Книга Очаг на башне - Вячеслав Рыбаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Антон, – спросил Симагин, Стараясь говорить совсем спокойно, хотя его колотило. – Хочешь сам сдать вещи?
– Хочу! – не веря счастью, выпалил Антон.
– Держи деньги. Помнишь, за кем мы?
– Аск! – взросло возмутился Антон. Симагин бросился к телефону. Карамышев был дома.
– Доброе утро, Аристарх Львович, – сказал Симагин.
– Доброе утро, Андрей Андреевич, – сумрачно отозвался Карамышев. Судя по голосу, он был в дурном расположении духа.
– Мы с вами остолопы, – весело сообщил Симагин.
– Отрадно слышать, – ответил Карамышев. – Признаться, я тоже с утра за столом и тоже пришел к аналогичному выводу.
– Да я не за столом, я в химчистку стою... Знаете, что? В латентных точках мы напоремся на экстрасенсорную дребедень. Лечение руками. Ясновидение, телекинез. И, может, еще что похлеще. Все качественно иные состояния организма, которые в истории фигурируют как чудеса. А возможно, и такие, которых еще никто не наблюдал или не описал. Если эта чертовщина вообще существует, то только здесь. На резонансе. А знаете, что будет, если мы это ухватим?
Карамышев молчал. В трубке слышалось его напрягшееся, сразу охрипшее дыхание. Он молчал долго.
– Господи, – вдруг сказал он.
– Будет новый мир, – сказал Симагин. – Совсем новый.
– Но метод! – отчаянно, словно его вдруг стали резать, закричал математик. – Метод поиска!
Симагин засмеялся.
– Не нужен никакой метод. Я же говорю – качественно иные состояния. У них и спектр качественно иной. То ли частоты другие, то ли темп... Там же не текущее состояние регистрируется, а, так сказать, предпочтительная будущая возможность. Мы этот спектр просто не ловим, хотя он обязательно должен быть, в каждой точке – свое, специфическое ожидание... Но на нашей спектрограмме здесь просто дырки. Понимаете? А у нас сплошная линия. Это электронное эхо. Сигнал прерывается и тут же возникает в иной позиции. Луч исправно заполняет пробел, а мы дурью маемся. Нужен какой-то фильтр на катодах, что ли... Если снять эхо, дырки будут видны с ходу, прямо на экране. Приходите завтра в институт на часок пораньше, если можете.
Карамышев опять долго молчал.
– В химчистку, значит, – пробормотал он хрипло.
– Да, очередюга, знаете... И вот еще. Если вам не трудно, предупредите еще Володю, у меня больше двушек нет. Пусть он придет тоже, он же по электронике у нас...
– Я позвоню ему, – пообещал Карамышев. – И, разумеется, приду сам. Поздравляю вас, Андрей Андреевич. Это... До завтра, – он резко повесил трубку.
Ну, вот, думал Симагин, несясь к химчистке. Ну, вот. До завтра. Вокруг все сияло. В золотом мареве рисовались странные видения – чистые, утопающие в зелени города, небесно-голубая вода причудливых бассейнов и каналов, стрелы мостов, светлых и невесомых, как облака. Сильные, красивые, добрые люди. Иллюстрации к фантастическим романам начала шестидесятых шевельнулись на пожелтевших страницах и вдруг начали стремительно разбухать, как надуваемый к празднику воздушный шарик. Лучезарный дракон будущего в дымке у горизонта запальчиво скрутился нестерпимо сверкающими пружинистыми кольцами, вновь готовясь к броску на эту химчистку и этот ларек. А ведь, пожалуй, накроет, сладострастно трепеща, прикидывал Симагин. Неужто накроет наконец?! Или опять химчистка и ларек увернутся и, переваливаясь по-утиному, неуклюже, но шустро отбегут в сторонку?
А вокруг Антошки толпились бабульки и причитали, какой он взрослый да смышленый. Антошка стоял, нахохлившись, глядя исподлобья, и, едва завидев Симагина, бросился к нему, чтобы спрятаться от похвал.
– В седьмом барабане, – деловито отчитался он. – Уже пять минут вертят. С антиста... татиком. Ты им не вели меня так хвалить. Как будто я очень глупый, что вещи сдать мне подвиг.
На них умильно смотрели со всех сторон. Симагин поднял взвизгнувшего Антона на руки и подбросил к отечному трещиноватому потолку.
– Ты чего?! – на всю химчистку с восторгом завопил Антон.
– Жить на свете – хорошо! – на всю химчистку с восторгом завопил Симагин.
Дверь открыла Ася. По ее глазам Вербицкий сразу понял, что пришел не вовремя, и заулыбался еще приветливее, втаскивая в квартиру невыносимо тяжелый портфель.
– Здравствуйте, Асенька, – произнес Вербицкий задушевно и с облегчением поставил портфель на пол. – Можно войти?
– Здравствуйте, Валерий, – отчужденно сказала она, не скрывая неприязни. – Вы слышали передачу?
– Какую передачу?
– По радио. И по телевизору.
– Я ехал... Мы будем разговаривать на пороге?
– Проходите, – сказала Ася сухо.
– Я, собственно, на минутку, – приоткрыв портфель, он тронул кнопку включателя и вынул небольшую, еле поместившуюся книгу. – Брал у Андрея справочник, для работы... вот. Что за передача? У вас такой вид, будто кто-то умер.
– Умер.
А, черт, подумал Вербицкий. Не повезло. Мне всегда не везет.
– Простите, – нерешительно выговорил он. – Тогда, может, мне действительно лучше уйти?
Она пожала плечами. Вербицкий сглотнул.
– Ну хоть полчасика дайте отдохнуть, – попросил он, принуждая себя заискивающе улыбнуться. – Я с таким трудом ехал.
– Конечно, полчасика дам, – ответила Ася. – Присаживайтесь.
Вот и все.
Вербицкому стало хорошо и спокойно. Все труды остались позади. Словно он сел наконец в вагон поезда, на который никак не мог достать билет, и поезд тронулся, перрон скользнул за окном, провожающие машут и пропадают... Он почти видел, почти ощущал стремительное биение прозрачных полей вокруг портфеля. Это должно было длиться около двадцати четырех минут. Через полчасика, дорогая, ты уже не захочешь, чтобы я ушел; никогда не захочешь. Его подмывало позлить эту женщину, увидеть ее неприязнь – тем разительнее и сладостнее будет преображение. Интересно, как это будет выглядеть? Симагин говорил – до трех метров. И расстояние должно быть постоянным. Она села у стола. Достает. Или далеко? Нет, все будет хорошо. Должно же хоть что-то быть хорошо. Он смотрел на Асю из-за вагонного стекла, и сам не мог понять, что чувствует, мысленно видя, как его воля, вековечная воля самца, проросшая из архейских болот и вооруженная двадцатым веком, сквозь тщетную одежду, сквозь обреченную, беспомощную наготу вламывается прямо в душу и проворачивает там какой-то сокровенный рычаг, непоправимо переключая эту стройную гордую женщину, как стиральную машину или телевизор, – с программы на программу... Поезд набирал ход.
– Неужели Андрей и по воскресеньям ходит в институт?
– Они с Антошкой ушли в химчистку. Очередь, конечно...
– Надо же... – бессмысленно проговорил Вербицкий. Две минуты прошло. – Так что у вас случилось, Ася?
– Витя Лобов погиб.