Книга Ход с дамы пик - Елена Топильская

В последний раз она мне рассказала, что ее новый поклонник, слишком долго ограничивавшийся целованием ручек, наконец взялся за ум и в подходящей обстановке решился на многозначительный поцелуй. И в самый кульминационный момент, лежа в его объятиях, Регина неосторожно распахнула глаза ему навстречу. А поскольку она была в цветных контактных линзах, а ее Ромео наивно полагал, что это она от природы такая ослепительно зеленоглазая, он, разглядев линзы, опешил, а наблюдательная Регина это заметила. И спасла ситуацию решительными словами: «Спокойно! Все остальное у меня свое!»

Так! Все! Вдохновленная осязаемым примером личного счастья ближайшей подруги, которая, слегка перефразируя Мичурина, уверяет, что мы не можем ждать милостей от мужчин, взять их у них — наша задача, я решила прямо сейчас начать новую жизнь. Вылезаю из душа, делаю зарядку, придаю своему облику максимальную привлекательность и… тут я остановилась в полете своей фантазии. И что дальше? А вот что: и еду на работу, и не покладая рук пытаюсь раскрыть серию убийств женщин. Тут уж не до личной жизни. Хотя все, что намечено для стабилизации личной жизни, само по себе полезно и должно быть выполнено.

И вообще, я вдруг осознала, что все мои неприятности и промахи происходят как раз тогда, когда я начинаю лезть вон из кожи и ставить себе несвойственные задачи. Иными словами, когда я начинаю изменять сама себе. Нет уж, у меня судьба такая — жить, как живется. И подчиняться тому, что мне душа подсказывает, а не практичный голос разума. Так вот, стоит мне начать прикидывать, что можно поступиться внутренним комфортом ради внешнего, как этот компромисс с самой собой оборачивается полнейшим фиаско. Слава Богу, я это осознала не в девяносто лет, когда все потеряно… Хотя моя жизнь несется в таком бешеном темпе, что я даже боюсь оглядываться назад; и вполне может статься, что в один прекрасный день я проснусь и обнаружу — батюшки, а мне уже девяносто лет!..

Оказывается, ранний подъем может в корне перевернуть мировоззрение, думала я, весело соскакивая по ступенькам ровно в восемь тридцать, когда под окнами побибикал заехавший за мной, как и договаривались, Синцов.

Погода абсолютно соответствовала моему душевному настрою: было еще по-утреннему свежо, но солнце светило изо всех сил, разгоняя рассветную дымку. Я бодро плюхнулась в машину и предложила лететь в прокуратуру, поначалу даже не среагировав на слегка удивленный взгляд Синцова, а потом отнеся его за счет моего свежего внешнего вида. Но Синцов долго молчать не мог. Он спросил, подозрительно косясь на мои колени, едва прикрытые короткой юбкой.

— А как ты себя чувствуешь?

— Просто классно! И полна оптимизма! Почему-то сегодня мне кажется, что мы поймаем уродов.

— Да? — хмуро переспросил Синцов, не разделив моего оптимизма. — А вчера ты что, симулировала, что ты при смерти?

— В каком смысле? — удивилась теперь уже я и внезапно осознала, что нога у меня не болит совершенно. И опухоли никакой в помине нету.

— Андрей! У меня нога не болит! — ошеломленно сказала я.

— Видишь, на какой уровень вышла современная медицина, — буркнул Синцов, выруливая на проезжую часть.

— Да, но доктор мне говорил, что опухоль спадет не раньше, чем через неделю!

— Короче, вас обманули, вам подсунули шанхайского барса. А вы все недовольны, — без улыбки откликнулся самый мрачный сыщик нашей планеты.

Я для верности ощупала свою коленку со всех сторон, но больные в прошлом места не реагировали даже на силовое воздействие. Неужели это Стелла?.. Да нет, ерунда. Я же в это не верю.

— Ну что ты мучаешься? — спросил, не глядя на меня, Синцов. — Прошла нога и прошла. Куда? В прокуратуру?

Я кивнула.

— А потом?

— Хотелось бы посмотреть остальные места происшествий, допросить бомжей по Черкасовой, доехать до морга — эксперты должны мне данные собрать по параметрам убийц, потом к криминалистам, они мне сделают таблицу посторонних микроналожений по одежде с двух трупов, и нужно допросить мать Риты Антоничевой, — добросовестно перечислила я.

— Классно. На места происшествий я тебя сопровожу, а потом брошу до убойного отдела, организую допрос бомжей и поеду на похороны Риты.

— Ох, елки! Сегодня же похороны, как же я не подумала, что сегодня Ритину маму допросить не удастся! — я расстроилась.

— Ладно, завтра допросишь. Это было бы актуально, если бы мы по личной версии работали. А если маньяк ее грохнул, то что тебе мама интересного скажет?

— Тоже верно. К прокурору со мной пойдешь?

— Схожу.

У прокуратуры Синцов припарковал машину и поднялся со мной на наш четвертый этаж. Доехали мы быстро, рабочий день еще не начался, но шеф уже, как всегда, был на месте и поливал цветы. Он, деловито кивая, выслушал мой доклад, одобрил нашу идею насчет патрулирования, и заметил, что еще сам позвонит начальнику главка, назвав его Гришей и пояснив, что знает его с молодых лет, они в одном районе работали. Я в который раз подивилась, сколько народа из нынешних руководителей шеф знает с молодых лет. И благодаря этому многие деловые вопросы в нашей прокуратуре решаются быстро и безболезненно. А вот уйдет шеф, и что тогда? Пришлют какого-нибудь молодого скороспелку, и будет он за наш счет самоутверждаться. Тьфу, даже думать об этом не хочется. Начнет противопоставлять прокуратуру милиции, становиться в позу, изображать, что он святее Папы Римского… Вон, в соседнем районе ребята жалуются, что пришел юный прокурор, уголовного дела в руках не державший, и первое, что сделал, вызвал к себе начальника убойного отдела из РУВД и потребовал дать слово, что жалоб на убойный отдел больше не будет. Я еще посмеялась — и что, начальник убойного такое слово дал? Следователи говорят — а что делать? Прокурор пригрозил, что иначе возбудит уголовное дело с немедленным арестом двух оперов, которые при задержании убийцы сломали ему палец. А получив требуемое слово, прокурор потребовал немедленного улучшения показателей по раскрытию умышленных убийств.

Я тогда еще пожала плечами — ладно, можно требовать, чтобы, когда с задержанным работают, не били, поскольку применять насилие к человеку, прикованному наручниками к сейфу, — последнее дело, недостойное мужчин. Но при задержании… Человеку, всю жизнь сидящему в кабинете, не понять, что такое задержание. Это из кабинета кажется — а что такого, пошел и задержал: предъявил удостоверение, объявил злодею, что он задержан и должен пройти в отдел милиции, и злодей, покорно склонив выю и вытянув руки для наручников, готов. Может, и такое бывает, но в большинстве случаев задержание — это сумбур из-за сопротивления злодея, который почему-то не хочет идти в милицию, да еще и сумбур, помноженный на мужской азарт и на реальные опасения, что злодей запросто всунет нож в живот кому-нибудь из оперативников или просто уйдет, и тогда найти его будет намного сложнее, и неизвестно, кого он еще грохнет по дороге. Вон в области два опера явились к вору с обыском. По дороге выпили, слегка расслабились. Пришли к клиенту, тот их впустил, и пока один на кухне писал протокол, вор другого оперативника зарезал, забрал у него пистолет и расстрелял из него того, кто протокол писал. А вроде бы ничто не предвещало, даже не задержание было, а рядовое следственное действие.