Книга Клуб бессмертных - Владимир Лорченков

Честно говоря, у меня опустились руки.

Ничего удивительного. У всех опускались руки. Всегда. Когда я начинал проект с шумерами, то даже не верил, что эти скоты поймут, наконец, как пользоваться колесом. Не говорю уж про архитектуру, астрономию и изготовление алкогольной продукции. И что же? Шумеры справились! Ну, за исключением их пива из еловых шишек, от которого меня здорово пучило. У Прометея – он сам мне говорил – тоже опустились руки. И ничего, справился. В общем, надо было приступать к делу. Ибо глаза, как говорили славяне (с которыми намучился бедолага Перун), боятся, а руки делают.

Нет, что вы. Боги никогда сами не занимались этим. Науки, искусства, приготовление пищи – всему этому, да и остальному, людей обучали мы, герои. Мы – своего рода сержанты армии Олимпа. Передаем распоряжения руководства низшему составу и подтягиваем новобранцев. Как для чего? Да просто для того чтобы они осознали, наконец, что они – люди, а не животные. И поняли, что их сотворили боги, и начали, наконец, богам поклоняться, вместо того чтобы бегать друг за другом с дубинкой, нечленораздельно мычать и испражняться там, где спишь.

Знаете, на кого похож обыкновенный неандерталец? На армейского новобранца, которого забрили два дня назад.

Тупой, примитивный эгоист, не осознающий никакой ответственности за себя и свое поведение в коллективе. Подчиняться не хочет, командовать не умеет. Вообще, все, что он умеет, сводится к трем словам. Жрать, спать и в рифму. Конечно, чтобы подтянуть их – людей-новичков, – приходилось применять жесткие меры. Правда, я никогда не доходил до убийств. Этим увлекался Яхве. Можно было бы взять пример с него и начать убивать людей, требуя безусловного подчинения, но методы моего иудейского коллеги всегда мне претили. Да и популярности настоящей он не снискал. Его лишь боялись.

Меня же уважали.

Хоть это и стоило мне нервов. Правда, мою работу оценили, и вот я был послан в Латинскую Америку, чтобы подыскать себе там племя и стать для него богом. Проще говоря, меня повысили. Что ж, я от всей души поблагодарил начальство и уплыл из этой проклятой Европы навсегда. Хотя чувство некоторой обиды, признаюсь, меня не покидало. За столько лет верной службы, рассуждал я, наблюдая за полетом крылатых рыб, могли бы дать земельный надел поближе. Хотя бы в Африке!

Не считая природной кровожадности, тольтеки оказались парнями ничего. И девицы у них были подходящие. В данном случае представления моих подопечных о красоте полностью совпадали с моими. Особенно приятно поразили меня груди, которые эти шалуны называли «козьими» – прекрасные сосуды, торчащие чуть в стороны. Впрочем, я увлекся. Кактусу нельзя проявлять излишнюю эмоциональность, в противном случае он высыхает.

Бог, демиург, культурный герой, покровитель людей. Как только не называют меня сейчас очкарики, теряющие остатки зрения над старинными фолиантами испанцев, записывавших кое-какие сведения о религии индейцев, которых те самые испанцы уничтожали. В интересе к мифологии истребляемого народа было, без сомнения, что-то садистское. Вы же не поинтересуетесь прошлым своей жертвы, если вдруг решите зарезать старушку в надежде получить ее сбережения? Испанцы заинтересовались. Впрочем, испанцы уже не моя вотчина. Пускай разбирается Яхве.

Итак, Кетцалькоатль. Тогда еще не кактус, а человекообразное существо, покрытое перьями. Не знаю, откуда взялись перья: я всегда был чистоплотен. Ученые уверены, что я правил тольтеками в их древней столице Толлан в течение очень долгого времени. Ученые ошибаются.

Я никогда не жил вместе с людьми.

Мы общались исключительно днем. По ночам я уходил на высокую гору, возвышавшуюся посреди десятка селений, и становился тем, кем я решил стать. Кактусом. Encephalocarpus Berger. Естественно, пришлось рассказать индейцам, что этот вид кактуса – священен. Я не хотел умереть только лишь потому, что меня сорвет какой-нибудь ребенок или кокетка, присмотревшая мой цветок себе в прическу. Под утро, совершив моцион, я превращался в человека и бодро спускался в горы в очередное селение. В одной деревне я научил людей готовить пищу на огне. В другой показал самым способным юношам, как можно определять путь по звездам. Конечно, выражаться приходилось аллегорически.

– Видишь Млечный Путь? – спрашивал я одного индейца.

– Не понимать, что говоришь, – отвечал он.

При этом оба мы смотрели – да-да! – на тот самый Млечный Путь. Приходилось сочинять байку про старуху, пролившую молоко из-за того, что она, сплетничая с соседкой, перестала следить за дорогой и споткнулась об камень. Таким образом я еще и воспитывал их. И постепенно дело пошло. Единственное, чего бедняги так и не сумели осилить, – колесо. Сколько я ни бился, они не понимали, для чего оно им понадобится. Ну, и, конечно, у них не было лошадей, которые бы могли тащить повозки. А женщины на что? Но моих аргументов тольтеки и слушать не желали. Все мои попытки доказать им, что если движение грузов ускорить, то благосостояние народа возрастет, тольтеков смешили. Очень низкий уровень гражданской ответственности. Вот в чем была проблема этих славных кровожадных ребят. Что ж, может, они и предчувствовали кое-что. Может, они смутно понимали, что благосостояние народа есть понятие абстрактное. И оно вовсе не означает благосостояния каждого отдельно взятого тольтека.

Прометеус недавно говорил мне, что в Молдавии я бы столкнулся с такой же проблемой.

Впрочем, что мне Молдавия, ведь мой народ – тольтеки. Колеса они признавать не желали, а вот вымазать зубы черной краской и вырезать сердце пленнику для них было милым делом. И стало быть, именно этим ребятам я, согласно мифологии, обещал вернуться, чтобы восстановить справедливость в мире. Возвращение должно было быть обставлено всеми необходимыми для шоу причиндалами. Огромные летающие корабли с белыми крыльями, солнечное затмение, ураганы и тому подобное. Честное слово, светомузыки не хватает!

Из-за чего я покинул тольтеков? Их легенда – и придумали ее уже они сами – гласит, что якобы виноват во всем мой брат. Будто бы этот тип с головой ягуара сделал так, чтобы я согрешил. Потом я, получается, был вынужден покинуть страну, потому что меня мучили угрызения совести. Но обещал вернуться и… смотри – вышел. Это все неправда. По многим причинам.

Первая – я единственный ребенок в семье.

И довольно поздний. Матушка произвела меня на свет, будучи в довольно почтенном для деторождения возрасте. И на второго ребенка ее бы, да и престарелого папу, просто не хватило. Оба они были затурканные египетские крестьяне, которые обрадовались сыну – а родители уже потеряли надежду иметь детей – как вспомогательному средству в скудном хозяйстве. Я вкалывал с пяти лет, клянусь вам. Приходилось тащить на себе палку с крюком (подобие сохи), собирать коренья, злаки… Разбивать зерна пшеницы неудобной и огромной для тех моих размеров каменной ступкой…

Носить воду в неудобных кувшинах из сырой глины – они постоянно протекали или разбивались… Да-да. Теперь вы понимаете, почему я придумал все это? Соху, плуг, колесо, обжиг глины? Совершенно верно.