Книга Маленькая желтая лампа - Алла Дымовская

– Не могу сказать уверенно, что от меня имелась бы помощь, – возразил внимательно слушавший Арсения магистр. – Ваш пациент оптимальным образом поступил согласно своей вере. Скорее вам нужным был скептик или даже циник, но и каждый из них единственно показал бы иной путь для убийства себя. Сущность не в образе его представлений, только лишь в действии, которого ваш пациент желал. А желал он умереть способом, что доставил бы его к Богу кратчайшей дорогой. Он не искал способа, как ему жить.

Если магистр хотел таким образом утешить Арсения по поводу давно минувших профессиональных поражений, это ему не удалось. Так, по крайней мере, думал про себя доктор Мадянов. Врачебная ошибка есть врачебная ошибка, а раз она привела к гибели больного, ты все равно виноват. Даже если не знал, как поступить правильно. Да и никто не знал. В Э-модулярной психологии такое случается с печальной регулярностью. Правда, ошибки редко приводят к самоубийствам. Гораздо чаще к усугублению фобий и комплексных расстройств… Жалко, он бросил огненную граппу на полдороге, сейчас выпить Арсению хотелось сильнее всего. Можно, конечно, сгонять и за концентратом, и магистр Го Цянь вряд ли откажется, он тоже из любителей пропустить стаканчик, только вот Антоний!

– Не угодите ли составить мне компанию? – по-прежнему мило коверкая принятое построение фраз, предложил доктор Го Цянь. И то ли из рукава его форменной куртки, то ли из-под полы, словно по велению белой магии, возник небольшой сосуд, в котором обычно подается за столом кофейный напиток. Но, судя по запаху, это точно был не кофе. – Прекрасное столовое вино, по-вашему – водка. Накопил через двухнедельную норму, не знаю зачем. Вообще я изредка подкармливаю господина комиссара. Вернее сказаться будет, подпаиваю. Но вам сейчас нужнее. Я за этим, по существу, и пришел в ваше общество. У вас, доктор Арсений, случилось плохое, я наблюдал издалека в столовой, хотя не решил тогда вмешаться.

– Магистр, вы просто ангел! Нет, не так. Вы – Нефритовый император, спустившийся с небес! Правда, емкости у меня лабораторные, однако это не препятствие!… Наливайте через воронку, осторожней! А пить можно из носика! – благодарно засуетился вокруг сосуда с водкой доктор Мадянов.

Они выпили. Магистр отхлебнул слегка, Арсений – до дна в один присест. Оба крякнули, отерли губы. Закуски не имелось никакой, и Мадянов предложил доктору Го запить дистиллированной водой. Сам же Арсений занюхал рукавом зеленого больничного халата одеяние это он машинально накинул еще при входе в медицинский блок.

– А вот скажите мне на милость, уважаемый магистр Го, как это вообще может сочетаться – бессмертный боженька и человеческая смерть? К чему подобная жестокость со стороны совершенного существа? – отдышавшись после приема внутрь, спросил Арсений. – Я не в смысле теодицеи, я в смысле доступной нам логики.

– Не думаю, что понятие «жестокость» применимо станет к тому или к чему, возлежащему выше и вне любых понятий вообще. Так, да. Поэтому в восточных богословских школах у первого начала нет личности. У вас все иначе. С одной стороны, западный человек приписывает для мира сознательного создателя, и значит, вводится ограничение. Но с другой стороны, ваш Всемогущий Бог не может умереть. Только не путать, прошу, с парадоксом: «Может ли Господь создать море, которое не сможет переплыть?» Это не парадокс совсем, а нарочная мешанина различных наклонений. Из первого рассмотрения – условное «может ли», из второго – категорическое предписательное «не сможет». Если употребить правильно, то выйдет: «Может ли Господь создать море, которое может не переплыть?» Иначе, захочет не переплыть. Ответ для вас един и однозначен – да, разумеется. Желание Бога, его собственный закон.

– И все-таки о смерти. Плевать на море и желание, – напомнил о себе доктор Мадянов.

– Я и веду к тому нынешней речью. Бог не может умереть, потому что он и не рождался. В нем нет противоположности конца и начала, а значит, и нет временного перехода между. Его среда обитания – вечность. Но если есть личность, есть и воля, хочется попробовать, осуществить желание «может ли?». Следовательно, сделать это желание в реальность доступно за счет кого-то иного, специально сотворенного для случая, – ровным, хорошо поставленным голосом лектора пустился в рассуждения магистр Го Цянь.

– По-вашему выходит, что человечество, умирая раз за разом в каждом субъекте, делает это лишь для ублажения желаний Всевышнего? Тут и не жестокость даже, а какая-то высшая подлость, извините меня, конечно! – вспылил ни с того ни с сего Мадянов, невольно потянулся к сосуду с водкой и без разрешения налил себе еще. – Наверное, поэтому нам и запрещены церковью самоубийства. Как самоуправство и разгильдяйство – смерть единственно Его прерогатива и Его удовольствие.

– Поймите просто. И не впадая в злобу. Со смертью отдельного человека ваш Бог умирает тоже совсем и навсегда, как и весь мир, который он создал. Это единственный случай, когда Он не бессмертен. Именно отметить – умирает совсем! Поэтому, думается мной, христианская надежда на воскресение бессмысленна, она лишает смерть ее сущности. Что за смерть такая это, если у нее есть конец? Противоречие в определениях! Тогда только временное упокоение, а зачем оно нужно Богу? Во временном нет ни грандиозности, ни величия.

– Еще хуже. Получается, надежды нет? И справедливости тоже? Один скончался в возрасте ста пятидесяти лет в окружении рыдающих правнуков. А другой помер младенцем, потому что каперский крейсер сжег его дом вместе с ним самим, его матерью, отцом, кошкой, собакой и парниковым огородом? И это нужно, чтобы Всевышний вдруг не заскучал? Где надежда, я спрашиваю? – Арсений выпил водки и теперь колотил пустой емкостью по подлокотнику в такт выкрикиваемым словам.

– Надежды, допустим, нет. Зато у христиан есть вера. В Бога, в Его милосердие, в Его желание смерти, которое, возможно, однажды пройдет. ОН и сам есть чистая возможность поэтому. А западный человек боится «ничто», то есть гибели и пустоты, потому что бредет он в мир с другой стороны. Со стороны «что», как положительного бытия. Но может, небытие вовсе не так и страшно вам, может, оно только часть иного, как и его противоположность. Может, Бог лишь сумма наличия и отсутствия, туман, сотканный из неясного «быть» и еще менее обозначаемого «не быть». Дело в страхе и недоверии, а недо-верие есть недостача веры, так! Бог, по моей мысли, «бытие» плюс что-то еще, «благо» плюс что-то еще, «любовь» плюс что-то еще. В позиции, которую я сейчас выражаю, – личное мое расхождение с христианством, к примеру! – Обычно спокойный доктор Го Цянь тоже возбудился и тоже, в подражание Арсению, залпом выпил водку из носика. И за отсутствием опыта поперхнулся, закашлялся до слез.

Арсений принялся отпаивать магистра дистиллированной водой, квохча и хлопоча над философом, как курочка над золотым яичком, пока не вернул в нормальное состояние. Затем продолжил разговор, чтобы прийти если не к решению, то хотя бы к некоторому успокоению.

– По-вашему, учение о Троице несостоятельно? Даже у нашего Господа от силы одна личность и одна сущность, и то сомнительная? Тогда не удивительно, отчего Он заскучал, – предположил Арсений для начала развития следующей спирали их беседы.