Книга В пьянящей тишине - Альберт Санчес Пиньоль

– За что он тебя так?

В эту минуту я готов был убить его. Мне начинала от­крываться одна истина: величие любви, которую мы чувствуем к одному существу, может явиться нам через величие ненависти, которую мы испытываем к другому. Анерис промокла до нитки, но это лишь подчеркивало ее красоту, несмотря на следы побоев. Она сняла с себя одежду.

Грань между животной и человеческой сутью никак не влияла на то наслаждение, которое она мне доставля­ла. Мы так долго и страстно отдавались друг другу, что в глазах у меня поплыли желтые круги. Наступил мо­мент, когда я перестал ощущать, где заканчивается мое тело и начинается ее; где граница дома или всего остро­ва. Потом я лежал, вытянувшись на кровати, и чувство­вал ее холодное дыхание на своей шее. Я выплюнул си­гарету, так что она отлетела далеко в сторону, и стал одеваться, думая о самых обыденных вещах. Застегнув пряжку на ремне, я вышел из дома и вздрогнул от холод­ного воздуха.

Драма разыгралась, когда мне оставалось каких-нибудь сто метров до маяка. Чтобы хоть как-то разнообра­зить свои действия, я решил пройти северным берегом, вместо того чтобы двигаться по дорожке в лесу. Путь по берегу был нелегким. Справа от меня простирался океан, слева стеной стоял лес. Корни деревьев выглядывали из-под земли, кое-где скрываясь среди мусора, выброшенного на берег волнами. Иногда мне приходилось прыгать с камня на камень, чтобы не упасть в море. Я распевал студенческий гимн и, когда дошел до третье­го куплета, вдруг увидел дым на горизонте. Тонкая чер­ная нить пригибалась под напором ветра совсем низко над морем. Корабль! Наверное, по какой-то причине он отклонился от своего маршрута и сейчас оказался сов­сем близко от острова. Да, да, это был корабль! Споты­каясь и падая, я добежал до маяка.

– Батис! Корабль! – и, не переводя дыхания: – Помо­гите мне включить прожектор!

Кафф рубил дрова. Он равнодушно взглянул в сторо­ну моря.

– Они нас не увидят, – таково было его заключение, – слишком далеко.

– Помогите мне передать SOS!

Я взбежал наверх по внутренней лестнице. Кафф не спеша последовал за мной. «Слишком далеко, слишком далеко, они вас не увидят». Батис был прав. Прожектор маяка был подобен огоньку светлячка, который вообра­зил, что может переговариваться с Луной. Но мое страстное желание вызвало у меня оптические галлюцина­ции, и на протяжении нескольких минут мне казалось, что корабль стал двигаться в направлении острова и что крошечная металлическая точка становилась виднее с каждым мигом. Естественно, я ошибался. Корпус суд­на провалился за горизонт. Еще некоторое время можно было различить дым из трубы, ниточка которого становилась все тоньше и тоньше. Потом и он исчез. Не оста­лось ничего.

До последней минуты я лихорадочно передавал мор­зянкой SOS, Save Our Souls, SOS, Спасите Наши Души. Ни­когда еще молитвы и просьбы о помощи не сливались вме­сте с такой силой. И никогда не был явлен столь очевидный довод для атеизма. Они не приедут. На этом корабле были люди, множество людей. Их где-то ждали семьи, друзья, возлюбленные, судьбы, которые сейчас, имен­но сейчас, должно быть, казались им бесконечно далеки­ми. Но что они могли знать о расстояниях? Обо мне, о ма­яке? О Батисе Каффе и об Анерис? Для них мир, зажавший меня своими щупальцами, был не чем иным, как силуэтом вдали, ничего не значившим и бесплодным пятном Земли.

– Они вас не видят, – сказал Батис совершенно безраз­личным тоном, в котором не было на сожаления, ни зло­радства. Он до сих пор держал в руках топор и провожал корабль бесстрастным завороженным взглядом, мигая изредка, как большая сова.

