь.

— И слышу, и вижу, “Сохатый”.

— Тяни домой, мы тебя прикроем.

— Спасибо, браток.

— Как дела?

— Скверно. Мотор не тянет, стрелок ранен.

— Сам цел?

— Слава богу!

Когда мы переходим линию фронта и подходим к Днепру, мотор штурмовика начинает давать перебои. Заглохнет, “Ил” проваливается, мотор оживает и тянет дальше, но высоту набрать уже не может. Такие “клевки” становятся все чаще, а земля-то вот она, рядом.

— Сто девятый! Садись к нам, а то ты так скоро до земли доклюешься.

— Показывай дорогу.

Сергей выходит вперед и берет курс на наш аэродром. Раненый штурмовик, периодически поклевывая носом, тянется за ним. Только бы при посадке не клюнул!

Садимся благополучно, все трое. “Ил” укатывается метров на сто дальше нас.

Зарулив на стоянку, я иду к штурмовику. Летчик стоит на крыле и помогает выбраться из кабины раненому стрелку.

— Прими его, — говорит он мне и обращается к стрелку: — Все, Гриша, уже прилетели, потерпи еще немного.

Мы с ним укладываем стрелка на землю, я машу рукой санитарам, и те бегут к нам с носилками.

— Здорово вы поработали! — говорю я штурмовику.