Книга Дети Барса - Дмитрий Володихин

— Пощади, царевна и мать… Она разжала захват.

— …Существует еще один смысл, четвертый. Он принадлежит лично тебе. И когда-нибудь, Балле, ты его непременно отыщешь.

— Я услышал тебя.

…Царица Лиллу уверилась в своем решении. Аннитум надо убирать подальше. Бал-Гаммаст? Тут она не понимала. Да. От любимого сына Барса следовало ожидать чего-нибудь в подобном роде. Но это уж слишком! Балле стоило бы держать под рукой. Иначе он непременно наворочает дел… потом не разберешься. И может стать самостоятельной силой, если чутье не обманывает ее. Пожалуй… не отпускать. Что там насчет Урука завещал Донат? Гармония требует иного. Здесь, в Лазурном дворце, она сумеет утрамбовать его как следует. Благо самого Балле и всего государства предполагает долгое воспитание сорванца…

Но узор в тот день рисовала не одна царица Лиллу. Эбих черных просматривал таблички, присланные Упрямцем, Дуганом и Уггал-Банадом из края Полдня, далеко еще не замиренного. Он обдумал вчерашнее столкновение и пришел к выводу: «Надо убирать мальчика из столицы. Как можно раньше. Лиллу раздавит его из лучших побуждений. А он — наша последняя надежда…»

* * *

Паводок великой и бешеной нравом реки Еввав-Рат недавно закончился. Вода еще стояла высоко в канале Агадирт, и в великой реке Тиххутри, и в небольших каналах, и в канавах на полях земледельцев, и в искусственных прудах, и в болотцах. На глинистых всхолмьях, куда не добирались ни плуг, ни лоза, не пересыхали глубокие лужи. Край Полночи в стране Алларуад наполнился сырыми ветрами. Луна редко показывалась из-за туч.

Эбих Асаг, лугаль Баб-Алларуада, главного оплота Царства в краю Полночи, лежал голышом под пологом, защищающем от комаров. Сон не шел к нему. Два дня назад он прибыл из подчиненной ему Барсиппы, где наводил порядок после разгрома, учиненного там мятежниками несколько месяцев назад. Раны в стенах были заделаны, гарнизон бунтовщиков, сдавшийся после непродолжительного сопротивления, строил дома, восстанавливал дамбы и рыл колодцы. Город недавно присягнул на верность государям Апасуду и Бал-Гаммасту… Ниоткуда не приходило тревожных известий. Молчали лазутчики. Тамкары, вернувшиеся из полночных земель за каналом, не увидели там ничего угрожающего. Дозоры из Эшнунны, уходившие далеко в степь и предгорья, возвращались, не найдя вражеских отрядов…

Тем не менее 1-го дня месяца тасэрта эбих Асаг, повинуясь странному беспокойству, покинул богатый и веселый город Барсиппу ради строгой и унылой крепости Баб-Алларуад. Что поделаешь, в этой земле солдат всегда был главнее торговца.

Военное место. Здесь на трех мужчин не более одной женщины, и от этого бабье несговорчиво. Не то что в столице или в той же Барсиппе… Сегодня эбиха отвергла Аттам, дочь агулана водоносов. Да и Творец с нею. Беда невелика.

Беспокойство не оставляло Асага и здесь. Он не притрагивался к вину вот уже седмицу, с самой Барсиппы. Усилил стражу на стенах. Велел закрывать ворота в форте на переправе полустражей раньше обычного. Вчера вышел с конным отрядом за канал и разведал местность к Заходу от переправы… никаких следов неприятельского войска. На Восход по каналу — к реке Тиххутри — отправил на трех лодках сотника черной пехоты Маггата с солдатами. Тревога постепенно усиливалась, будто больной зуб просился вон из десны и дергал все настойчивее. Эбих осмотрел древние стены, хотя их и ремонтировали всего солнечный круг назад. Только говорят, что Баб-Алларуад построили еще при царе Уггал-Банаде I. Конечно» с тех пор эту твердыню враг ни разу не подчинял под свою руку. Ни штурмом, ни осадой, ни хитростью. В пророчестве сказано: «Будет Царство стоять несокрушимо, пока не пали ворота Царства…» — то есть Баб-Алларуад, ибо это имя означает как раз «Ворота земли Алларуад». Сюда Младший народ пришел во времена Исхода. Здесь вырыт был первый канал Царства… Не важно. От Уггал-Банада I, по прозвищу Львиная Грива, в стенах крепости не осталось ни одного кирпича. Ее дважды разрушали, хотя само место оставалось за Царством, и неприятель не мог выбить его защитников из руин. Потом дважды восстанавливали. Несчетное количество раз ремонтировали. Говорят, Кан II Хитрец, сто солнечных кругов назад истративший прорву серебра на новый форт, пошутил: «Не знаю более высокооплачиваемого пророчества…»

