Книга Кровь невинных - Кристофер Дикки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я взял чашку кофе и спросил, говорит ли кто-нибудь по-английски. Ко мне повернулся молодой человек, немного выше остальных.
— Салам алейкум, — сказал я, пожимая ему руку.
— Алейкум салам, — ответил он. — Чем могу помочь?
Он говорил без акцента, и понять, откуда он, было сложно.
— Вы — американец?
— Пару лет учился в колледже Сиракузы.
— И наверняка играли в бейсбол?
— Конечно.
— Знаете, я так рад, что встретил вас. — Наконец-то я нашел того, с кем можно поговорить. — Курт Куртовиц.
— Алия, — представился он. — Можете называть меня просто Эл. Вы только что приехали?
— Вчера. Из-за смены часовых поясов и всяких неприятностей я не мог уснуть.
— Что привело вас в мечеть?
— Я... я пришел помолиться.
Я не поверил своим словам, поскольку до сих пор не собирался заявлять о своем выборе публично. Мне хотелось дождаться, когда я приеду в Льежска Жупица. Это, наверное, одно из последних мест, где молился мой отец, прежде чем покинул родину, прежде чем перестал молиться окончательно. Как будто я возвращал все на круги своя. Но в тот момент, в ту ночь я решил, что бессмысленно ждать.
Во время путешествия по городу я постоянно думал о том, почему я такой робкий. Месяцами молился в одиночестве в своей комнате. Ты либо веришь, либо нет. И если веришь, то ничто не должно тебя смущать. Теперь мне казалось ошибочным ждать первой совместной молитвы до тех пор, пока я не окажусь в деревне отца. В конечном счете мои молитвы были обращены к Богу, а не к отцу.
— Добро пожаловать, — пригласил парень из Сиракузы.
«Аллах акбар», — пропел через динамики низкий голос. «Аллах акбар», — продолжилась запись.
Я не знал арабского, но понял значение этих слов. «Бог велик» — так начиналась молитва, призывающая верующих вставать до рассвета, потому что молитва лучше, чем сон.
Вместе мы умыли лица, затем омыли наши руки и ладони, сначала правую, потом — левую от кончиков пальцев до локтей. Ритуал неторопливый, но в то же время очень важный и имеющий особый духовный смысл. Особенно для меня, человека, обратившегося к вере уже во взрослом возрасте. Ты одновременно очищаешь свои помыслы и свое тело. Все тесно связано. И в конце этого обряда, омыв даже свои ноги, босиком ты предстаешь перед Богом.
Под высоким белоснежным сводом мечети, в окружении голых стен, мы стояли и обращали свои слова к Богу и его пророку, да пребудет с ним мир. Опустились на колени и коснулись головами земли. Встали. Молитва закончилась. И лишь тогда, подняв глаза, я увидел двух мужчин-арабов, которые выделялись из толпы верующих. И один из них, несмотря на бороду, показался мне знакомым. Худощавый, но сильный, с движениями как у настоящего бойца. По взгляду его темных глаз, умному и настойчивому, я понял, что он тоже узнал меня. Я понял это. Мы были вместе... теми долгими днями и ночами, на той кровавой дороге, в Кувейте. В его глазах стояли слезы, которые я никак не ожидал увидеть. Он обхватил мою голову руками и поцеловал сначала в одну щеку, затем — в другую.
— Рашид! — сказал я. — Будь я проклят!
После гражданской войны дорожные знаки находились в полном беспорядке и только сбивали с толку. Названия мест теперь были неразрывно связаны с новыми, трагическими воспоминаниями, но знаки меняли не сразу. Глядя на них, невозможно было понять, в какой стране ты находишься, придется ли тебе, добираясь до какого-нибудь города, пройти контрольно-пропускной пункт, проехать артиллерийскую часть или пересечь минное поле; нельзя узнать, что здесь погибли тысячи людей. Знаки молчали и о том, что этого места могло уже и не существовать.
Если бы я попал в Югославию годом ранее, то просто поехал бы на юго-восток страны, миновав Бихач и Дрвар, а потом оказался бы в Льежска Жупица. Мне до сих пор попадались знаки, указывающие на этот путь. Но война перерезала дороги. Дрвар оказался на территории сербской Крайны, и я понял, что единственный способ добраться туда — ехать на юго-запад вдоль побережья, а затем — через Боснию и Герцеговину.
Рашид поехал со мной. С того момента, как мы выпили напоследок кофе в мечети, он почти не покидал меня.
— Здесь происходят важные события. — Он взбалтывал кофе в пластиковом стаканчике.
— Более важные, чем в Кувейте? — Я вспомнил, как Рашид уходил от нас по дороге смерти, и открыл было рот, чтобы возразить, но он остановил меня:
— Более важные. Это намного важнее для каждого мусульманина. В том числе и для тебя. Просто не верится, что ты стал мусульманином. Ты же типичный американец.
— Мой отец — мусульманин из Боснии. Он приехал в Штаты в сороковых.
— Он еще жив?
— Нет. Давно умер. Я хочу увидеть его родную деревню.
— Мне грустно слышать об этом. Но... ты ведь приехал сюда не из-за войны?
— Нет, я приехал не за этим.
— Ты — хороший солдат. Настоящий боец. Даже странно, что ты всего лишь турист.
— Правда? Ты действительно так думаешь? — Я вспомнил, как мы ползли через минное поле. Вспомнил ту ночь, фосфор и Дженкинса. — А разве ты не устал от войны? Пора идти дальше, дружище.
— Не мы начинаем эти войны. — Он подождал, пока я допью свой кофе, потом посмотрел мне в глаза. — Не мы, — повторил он.
— Кто это «мы»? Послушай, Рашид, приятель, это не моя война, хотя мои предки и отсюда родом. Я не понимаю, какое ты имеешь ко всему этому отношение?
— Ты веришь в справедливость?
— В справедливость? Нет. — Я устал от подобных разговоров. — Знаешь, я очень рад тебя видеть. Даже словами передать не могу, как рад. Я понятия не имею, почему ты здесь, но мне все равно приятно. Я провел в этом месте два невероятно долгих дня, и мне пришлось изменить все свои планы. — Я почувствовал, что мой голос начинает срываться. — Сейчас мне нужно решить, что делать дальше. Я должен вернуться в отель.
Ты даже не представляешь, какой у меня сейчас в номере бардак. Но я хочу как можно скорее попасть в деревню моего отца.
— Как ты доберешься туда?
— Возьму машину напрокат.
Он улыбнулся.
— У тебя на это уйдет как минимум три дня. И когда ты приедешь на место... — Он рассказал о захваченной сербами Крайне и о дорогах. — Ты говоришь на каком-нибудь сербском диалекте?
— Нет. А ты?
— На нескольких.
Я был поражен.
— Возможно, я найму переводчика. — Мне вспомнился Эл, я стал искать его глазами, но он исчез.
— Поехать в Дрвар? И сколько денег ты собираешься заплатить переводчику? Никто из местных не поедет с тобой туда. Через несколько недель, возможно, через несколько дней в Боснии начнется война...