Книга Спасти СССР. Инфильтрация - Михаил Королюк

– Хочешь?

– Что это? – в изумлении разве что не обнюхала.

– Сладкие батончики вчера испек. Геркулес с тертым яблоком, корицей, изюмом и медом. Вкусно, – тяну тоном профессионального соблазнителя и смачно откусываю от своей порции. Действительно вкусно, меда с корицей не пожалел.

– Спасибо!

Батончик энергично вырван у меня из рук, и мы захрустели на пару.

– Мм… – закатив глаза к небу, проговорила Тома. – Здоровски… Сложно готовить?

Перед подсечкой делаю драматическую паузу, словно что-то припоминаю, потом небрежно роняю:

– Да нет, наоборот – просто. Хочешь завтра после школы зайти ко мне? Пообедаем, и я проведу инструкторско-методическое занятие. За час управимся. Кстати, обжаренный геркулес можно не только в батончик формировать, но и россыпью делать, а потом с молоком на завтрак. Тоже вкусно. И полезно.

Тома с задумчивой грустью разглядывала огрызок батончика в руках. Я замер с деланым безразличием. Ловись, рыбка, большая и маленькая…

– Я подумаю, – лукаво улыбнулась девушка.

Хм… Мою невинную хитрость раскусили?

– Угу… – В бурчание невольно прокрались недовольные нотки. Чтобы их скрасить, резво продолжаю: – Впрочем, я сейчас наладил производство, на свой один небольшой батончик в день можешь смело рассчитывать.

– Я подумаю, – повторила она. – Можно и у меня пообедать. Я у тебя чай уже пила, теперь твоя очередь. А потом покажешь.

– Прокормишь? У меня после школы аппетит зверский. – Пытаясь скрыть довольную улыбку, следующие два шага делаю чуть-чуть короче, чтобы немного приотстать. Мимика у меня предательски открытая, плохо подчиняется даже прямому волевому контролю. Видимо, тоже возрастная особенность.

– Порадуешь своим жором бабушку, она вечно ворчит, что меня не накормить.

Ах ты ж черт, там бабушка водится… Улыбка стекла с лица, сменившись озабоченным выражением. С другой стороны, подумаешь, бабушка… Как будто я всерьез рассчитывал на что-то ощутимое от этого обеда. Окидываю Томин профиль оценивающим взглядом. Да, до первого поцелуя еще как до небес – семь верст и все лесом…

– Главное, не напугать с первого раза своим аппетитом старушку слишком сильно.

Тома жизнерадостно рассмеялась:

– Это вряд ли, она у нас хлебосольная. Пока, как пузырь, за столом не раздуешься – не выпустит.

– Так когда, говоришь, я смогу познакомиться с этой достойной женщиной?

Со смехом сворачиваем на Москвину, на повороте нас с понимающей полуулыбкой энергично обгоняет химичка. Дав Елене Дмитриевне отойти, объявляю:

– Анекдот. Знаете ли вы, что у Лжедмитрия Второго была дочка Елена? Елена Лжедмитриевна.

Переждав хихиканье, продолжаю:

– Сейчас проверю, как ты арифметику знаешь. Помнишь, что Владимир Ильич сказал про коммунизм, советскую власть и электрификацию?

– Э-э-э… Коммунизм – это советская власть плюс электрификация?

– Угу… Смотри.

Я поднял с земли прутик, обломал мягкий кончик и вывел на склоне подтаявшего сугроба: «К = СВ + Э».

– Теперь скажи мне, чему, по правилам арифметики, равна электрификация?

Тома задумалась на секунду, потом фыркнула в ладошку и насмешливо скосила на меня глаза:

– Это чему ты честную комсомолку пытаешься научить? Кое-кому из моей родни такая арифметика может не понравиться.

Комсомолка… Пару секунд рассматриваю длинные, болтающиеся почти до пояса, ушки серой пуховой шапочки, изо всех сил стараясь вести себя взросло. Потом машу на все рукой и несильно дергаю за ушки, надвигая край шапки Томе на брови. На мгновение замираем, глядя друг на друга, и вот я уже легко бегу, набирая скорость, через пустую дорогу, на вдохе слышу кислый запах ржавчины трамвайных рельсов, мельком любуюсь переливами бензина на мокром асфальте, в ушах – шум ветра…

Взлетаю на тротуар, увернувшись от заполошно шарахнувшегося из-под ног голубя, сворачиваю левей, туда, где в воздухе разлит горьковатый запах разбухшей от влаги коры тополей, и кошу взгляд назад. В полутора шагах за мной несется тонконогий олененок: из-под шапки кое-где вырвались на свободу рыжевато-каштановые прядки, ноздри раздуваются в наигранном гневе, на губах танцует довольная улыбка. Пробегаю еще метров пять и, резко остановившись, разворачиваюсь, вскидывая портфели в стороны.

Ах как жаль, что нет снежной целины за спиной! Многое бы сейчас отдал за то, чтобы увлечь влетевшую в меня девчонку в пушистую белизну и, падая спиной в хрустящую мякоть, увидеть над собой распахнувшуюся высь и изумление в приближающихся глазах…

Четверг 31 марта 1977 года, 13:20

Ленинград, Измайловский проспект

«Все хреново», – подвел я черту под анализом и с укоризной посмотрел на портреты членов Политбюро. Не оправдали они моих надежд, вместо плана – руины. Нет и не будет никакого патрона… Не к кому идти, стучаться, писать и что-то доказывать. Нет адекватного лидера со стратегическим мышлением, способного на поступок. Некому предъявлять доказательства предстоящей катастрофы, не с кого требовать смены курса.

Брежнев и раньше не был стратегом, выполняя, правда достаточно качественно, роль арбитра. Но вот уже три года, как началась его деградация, причем именно сейчас ситуация впервые стала по-настоящему тяжелой. Дошло до того, что мы уклоняемся от организации встреч с президентом США из-за боязни, что Первый что-нибудь начудит даже при встрече в составе делегаций.

Еще долгие пять с половиной лет он будет лежать шлагбаумом на пути страны, наглухо перекрывая любые спасительные маневры. И не прервать никак этот долгий сумрак… Пристрелить, что ли?

Я всерьез задумываюсь. Совесть… Совесть поплачет и заткнется в уголочке. Увы, когда у тебя такая цель, то это оправдывает любые средства. Или нет? Вопросик… Тяжела ты, жизнь прогрессора.

В принципе это реализуемо. Система охраны, любимые места отдыха и распорядок дня для меня не будут секретом. Но вот уйти, скорее всего, не удастся. Наверняка не удастся. Достанут. А это значит, что больше ничего не сделаю. А тогда смысла убирать Брежнева нет. Систему менять надо, а не царя горы. Если бы за ним стояла генерация гигантов мысли, которым он не дает дорогу… Но ведь нет таких.

Покрутив еще раз так и эдак идею с устранением Брежнева, выкидываю ее на свалку и возвращаюсь к кремлевским небожителям.

Номер «два» в табели о рангах – Михаил Суслов. Такой же старец, как и Брежнев, перенес в прошлом году инфаркт и теперь работает не более четырех часов в день. Фанатичный догматик, начетчик и упрямый педант. Основная область интересов – марксистская схоластика и охранение идеологической целомудренности. Не претендует на первую позицию, удовлетворяясь ролью «серого кардинала», и поэтому пользуется абсолютным доверием Брежнева.