Книга Последнее звено - Виталий Каплан

В городе особо не на что было смотреть. Все очень похоже на Кучеполь. Ближе к центру – скверики, площади, предназначенные для народного гуляния. Большие, обнесенные каменными заборами строения – сперва мне показалось, боярские усадьбы, но первый же встречный парнишка рассеял мое заблуждение. Присутственные места – дом городского собрания, резиденция городничего, Учетная палата, Разрядный Приказ, Уголовный… Нет, туда, пожалуй, мне не надо.

Внимание мое привлек высокий – в целых четыре этажа! – каменный дом с необычной формы крышей. По четырем углам тянулись в небо острые прямые иглы. Антенны, ошалело подумал было я, но, приглядевшись, понял, что иглы – тоже каменные, и стилизуют они сужающиеся кверху башни. И у каждой наверху – маленький медный шарик.

Дом отделял от улицы невысокий заборчик, ворота были открыты нараспашку, и стояла очередь – прямо как на концерт какой-нибудь популярной группы. Первые торчали на ступенях высокого крыльца, последние жались вдоль забора. Темно-серая людская змея растянулась метров на двадцать. Интересно, что дают?

Люди тут толпились самые разные. Пожилые тетки и молоденькие девчонки, дряхлые старцы и парни моего возраста. Социальный состав тоже пестренький, насколько я мог судить. Тут и мастеровые, и мужики-смерды, и степенные купцы, и какие-то неопределенного положения личности – может, приказчики из дорогих лавок, может, половые в трактирах. Был один боярин – судя по медвежьей шубе, перевязи с саблей в серебряных ножнах и роскошному посоху – покойный господин Лыбин обзавидовался бы. Стоял в общей очереди и не выказывал по сему поводу ни малейшего неудовольствия.

– Что дают? – спросил я стоящих в хвосте.

Оказалось, научная консультация, городской полисофос. Я вспомнил рассказы Александра Филипповича об этих заведениях. Ученые, специалисты по практической аринакистике дают населению советы по улучшению линии. Каким-то образом высчитывают, беря за основу день и час рождения, ритм пульса, цвет глаз… ну, и подробный рассказ пациента о себе.

От нечего делать встал и я. Хоть отдохну немного от ходьбы… послушаю, кстати, разговоры… может, тут только и речи о дерзком убиении славного сына отечества князя-боярина Лыбина…

Место явно пользовалось популярностью – за мной тут же пристроился мелкий мужичонка с изъеденным какой-то кожной болезнью лицом, за ним – прямая как столб тетка, одетая по-купечески. Вернее, как одеваются люди купеческого сословия, когда хотят выглядеть скромно. Судя по ее плотно сжатым губам и нервному лицу, тот еще у тети характер. Чем-то даже напоминала она Фомичеву, нашего замдекана. «Последней комиссаршей» звали Ольгу Марленовну преподы, а вслед за ними и мы, студенты.

Догадка моя почти подтвердилась: люди в очереди говорили много и охотно. Только вот ни обо мне, ни о Лыбине – ни слова. Обсуждали свои проблемы, нуждающиеся в научном разрешении.

– Хворь у меня завелась, – обернувшись ко мне, доверительно сообщил мужичонка. – Так и колет в боку, сил нет. Я, конечно, к лекарю, все как положено: и яиц, и сукна штуку. Лекарь помял-помял, и говорит: это, Косма, наследственное. В прошлом шаре чего-то не то сотворил, вот сейчас здесь и отдается. Я тебе, говорит, конечно, снадобье составить могу, и боли твои оно облегчит, да вот какой ценой? Может, линия через то покривится и в следующем шаре безногим родишься? Сходи-ка ты, говорит, к ученым, пускай проверят твою линию, можно ли лечиться?

