Книга Карта времени - Феликс Х. Пальма

Харрингтон тряхнул головой. Он здесь не из научного интереса. У него есть миссия, которую нужно исполнить, а времени осталось не так много. Точно следуя инструкциям Уэллса, то есть стараясь не шуметь, чтобы не разбудить хозяев дома, молодой человек открыл окно. Без труда спустившись на землю, он подошел к коню, который наблюдал за пришельцем, не выказывая ни малейшего волнения. Чтобы окончательно расположить животное к себе, Эндрю погладил его мягкую гриву. Конь был не оседлан, но седло висело тут же, на ограде. Харрингтон боялся поверить в собственную удачу. Он принялся осторожно седлать коня, стараясь не напугать его резким движением, чтобы не поднять на ноги весь дом, в котором в этот час не горело ни одного окна. Затем Эндрю взял животное под уздцы и вывел на дорогу, негромко успокаивая его ласковыми словами. Конь подчинялся незнакомцу с полной невозмутимостью. Эндрю вскочил в седло, огляделся по сторонам, заметив про себя, что вокруг царит подозрительное спокойствие, и направил коня в сторону Лондона.

Удалившись от дома и проскакав по темной дороге значительное расстояние, Харрингтон вдруг осознал, что вот-вот увидит Мэри Келли. Воспоминание о девушке пронзило все его существо, и молодому человеку вновь стало страшно. Каким бы немыслимым это ни казалось, в тот час Мэри была еще жива. Убийца еще не настиг ее. Должно быть, сейчас она медленно напивалась в «Британии», стараясь забыть о трусости своего возлюбленного, чтобы потом неверными шагами побрести навстречу смерти. Эндрю твердо знал, что ему нельзя встречаться с девушкой, нельзя обнять ее, прижать к груди, нельзя вдохнуть ее аромат. По словам Уэллса, даже такое невинное проявление любви могло серьезно повредить ткань времени и, возможно, погубить весь мир. Харрингтону предстояло убить Потрошителя и немедленно вернуться обратно, как приказал писатель. Действовать предстояло быстро и четко, подобно хирургу, которому нужно закончить операцию до того, как больной очнется от наркоза.

Уайтчепел встретил юношу непроницаемой тишиной. Эндрю удивился было, не услышав привычного гвалта, но тут же вспомнил, что квартал парализован ужасом и его несчастные обитатели прячутся по своим углам, боясь наткнуться на нож кошмарного Джека Потрошителя. Выехав на Дорсет-стрит, Харрингтон придержал коня, сообразив, что в тишине стук его копыт раздается как удары молота о наковальню. Спешившись в нескольких шагах от Миллерс-корт, он привязал лошадь к железной решетке там, куда не проникал свет фонаря, подальше от любопытных глаз, и, убедившись, что улица пуста, поспешил войти под арку, ведущую во двор. Жильцы давно спали, света нигде не было, но Эндрю знал это место достаточно хорошо, чтобы пройти по нему с завязанными глазами. На ощупь приближаясь к каморке Мэри Келли, он чувствовал, как сердце холодеет от непрошеной печали. И тут же прогнал сладостные и мучительные воспоминания, сообразив, что в этот самый миг его двойник получил от отца пощечину в особняке Харрингтонов. В эту ночь — слава науке! — в мире было сразу два Эндрю. Молодой человек спрашивал себя, догадывается ли тот, другой, о существовании близнеца, бегут ли у него по спине мурашки, сосет ли под ложечкой от ощущения близости своего второго «я».

Звук шагов вывел Эндрю из задумчивости. С отчаянно стучавшим сердцем он притаился за углом, у двери, ведущей в соседнюю комнату. Это место казалось ему самым удобным; до двери в комнату Мэри оставалось не больше дюжины шагов, так что он мог не только разглядеть Потрошителя из своего укрытия, но и выстрелить, не подходя к противнику слишком близко. В темноте, прижавшись спиной к стене, Эндрю вытащил пистолет и напряг слух. Шаги звучали сбивчиво, неровно, словно поступь пьяного или раненого. Харрингтон сразу понял, что пришла Мэри, и сердце его затрепетало, словно листок на ветру. Мэри Келли всегда возвращалась из «Британии» глубоко за полночь, едва передвигая ноги, но сегодня рядом не было другого Эндрю, чтобы раздеть ее, уложить и прогонять навеянные алкоголем кошмары, что кружили в ее голове хороводом сломанных кукол. Харрингтон тихонько высунулся из своего укрытия. Его глаза привыкли к темноте настолько, чтобы разглядеть в дверях силуэт женщины, качавшейся из стороны в сторону. Эндрю потребовалось титаническое усилие, чтобы не броситься к любимой. Сквозь навернувшиеся слезы он смотрел, как она старается удержать равновесие, подхватывает соскользнувшую с головы шляпку, просовывает руку в отверстие в окне и бесконечно долго борется с задвижкой. Потом она скрылась в глубине комнаты и вскоре зажгла лампу, но ее тусклого света было недостаточно, чтобы озарить всю каморку целиком.

