Книга Бунт при Бетельгейзе - Евгений Гаркушев

Туннель между пещерами, в которых размещались бараки, плавно петлял, следуя давно выработанной золотой жиле. Эдвард задумчиво брел, вглядываясь в сверкающие под светом фонарей блестки на стенах. Достал из кармана наушники, включил плеер.

Если будешь воровать,

станет нарами кровать,

будешь лысый и больной,

астероид дом родной.

Идти под бодрый мотив стало веселее. Хотя слова Цитруса не радовали, напоминая о его злой доле.

Когда от недостатка воздуха Эдик и Дылда уже начали задыхаться (охранники предусмотрительно достали из заплечных сумок кислородные маски, которыми и не подумали поделиться с конвоируемыми), показались огромные белые ворота лазаретного барака. В них вполне мог пройти орбитальный челнок. Именно с таким расчетом ворота и делались — для эвакуации с максимальным комфортом больных охранников и привилегированных заключенных. Правда, за время отсидки Эдика еще ни одного коска не увозили из колонии на челноке. Зато местное кладбище пополнилось четырьмя могилами. Каждому коску полагалось чалить полный срок, после чего уже его останки могли забирать родственники — если они в этом очень нуждались.

— Может, док оставит вас на ночь? — с надеждой поинтересовался охранник, которому не улыбалось конвоировать косков обратно в третий барак.

— Там много свободных камер, — подтвердил втором.

— Ага, тех, что остались от инфекционных больных, — кивнул Эдик. — Вы уж лучше отдохните там , ребята, перед тем как вести нас обратно. Только не дышите в нашу сторону. И не снимайте своих масок. Впрочем, я не знаю, как пойдут дела с доком. Не от меня это зависит.

— Ясно, — буркнул один из охранников. Грубить не стал — пять рублей сделали его вежливым и обходительным.

Кондратьев встретил косков сразу после шлюза, отпустил охранников.

— Свободны, ребята. Мы поладим с пациентами, они ведь не станут на меня бросаться? — доктор хихикнул — в том, что ему ничего не угрожало, он был уверен.

— Здравствуйте, Матвей Игнатьевич, — вежливо склонил перед эскулапом голову Цитрус.

— Привет, док, — буркнул Дылда, что было для него высшим проявлением вежливости.

— Привет, здоровяк, — улыбнулся доктор. Седина блеснула в ровном проборе прически. — У меня в лаборантской есть большая пачка печенья. Пойдем, ты сможешь пожевать! И запить сладким чайком.

Дылда даже затрясся.

— Люблю я вас, док!

— Люби уж лучше свою резиновую подружку. Что ж ты ее с собой не взял? Не боишься, что в твое отсутствие ее кто-то обидит? Она ведь и защитить себя толком не может.

Дылда помрачнел.

— Вы думаете, могут?

— Надеюсь, всё обойдется, — Кондратьев улыбнулся, радуясь, что ему удалось посеять в душе великана сомнения. Характер доктора отличался патологической пакостливостью. — Чем хороша твоя подруга — никому не откажет. Но ей ведь это в радость, правда?

Дылда помрачнел еще больше.

— А ты займись печеньем. Мы с твоим грамотным другом переговорим наедине.

Кабинет тюремного врача представлял собой любопытное зрелище. В первую очередь любому посетителю в глаза бросались три скелета. Один из них принадлежал человеку. Клыки и вытянутый череп другого указывали на то, что при жизни скелет принадлежал рангуну. А третий, маленький, похоже, подарил науке таргириец. Ребра этого скелета были покрыты множеством мелких дырочек.

— Глюмзии поработали, — охотно объяснял посетителям Кондратьев. — Очень любопытный экземпляр! Сам кости вываривал, сам скелет собирал… Ручная работа!

Помимо скелетов, в кабинете имелся огромный стол, диван и два кресла, стеклянный шкаф с инфокристаллами, медицинским оборудованием и даже с бумажными книгами. Между креслами стоял небольшой журнальный столик.

Доктор указал Руке на одно из кресел, сам уселся в другое. Эдик достал из-под робы бутылку коньяка, водрузил ее на столик.

— У меня как раз лимончик есть, — обрадовался Кондратьев. — Клонированный, правда. Но по вкусу — будто только с дерева. Только сомневаюсь я, Эдвард, что коньячок твой настоящий. Разве же здесь можно купить настоящий дербентский коньяк? Французский — я бы еще мог поверить… «Метаксу» там греческую… А вот чтобы «Дербент»… Где брал?

— Охранники от контрабандистов подогнали.

— Ну, от контрабандистов — может быть. Левая партия, — предположил доктор. — Сейчас попробуем, выясним.

Эдвард скрутил пробку, разлил коньяк в широкие бокалы. Доктор порезал желтый, слегка отдаюший машинным маслом лимон. Выпили.

— А что же, похож коньячок на настоящий, — заключил Кондратьев.

— Да и ваш лимон ничего… Даже лимоном пахнет — если о машинном масле забыть.

— Что ты хочешь? Привкус клонатора у продуктов отбить трудно.

— Да, тяжело…

— Умеешь ты устраиваться, Цитрус! — благодушно сообщил Кондратьев после второй рюмки. — Но ты ведь не просто угостить меня пришел, зная мою искреннюю любовь к хорошему коньячку! Наверняка узнать что-то хочешь?

— Узнать? — насторожился Цитрус. — А почему вы думаете, Матвей Игнатьевич, что я хочу узнать? Может, у меня просьба какая есть? Или заказ? Письмо на волю?

Доктор хихикнул.

— Нет, ты хочешь именно узнать, и я даже в курсе того, что именно тебя интересует. Мне и самому это очень любопытственно.

— Так рассказывайте! За мной не заржавеет. — Кондратьев вздохнул.

— Я ведь и сам не знаю, Эдик, кто будет новым начальником колонии.

Рука едва удержал готовящуюся упасть челюсть на месте. Но недаром он долгие годы практиковался в покерном блефе — на внезапное известие о том, что Козлова убирают с должности начальника колонии, внешне никак не отреагировал. Помолчав немного, спросил:

— И предположений никаких нет? То есть, я хочу сказать, вам, Матвей Игнатьевич, обычно всё известно. Ваша посвященность поражает даже самых непросвещенных. И я…

— Стоп, — сказал Кондратьев, осознав, что болтливого Эдика снова понесло. — Предположения у меня есть. Знаю даже две самые вероятные кандидатуры. Генерал Солодухин и полковник Мюллер.

— Кто же из них лучше?

— Солодухин — милейший человек. Я работал с ним в секторе Арктура, когда только начинал карьеру. Он и торговлю разрешит, и каторжников притеснять сильно не будет. Одно обидно — его всё же собираются спровадить на пенсию. А Мюллера продвигают из самого министерства юстиции. Связи у него там большие. Он может добиться увеличения контингента охраны — и тогда уж так гайки закрутит, что всем четвертый барак сказкой покажется.

— Доктор, — в комнату ворвался Дылда с пачкой печенья в руке, — его кушать нельзя. Я чуть зубы себе не поломал!

— Да?! — искренне развеселился Матвей Игнатьевич. — Забыл предупредить. Оно не совсем свежее. Ладно, душа моя, поройся в шкафчике. Там найдешь пару пряников. Привезли прямиком из Тулы.