Книга Крестоносец. За Гроб Господень - Пол Догерти

На следующее утро офицер вернулся. Их захотел принять сам Яги-Сиан, правитель Антиохии. Теперь Имогена почти открыто проявляла свое недовольство тем, что произошло, но она быстро догадалась, что если хочет выжить, то должна повиноваться. Однако злобные взгляды и недовольное бормотание ясно показали Элеоноре, что Имогена ей больше не подруга. Вскоре офицер вернул им их пожитки, включая драгоценный ларец Имогены и оружие Теодора. Турок вел себя даже более приветливо, чем в предыдущий вечер. Очевидно, защитники города сочли дезертирство Теодора своим блестящим достижением. Офицер вывел их на улицу, и им пришлось ненадолго прикрыть ладонями глаза, потому что тучи рассеялись и солнечные лучи набирали силу. Вероятно, этот офицер получил строгие инструкции: показать, какой сильной и неприступной является Антиохия. На узких улицах, по которым он вел перебежчиков, кишели люди многих национальностей, занимавшиеся своими делами. Потом они вышли на огромную площадь со множеством базарных лотков под пестрыми навесами, с которых продавали хлеб, рис, вареное или жареное мясо, птицу, а также овощи и фрукты, включая груды свежих арбузов. Офицер купил арбуз, разрезал его на доли и предложил своим подопечным. Сладкий сок был великолепен на вкус и приятно освежил рот и горло Элеоноры. Они прошли дальше и увидели лотки, с которых продавались шелка, рубины, жемчуг, всяческая одежда и широкий ассортимент пряностей. Далее на своем пути они встретили парки и декоративные сады с вычурными названиями: например, «Душисто-зеленый» или «Оазис изобилия». Между ними находились ремесленные кварталы, в которых жили ткачи, кузнецы, золотых дел мастера, гончары, изготовители тазов и прочие ремесленники.

Утренний воздух был еще прохладен, однако шум и гам города слышались уже явственно. Его жители казались сытыми и довольными. Сердце Элеоноры заныло. Для нее стало очевидным, что усилия «Армии Господа» являются тщетными и не дают почти никакого эффекта. Ее мысли подтвердил словами офицер, указав при этом широким жестом на торговые ряды, забитые всяческими товарами. Чтобы осада была эффективной, подумала Элеонора, необходимо прежде всего плотно заблокировать все ворота. Через некоторое время они вошли в богатый квартал с хорошо вымощенными площадями и улицами. Окна изысканных домов под синей и золотистой черепицей выходили на красивые питьевые фонтаны, богато украшенные пруды и продуманно построенные бани. А над всем этим высились минареты, похожие на бдительных стражников, стерегущих мечети с голубыми куполами и изысканными темно-синими и бирюзовыми узорами на блестящей кладке.

Наконец они дошли до площади, на которой находился дворец правителя города. Его строения буквально утопали в роскошной зелени многочисленных садов. Однако здесь размеренный ритм жизни города был нарушен мрачной сценой. Поймали шпиона, пояснил им офицер, и его должны казнить. Несчастного, связанного по рукам и ногам, привязали к лошадиному хвосту и стали таскать вниз лицом по брусчатке до тех пор, пока тело его не было изорвано в клочья. Кое-где на площади остались лужи крови, а приговоренный к казни превратился в кровавую тряпку, прыгающую по камням за копытами лошади. Офицер намеренно подождал, желая, чтобы пришельцам надолго запомнилась эта сцена, а потом повел их через украшенные орнаментом ворота с мозаичными фаянсовыми панелями и полированными медными пластинами. Каждый вход сторожили охранники в пестрых позолоченных доспехах, мягких сапогах, тюрбанах и остроконечных шлемах на кольчужных наголовниках. Другие стражи, мамелюки в многопластинчатых панцирях и нагрудниках, стояли в нишах. Они были вооружены трапециевидными щитами и острыми как кинжал дротиками.

