Книга Скандальные признания - Маргерит Кэй

— Генри? Да-да, он рассказывал.

— Когда Генри привезли в полевой госпиталь, я как раз там лежал. Я потерял руку в том сражении. В какой-то момент я даже думал, что Эллиот может сам пойти за ним в горы — полное безумие, не говоря уже о том, что он едва ли смог бы в одиночку донести Генри до лагеря. Он просто обезумел от гнева. А когда Генри умер, он почти перестал разговаривать. Бродил, как живой труп.

— Я хочу написать о Генри. Вот почему я здесь.

— О чем вы?

Они медленно двинулись по цеху, и Дебора стала рассказывать свою задумку, прерываясь лишь для того, чтобы восхититься мастерски изготовленными протезами и другими приспособлениями. Здесь была масса новых и старых изобретений, придуманных бывшими военными, чтобы обрести хотя бы какую-то независимость.

— Как думаете, это сработает? — спросила она, когда они закончили осматривать учебный класс на втором этаже.

Джордж Симингтон покачал головой:

— Понятия не имею, но мысль, безусловно, очень необычная. Можно я задам вам вопрос, почему вы это делаете?

— Я хочу помочь.

— Да, но такого просто не может быть. С вашего позволения, вы взяли на себя большие обязательства, наверняка у вас есть какая-то личная причина.

За последний час Дебора немного расслабилась, но пристальный взгляд красавчика капитана снова заставил ее спрятаться за привычной личиной.

— Желание помочь вполне достойная причина для серьезного обязательства. Мне не нужно другой, — сказала она.

Симингтон вспыхнул от ее высокомерного взгляда, такая перемена его озадачила.

— Я отведу вас к Эллиоту. Хотя он уже здесь. — Капитан с облегчением заметил, что майор ожидает их у подножия лестницы. Он отвесил ей официальный поклон и холодно попрощался.

— Что вы ему сказали? — удивленно спросил Эллиот. Увидев, что его друг быстро ретировался, он испытал облегчение.

— Понятия не имею, — беззаботно ответила Дебора. — Может, я замучила его вопросами. — Она постучала серебряным карандашом по книжечке. — И у меня еще много осталось. Может, мы еще успеем посетить амбулаторию?

— Это не слишком приятное зрелище.

— Я этого и не жду, но как я могу рассказать другим то, чего сама не видела?

— Разве писатели не этим занимаются, подключая воображение?

— Я много раз его подключала, уж вы мне поверьте, — сказала Дебора, думая о Белле Донне. — Но есть вещи, которые лучше не оставлять на откуп воображению.

— Такие, как кража со взломом?

— И уход за больными.

— Ну хорошо. Если вы уверены, что хотите этого, — сказал Эллиот.

— Я уверена, — ответила Дебора и взяла его за руку.

* * *

Амбулатория занимала второй этаж и мансарду главного дома, там стояли кровати для тяжелых больных. И хотя лечились в ней большей частью ветераны и их родственники, лечебница быстро стала неотъемлемой частью спиталфилдсского общества. Здесь никому не отказывали.

Спустя час Дебору уже шатало от новых сведений и переживаний. Спускаясь по главной лестнице, она тяжело опиралась на руку Эллиота.

— Извините, я немного устала.

На дрожащих ногах шагнула на мраморный пол, сразу поскользнулась и чуть не упала. Эллиот успел вовремя ее подхватить.

— Вы сегодня что-нибудь ели?

— Я забыла. Я так волновалась перед поездкой.

— А вчера вечером?

— Вернувшись от вас, я сразу легла спать. — Она схватилась за изящные кованые перила. — Со мной все хорошо. Только, если можно, стакан воды.

— Вы не будете здесь ничего пить. — Она была смертельно бледна. Эллиот глянул на карманные часы. Уже больше трех часов, а она со вчерашнего дня ничего не ела. Он беззвучно выругался. — Вы что, хотите присоединиться к тем, кто наверху? — прорычал он, подхватывая ее на руки.

— Эллиот, поставьте меня на землю. Я вполне способна идти сама.

— Я знаю. Вам двадцать восемь, и, как предполагается, вполне достаточно, чтобы делать это без посторонней помощи, — сказал он, игнорируя ее протесты. — Но поскольку вы явно неспособны себя накормить, я не могу доверить вам и самостоятельные передвижения. Перестаньте сопротивляться и обнимите меня рукой за шею, тогда мы с вами поладим. Лайл, мой экипаж еще на ходу?

— На ходу, майор. Вам нужна помощь с миссис Нэпьер? — с усмешкой поинтересовался сержант.

— Не думаю. Прощайтесь, Дебора, — приказал он и, понизив голос, чтобы слышала только она, добавил: — Я обожаю, когда вы так извиваетесь, но предпочитаю, чтобы вы подождали, пока мы останемся наедине.

Дебора вспыхнула и наградила его испепеляющим взглядом.

— До свидания, сержант Лайл. Спасибо вам за гостеприимство. Надеюсь, в следующий раз вы уделите мне немного времени. Мне очень интересно узнать, где вы побывали и что видели. К сожалению, сейчас моя свобода сильно ограничена, иначе я бы могла послушать прямо сейчас, — натянуто сказала она.

— Думаю, майору Марчмонту виднее, мэм. — Лайл не удержался и фыркнул от смеха.

— Это было унизительно, — заявила Дебора. Она отобрала у него плед и собственноручно укутала ноги.

— Упасть в обморок было бы еще хуже.

— Со мной не бывает обмороков.

— Судя по виду, вы были чертовски близки к тому, чтобы потерять сознание.

Эллиот кинул малолетнему «груму» шестипенсовик, а остальной шпане — горсть медяков. Мальчишки одобрительно закричали.

— Вы совершенно о себе не заботитесь, — сказал он, понукая упряжку.

— Я вполне способна…

— Дебора.

Она скрестила руки на груди:

— Что?

— Почему бы вам не отдохнуть? Я о вас позабочусь.

— Я не нуждаюсь в вашей заботе.

— Нуждаетесь. А кроме того, я этого хочу. Вы позволите?

Дебора внезапно ощутила, что ее душат слезы. По щеке тут же скатилась слезинка, и она стерла ее перчаткой.

— Извините. Наверное, мне действительно следует поесть. — По щеке скатилась другая слеза, и еще одна. Дебора отвернулась, отчаянно пытаясь обрести самообладание. Надеялась, что Эллиот ничего не заметил. Украдкой посмотрела на него и натолкнулась на его взгляд. Он, конечно, заметил ее слезы. — Извините, — повторила она.

Эллиот покопался в кармане и вытащил большой чистый платок.

— Перестаньте извиняться, вы ни в чем не виноваты. Это моя вина. Посещение амбулатории слишком сильно на вас подействовало. Я не должен был вас туда приводить.

— Я сама настояла. — Дебора вытерла платком слезы. Она видела его напряженное лицо, сведенные брови. Шрам на лбу побелел. Она уже достаточно его знала, чтобы понимать, он сердится не на нее — на себя. Чувство вины заставило ее сделать признание, о котором предпочла бы никому не рассказывать. — Дело не в амбулатории. Просто никто раньше не предлагал обо мне позаботиться. От этого я стала такой жалкой.