У Асага под началом числилось пятьсот солдат пехоты ночи, еще тысяча лучников и копейщиков царской службы, неполная сотня конников, а также сотня гурушей, охранявших порядок в городе я ближайших селениях открытой земли. Если поставить на стены ополчение горожан, привычных к военным грозам, он получит еще тысячу или две.

Этого достаточно для хорошего боя. И офицеры у него вполне надежные. Ветераны, за каждым по доброму десятку походов и более того. Прежнее царствование выдалось щедрым на битвы, как бывает иной солнечный круг щедрым на дожди, на хлеб, на урожай гранатов или на саранчу…

И все-таки эбих никак не мог успокоиться. Так случалось с ним раньше, и всякий раз — не зря. В отблесках огня и в шуме ветра, в плеске рыбы на прудах и в едва различимом шепоте травы ему чудилась надвигающаяся угроза.

Иной раз, когда подступало к нему такое, эбих сам себе казался львом, бредущим в высокой траве; звуки и запахи несут ему непонятное для человека слово о пище и опасностях; невнятный каприз подталкивает его пойти в одну сторону, а не в другую; страх перед тем, кто сильнее и может оказаться за первым же поворотом, мешается с желанием убить и уверенностью в собственной мощи; ноздри нервно втягивают илистое зловоние приречных зарослей; лапы сами собой выбирают то место, где под ними ничто не треснет и не зашуршит. Рат Дуган говорил ему на это раз и другой: «Не понимаю. Я должен знать наверняка. Иначе не умею». Лан Упрямец помолчал-помолчал и сказал вот что: «Ты, друг любезный, заполучил от Господа полезную вещь. У меня ее нет. Н-да. Но иногда мне достаточно взглянуть на человека, послушать, как он говорит на протяжении сотни ударов сердца, и я буду знать, где он надежен, а в чем слаб, какая в нем сила, куда его отправлять с поручением не стоит и куда — стоит. Меня всегда интересовало, Асаг, кем взять дело и как это совершить, а тебя — кто ударит первым и откуда, потом — будь что будет. Должно быть, Творец увешивает мэ эбиха странными игрушками… Я верю тебе. Ты и впрямь похож на дикого кота. Если б можно было поставить нас троих командовать армией в одном сражении, мы были бы непобедимы. Ты разведал бы все как надо и выиграл первую сшибку. Я бы добился преимущества в середине. Рассчитал бы, как добиться. Ну а Топор закончил бы дело в нашу пользу, потому что он из нас троих — самый упорный и неуступчивый…» Про Уггала Карна тогда не задалась беседа. Тот стоил их троих, вместе взятых. Не самое большое удовольствие — говорить об этом вслух…

Сегодня днем Асаг молился в храме. А потом преподнес городскому первосвященнику в дар для Дома Творца расписную алебастровую вазу и костяной ковш с тонкой резьбой. Дал бы что-нибудь подороже, но не та у него была натура, чтобы копить серебро, барахло, скот. Ценные вещи не задерживались у Асага. Любил коней и женщин. Но и с конями, и с женщинами как-то выходило, что сами они оказывались во владении эбиха и сами же куда-то девались. Любил еще войну. И это единственное, чего было у него за тридцать семь солнечных кругов хоть отбавляй.