Эндрю отступил к стене и поспешно вытер слезы: на улице вновь послышались шаги. Кто-то свернул под арку и приближался к входной двери. Это мог быть только Потрошитель. От шарканья его ботинок душа Эндрю покрылась ледяной коркой. То были шаги хищника, хладнокровного, спокойного, уверенного, что жертва никуда не денется. Высунув голову, Харрингтон в ужасе наблюдал, как злобный великан неспешно идет по двору к двери его возлюбленной, внимательно глядя по сторонам. Эндрю охватило странное чувство: то, о чем он читал в газете, теперь происходило у него на глазах. Это было все равно что смотреть спектакль по пьесе, которую знаешь наизусть, и гадать, как актеры на этот раз сыграют давно знакомую сцену. Потрошитель остановился у двери и, в последний раз оглядевшись, потянулся к окну, дословно следуя заметке, которую Харрингтон восемь лет носил в кармане пиджака; заметке, благодаря немыслимому временному скачку, превратившейся из описания преступления в предсказание. Но теперь здесь был Эндрю, а значит, предсказание могло и не сбыться. Молодому человеку предстояло дописать уже законченную картину, добавить лишний мазок к «Трем грациям» или «Девушке с жемчужной сережкой».

Убедившись, что Мэри одна и на помощь ей никто не придет, Потрошитель удовлетворенно ухмыльнулся, явно радуясь случаю разделать очередную жертву не спеша и в приятной обстановке. Эта ухмылка так взбесила Эндрю, что он едва не бросился на убийцу, позабыв о том, что должен стрелять. Расправа на расстоянии, при посредничестве пистолета, теперь казалась ему чересчур хладнокровной, стерильной. Охватившая Эндрю ярость требовала совершенно иного выхода. Задушить негодяя голыми руками, забить до смерти рукояткой револьвера, медленно растерзать, вырвать из тела проклятую душу. Эндрю рванулся было к своему врагу, но вовремя сообразил, что габариты Потрошителя и отсутствие опыта рукопашных схваток определенно не оставляют ему шансов на победу и лучше положиться на огнестрельное оружие, чем на силу мускулов.

Потрошитель с благодушным любопытством взирал на незнакомца, недоумевая, откуда он взялся. Эндрю предусмотрительно остановился в нескольких метрах от него, как ребенок, который опасается приближаться к клетке со львом. Разглядеть лицо преступника в темноте было невозможно, но Харрингтон решил, что это к лучшему. Молодой человек поднял револьвер и, как наказывал Чарльз, прицелился в грудь. Если бы он выстрелил сразу, без колебаний и размышлений, подчиняясь мгновенному импульсу, все прошло бы без осложнений, быстро и гладко, как успешная хирургическая операция. Но Эндрю, к несчастью, задумался, осознал, что ему предстоит выстрелить не в оленя и не в бутылку, а в человека, и эта мысль парализовала его, заставила палец застыть на спусковом крючке. Потрошитель повернул голову, удивленно и насмешливо вскинул бровь, и Эндрю почувствовал, что рука, сжимающая револьвер, дрожит. Это обстоятельство окончательно лишило его воли, и Потрошитель успел воспользоваться секундами промедления, чтобы выхватить из-под пальто нож и броситься на противника, метя ему в яремную вену. Прыжок хищника вывел Эндрю из оцепенения. Ночную тишину разорвал звонкий, лаконичный одиночный выстрел. На груди у Потрошителя расплылось темное пятно. Продолжая целиться, Эндрю смотрел, как он, шатаясь, отступает назад. Опустив наконец горячий и влажный пистолет, Харрингтон подивился, что остался невредимым после столь яростной атаки. И тут же почувствовал резкую боль в левом плече. Не отрывая глаз от Потрошителя, качавшегося из стороны в сторону, как вставший на задние лапы медведь, Эндрю ощупал плечо и понял, что лезвие, хоть и не достало до его горла, вспороло пиджак и разрезало кожу до мяса. Однако, судя по тонкому ручейку крови, рана была не слишком глубокой. Потрошитель тем временем продолжал бороться за жизнь. Сделав несколько неуклюжих шагов назад, он начал сгибаться пополам, а окровавленный нож выпал из его руки, звякнул о брусчатку и растворился во тьме. Раненый издал хриплый стон, рухнул на одно колено, будто отдавая своему убийце королевские почести, и снова застонал — на этот раз тонко и прерывисто. Потрясенный видом столь мучительной агонии Эндрю оттолкнул Потрошителя, и тот как подкошенный рухнул на мостовую.