Перебежчики шли через прохладные серебристо-белые коридоры, колоннады и портики, великолепно украшенные изысканными голубыми, желтыми и зелеными узорами. Особенно радовали глаз сплошные фрески с изображением различных растений и элегантная охровая роспись. Некоторые стены были пышно украшены изображениями многоугольников, а также летящих журавлей и райских птиц. Сквозь многостворчатые окна из цветного стекла лился мягкий солнечный свет. Вода из фонтанов стекала в резервуары, где плавали красные яблоки. То тут, то там виднелись изящные надписи, наталкивающие посетителей на философские размышления. Там были, например, строки следующего содержания: «Могила — это дверь, в которую суждено войти каждому», или же такое: «Пророк Господа нашего, да будет мир ему, сказал: „Спеши помолиться перед погребением и спеши покаяться перед смертью“». Контраст этого дворца с мрачным, сырым и смрадным лагерем показался Элеоноре просто поразительным и захватывающим дух. Помещения дворца отапливались круглыми медными бочками, где горел древесный уголь и куда подбрасывали пакеты с травами, которые, лопаясь от жары, источали тончайший аромат экзотических растений. Кроме того, она была крайне удивлена тем, что ее прежние воспоминания, впечатления, мысли и идеи быстро исчезли. Турки оказались отнюдь не варварами. Во многих отношениях они напоминали ей византийцев из Константинополя: культурные, утонченные и вежливые люди. Да, они были кровожадными в бою и вселяли страх, однако, подумала Элеонора, такими же были Гуго, Готфрид и Теодор. Ясно, что в подобных дворцах обитали лишь правители Антиохии, но эти величественные сооружения были совершенно не похожи на грязные и холодные усадьбы и замки франков.

Наконец их пригласили в зал аудиенций, стены которого были украшены росписью, выполненной в технике, известной как «копировка „тысяча листьев“» и заключавшейся в зашифрованном написании божественных имен на бирюзовых плитках с темно-синей окантовкой. В комнатах ожидания стояли торговцы, принесшие корзины со своим товаром для правителя. Там были мускатные орехи, дольки чеснока, маис, корица и имбирь. Повсюду витал запах дорогих специй. В других комнатах ожидания стояли торговцы, пришедшие предложить ткани, стекло, металлические изделия, ситец, шелк, меха и шкурки горностая. Возле многочисленных дверей толпились целые орды слуг, виночерпиев, посыльных, певцов и музыкантов с цитрами.

Яги-Сиан принял перебежчиков во внутренней комнате, стены и пол которой были перламутрового цвета. Отсюда и ее название — «Жемчужный зал». Правитель возлежал на возвышении на маленьком перьевом матрасе с серебристо-синей вышивкой. По обе стороны от него сидели на корточках высокопоставленные чиновники, все в распахнутых темных мантиях, накинутых на ослепительно-белые халаты. На некоторых были тюрбаны, некоторые были без головных уборов. На первый взгляд все они казались суровыми и отталкивающими, со смуглыми или оливковыми лицами, грозно сверкающими глазами, седыми бородами и усами. Из всех них вооружен был только Яги-Сиан — кривым кинжалом в изысканно украшенном чехле, засунутым за кушак. По краям комнаты стояли его личные телохранители в темно-красных тюрбанах на остроконечных шлемах, сверкающие кольчугами под голубыми накидками. Их руки покоились на эфесах обнаженных мечей. Теодору, Симеону и Элеоноре приказали сесть на подушки перед возвышением; Имогена встала на колени позади них.

Яги-Сиан потянулся и прилег, опершись на кроваво-красные подушки. Его внешность производила странное впечатление: лысеющая голова с высоким куполообразным лбом и торчащими ушами, седые усы и борода, свисающая до самого пояса. Он внимательно посмотрел на Элеонору, при этом его глаза навыкате засветились неподдельным интересом. Затем он повернулся к Теодору и начал его расспрашивать. Время от времени Яги-Сиан посматривал на Симеона и улыбался. Элеоноре стало жутко интересно, был ли писец тем, за кого себя выдавал, или он все же был турецким шпионом, специально засланным в «Армию Господа». Допрос шел быстро и напряженно и прерывался лишь поднятием руки Яги-Сиана, после чего слуги в мягкой обуви бесшумно подносили бокалы с охлажденным шербетом и тарелки с засахаренным миндалем. Позже Элеонора узнала, что раз им предложили пищу, то это значило, что им уже не причинят зла. Теодор сказал ей также, что отвечать на вопросы Яги-Сиана было легко, потому что он просто говорил правду, а благожелательное отношение правителя к Симеону объяснялось тем, что тот служил еще одним подтверждением того, что ситуация в стане крестоносцев ухудшалась.