– А у меня вот дочка с соседским парнем загуляла, – поведала ему стоявшая перед ним женщина. – Парень вроде ничего, семья обеспеченная и вроде не прочь породниться… Но вот дедушка их в молодости, говорят, сущим кобелем был, девок-служанок в своем трактире без счету перепортил… И вот как бы его кривая линия на мою Ларочку не перешла… Дед мужа, это как, сильно влияет, не знаете?

Стоявшая за мной дама своими печалями делиться не захотела. Я тоже благоразумно молчал, а стоявшие впереди, не стесняясь, откровенничали.

Неужели всерьез верят, что им там подскажут, как поступить правильно, назовут единственно верный вариант? Ведь по доброй воле сюда пришли, никого же в эти полисофосы не загоняют, сами приходят и деньги платят. Глубоко верующие люди.

Или просто глубоко неуверенные в себе, боящиеся каждого чиха. Им нужно, чтобы кто-то принял за них решение, сказал: вот так – правильно, и тогда они с чистой совестью последуют предписанным путем, и как бы там дальше ни сложилось, будет им на душе тепло – линия идет как надо. В глобальной, конечно, перспективе, на бесконечное множество жизней-шаров вперед…

Постояв так с полчасика, я решил, что с меня хватит.

– Отойду ненадолго, скажите, что я занимал.

Мрачная купчиха молча кивнула. Может, она вообще немая?

Я повернулся и пошел вверх по улице. Независимый человек (рукава длинные, да и рукавицы – железного браслета не видно) не спеша прогуливается по тротуару. Одет вроде прилично, кровавых пятен на нем не наблюдается, отвяньте вы все от него!

И, однако же, я чувствовал – не отвяли. Уж мое-то дело раскрутят на полную катушку. Еще бы – впервые за двести лет! Можно заносить в Гиннесса (если у них таковой есть). Носом будут землю рыть… до магмы дороются.

И погода, прямо в такт моему настроению, начала портиться. Еще не так давно солнышко радовало, а сейчас поднялся назойливый ветер, нагнал облаков… Если снег выпадет, то лесные следы мои заметет… если только их раньше не нашли. Может, меня уже пасут? Может, вон тот поддатенький мужичок с рыжей бородкой – приказной сыщик? Может, эти две бойкие бабенки, идущие впереди по дощатому настилу и обсуждающие цену на бархат, на самом деле ведут наружное наблюдение? Может, вон тому упитанному мальчику, катающему по мостовой ржавый обруч от бочки, посулили два гроша, чтобы проследил за мной?

Нет, никаких явных примет слежки я не замечал – но ведь и не должен заметить, если за дело взялись профи. Одно только странно: если выследили, так чего же не взяли? Я же не шпион, на подпольные явки не выведу, под камнем секретную документацию прятать не стану. Сопротивления опять же от меня ожидать не приходится, сабли нет, а Алешкин ножик – это несерьезно… Ну, разве что по мелочи… боярина-маньяка там прирезать…

– Ровной вам линии, люди! Ровной и гладкой!

Я поднял голову. На перекрестке стояла на коленях женщина… да, именно женщина, не баба. Несмотря на погоду, была она одета в одну лишь полотняную сорочку, волосы распущены, а лицо… ну, что грязное – это ладно, но обе щеки покрыты тонкими шрамами, а на лбу – синеватый след ожога в виде лодочки.

– Ровной вам линии! Ровной!

Говорила она монотонно, без всякой интонации, а рядом был расстелен прямо на булыжниках неопределенного цвета платок, на котором сиротливо жались надкушенная горбушка, две репки, медный грош и – неожиданно – половинка медового пряника. Подавали, как я понял, более чем умеренно. Люди обтекали ее, словно в ненужном месте врытый дорожный столб.

Первая нищенка, которую я тут увидел. А ведь мне твердили, что нищих давно уже нет, что содержат их в общественных домах, и вполне прилично содержат. Никому в Великом княжестве словенском голодная смерть не грозит, всякому гарантирован кусок хлеба и крыша над головой… только пойди и попросись… в каждом городе такие приютные дома имеются, и не один.