Книга Леди GUN - Владимир Вера

– Кабан, ты забыл, нам надо еще заглянуть в одно место, – нашелся Седой. Надо было скорее уводить подельника, пока он не ляпнул еще чего-нибудь. – Боря, ты уж прости. Приходи ближе к вечеру в «Барракуду», есть что рассказать. – А про себя подумал: «Как бы не так, держи карман шире». – Сколько уже не виделись. Забывать друзей стал. Прости, нам с Кабаном срочно надо в одно место. Кабан, пошли, опаздываем…

– Куда? – уставился на Седого Кабан.

– На кудыкину гору, дурья башка! – не выдержав, Седой потащил его за руку. – Совсем память отшибло. – Седой толкал Кабана к калитке и косил взглядом на Бориса, силясь улыбаться. – Ты, Борь, не обижайся, увидимся вечерком в «Барракуде». Ну, бывай. Пока. – Наконец он вытолкнул тушу Кабана за пределы собора.

Борис смотрел на своих удаляющихся приятелей, недоумевая, их поведение показалось ему очень странным.

Седой тянул Кабана за руку, когда они шли по улице, словно несмышленого дитя-акселерата, ничуть не сомневаясь, что с умственными способностями Кабана дела обстоят именно так. Скоро Кабану это надоело, и он дернул руку.

– Что за кипеж мимо темы? Чего ты подорвался как угорелый? – сердито прошипел он.

– Я тебе удивляюсь, – нервно завопил Седой. – Кто тебя за язык тянет? Или у тебя язык сам по себе такой, что им впору брови расчесывать?! Боря – садовник той самой церкви, где нам предстоит поработать… – Сказав это, Седой восхитился собственной смекалке, ведь он сам только что вспомнил об этом.

– Точно, – щелкнул челюстью Кабан, вытаращив глаза. Немного постояв с отвисшей челюстью, он выпалил: – Так это же, наоборот, как нельзя лучше! С его помощью все будет гораздо проще.

– Ах, вон оно как… – Седой был вне себя от ярости. Он бы ударил Кабана со всего размаху, если бы на секунду забыл, что его удар Кабану – все равно что нежный поцелуй. – Да ты никак просто хочешь поделиться выручкой? А ты не подумал, что твой Боря, узнав обо всем, поставит крест на предприятии. Держи язык за зубами, если не хочешь загубить дело. Ты ручаешься за него? Этот тип опасен. Стоит нам проболтаться – он подберет все дельце под себя и заграбастает наши десять кусков. А ты бренчишь, как балалайка. Святоша с Борей вкупе работают. Этот шустрец свое не упустит. А нас на надежность проверяли. Дурачина ты, Кабан, такими деньгами за здрасьте не сорят. Кретин…

– Ну чего ты, Седой, я все понял, – извинялся великовозрастный детина. Теперь он был более чем убежден, что Борис с Симеоном заодно и что их проверяли на болтливость. Теперь он был благодарен партнеру, что тот не позволил ему наговорить лишнего. – Седой, братишка, ну все ж нормально, пошли, пропустим по соточке водки, – примирительно предложил Кабан, – за мой счет.

– Черт с тобой, – обрадовался Седой. Доля Кабана все еще была у него. А значит, покупать водку и закуску будет он. Когда Кабан спросит, сколько он заплатил, можно будет накинуть сотню-другую. Седой уже давно привык обманывать своего дружка-напарника.

* * *

Тем временем Борис уже вошел в собор и не увидел там ни одного верующего. Лишь согнутый временем и лакейской сущностью служка-дьякон крутился с потухшим кадилом возле иконостаса. Боря подошел к нему и без всяких приветствий угрожающим тоном спросил:

– Отец, эти двое, которые только что вышли отсюда, что они здесь делали? – Борис был в большом возбуждении, предвкушая встречу с Симеоном. У него чесались руки, и сейчас в порядке вещей он мог зашибить попутно и этого кривого дяденьку неопределенного возраста, посмей тот не ответить.

Служитель на удивление тотчас ответил елейным голосом:

– Они приходили к владыке… – Борис уловил сверкнувшие огни во взгляде сгорбленного служителя.

– Отец, не знаешь, зачем они к нему приходили? – смягчив голос, спросил Борис.

– Нет, не знаю.

Борис проткнул его своим взглядом. Глазки дьякона забегали, немного помедлив, он добавил:

– Они беседовали за закрытыми дверьми в келье батюшки. А, собственно, кто вы такой?

– Ну надо же, – присвистнул Борис, – беседовали за закрытыми дверьми! Где келья этой гниды?! Я щас с ним тоже беседовать буду!

Прислужник вздрогнул.

– Не хочешь показывать?! Думаешь, я сам не найду… – Борис бегло огляделся и сразу наткнулся на дверной проем, занавешенный шторой с золотистой бахромой. Он посмотрел на прислужника. – Там?

– Кто вы такой? Что вам здесь нужно? – растерялся прислужник. От страха он согнулся еще и в коленях. Боря подумал, что вытянуть из дьякона еще что-нибудь будет весьма проблематично. И он решил действовать сам.

Он нырнул в проем и зашагал в глубь темного коридора, ни на йоту не сомневаясь в том, что Симеон где-то поблизости.

Сзади него заколыхалась шторка. Прислужник замялся в нерешительности – следовать или нет за незваным визитером. Помедлив немного, он все же отодвинул шторку. Прислужник боялся, но влекомый чувством необъяснимого долга все же пошел. По-над стеночкой, бочком, очень медленно, но пошел следом за Борисом, который уже стоял перед массивной деревянной дверью.

Не церемонясь, Борис ткнул ее ногой, и дверь со скрипом отворилась. Епископ был на месте. Уткнувшись в крохотное зеркальце, прибитое над умывальником, Симеон любовался результатом собственных стараний. Никому не доверял епископ подстригать свои твердые, торчащие невпопад усики и густую черную бородку с чуть заметными белыми островками. Симеон щелкал ножничками самолично и каждый раз оставался доволен произведением ловких рук. Вот и сейчас он с удовольствием рассматривал себя в зеркальце, делая последние штрихи маникюрными ножничками. Он подрезал пару ускользнувших от стрижки длинных волосиков, а когда решил, что полностью навел марафет, аккуратно уложил ножнички на полку рядом с мылом и зубной щеткой.

Симеон не услышал, как скрипнула дверь, обычно он целиком отрешался от окружающего, поглощенный своим любимым занятием. И вот теперь, когда он закончил, выдалась секунда обратить внимание на вошедшего незнакомца. Эта самая секунда ввергла Симеона в шок, он испугался. Однако незнакомец не преследовал цели напугать батюшку только своим видом. Он принялся вольготно расхаживать по келье, не очень задумываясь, о чем толковать с монахом, уж Боря-то знал, что это за монах.

– А ты, я гляжу, мне коллега, – задорно начал Борис, – хорошо ножничками орудуешь. Прямо как цирюльник настоящий. Чего бы тебе, батюшка, в парикмахеры не переквалифицироваться? Профессия достойная. Или, к примеру, в садовники, будешь газончики подстригать да кустики облагораживать, а?! Ведь в священнослужителях тебе быть нельзя.

Симеон ничего не понял. Если в этих словах был заложен какой-то потаенный смысл, то Симеону он был недоступен уже только по одной причине… В последнее время он имел дело с уголовниками, а когда общался с ними, то следил только за собственной речью, ибо они цеплялись за каждое неосторожно пророненное слово. Симеон и теперь почти не вникал в суть произнесенного собеседником.