Я поступил несправедливо по отношению к нему. Но поскольку никого другого поблизости не было, я со­рвал на нем свое раздражение:

– Посмотрите на себя! У вас ни один мускул на лице не дрогнул! Во что вы превратились здесь, Кафф? Не желае­те помочь мне ни с омохитхами, ни с людьми. Своими действиями или бездействием вы саботируете любую мою попытку поступать разумно или попытаться позвать на помощь. Если бы у потерпевших кораблекрушение бы­ли профсоюзы, вы бы стали отличным штрейкбрехером!

Батис направился вниз по лестнице, избегая стычки со мной. Но я побежал за ним по ступенькам, осыпая уп­реками его спину. Он делал вид, что не слышит меня, и только бормотал проклятия на каком-то немецком ди­алекте. Я потянул его за рукав. Он поднял руки вверх, жестикулируя так, словно я был ненавистной ему тещей. Иногда ему удавалось отойти от меня, но я снова хватал его за локоть или за приклад винтовки, которая висела у него за плечами. Он остановился лишь на площадке перед маяком. Мы осыпали друг друга взаимными обвинениями. Силуэт корабля сломал тонкие шлюзы, кото­рые до сих пор удерживали нас на грани, за которой на­чинается открытая враждебность. Мне понадобилось довольно много времени, чтобы понять, что Батис уже давно молчит.

Он стоял с раскрытым ртом и не произносил ни еди­ного слова, лишь поворачивал голову то направо, то на­лево. Оба берега, южный и северный, кишели крошеч­ными омохитхами. Они стояли до пояса в воде или прятались между скал у моря, как крабы. Перепонки на их руках и ногах были почти прозрачными. Батис раз­дул ноздри и выпустил из них пар, как жеребец. Он по­смотрел на небо, на яркие лучи солнца, а потом на ма­ленькие фигурки, которые прятались на границе моря и суши. Он казался человеком, заблудившимся в пусты­не, который пытается понять, что перед ним, мираж или реальность. Он сделал шаг в северном направлении. Детеныши скрылись за камнями. Рост большинства из них не превышал и метра. Вид этих существ вызывал чув­ство нежности. Даже волны, казалось, старались выка­тываться на берег с большей осторожностью, словно умеряя свою силу, чтобы случайно не поранить их. Ма­лышня раскачивалась на них, словно на надувном мат­расе, и с интересом наблюдала за нами.

Неожиданно Кафф снял с плеча винтовку и резким движением взвел курок.

– Вы не сделаете этого, правда? – сказал я.

Он сглотнул слюну. Его взгляд не мог констатировать никакой опасности. Перед нами были дети, всего лишь дети, которые не ждали наступления темноты, чтобы убить нас. Они появились именно сейчас, когда дни ста­ли длиннее. В конце-концов Батис развернулся и потрусил к маяку, исполненный недоверия ко всему и совер­шенно забыв обо мне.

Кафф мог спугнуть их одним выстрелом в воз­дух, но стрелять не стал. Почему он этого не сделал? Ес­ли перед нами были безмозглые твари, которые явля­лись источником наших бед и страданий, почему он их не убил? Мне кажется, что он сам не понял всей значи­мости своего отказа от насилия. А может быть, как раз понял.

С робостью воробышков и осторожностью мышат маленькие омохитхи приближались к сердцу острова, а значит, к маяку. В первые дни они не отваживались да­же отойти от берега. Их присутствие заставляло нас чув­ствовать себя животными, выставленными напоказ в зоопарке. Сотни глаз цвета зеленого яблока следили за нами часами, не пропуская ни одного, даже самого не­значительного нашего движения. Мы не знали точно, как нам следовало себя вести. Особенно трудно прихо­дилось Каффу. Теперь, когда противник был таким безобидным, он не знал, какую позицию ему следует за­нять. Его недоумение в точности отражало обуревавшие его противоречия. Угрызения совести заставляли его не давать воли упрямству.