Книга Брызги шампанского - Михаил Черненок

– Может быть, Семен Максимович просто черствый человек, – возразил Антон.

– Когда ему кто-то нужен, он – сплошная любезность. Здесь же, поверьте, тоже корысть, но иного рода. При обширном инфаркте, допустим, у меня врачи констатируют скоропостижную смерть, и все шито-крыто, у Гусянова – чистые руки. При таком исходе киллеру платить не надо. Дешево, так сказать, и сердито.

– Чувствуется, у вас с мужем произошел серьезный конфликт…

– Очень серьезный. Когда он сегодня утром наотрез отказался взять меня на похороны Володи, я в отчаянии высказала ему все, что сейчас говорю вам, без дипломатических ухищрений.

– Чем Семен Максимович мотивировал отказ?

– Сослался на заключение врача, который прописал мне постельный режим и щадящий покой. Однако, как видите, состояние мое вполне сносное. Я нормально беседую с вами, а днем даже в таверну сходила без особых затруднений. Словом, под видом заботы о моем здоровье Гусянов не моргнув глазом совершил кощунство.

– Вы только что упомянули киллера. Это ради красного словца или Семен Максимович на самом деле пользовался услугами наемных убийц?

– Конечно, пользовался.

– Когда?

– В прошлом году по его заказу некий Рудольф застрелил в Кузнецке мужа, точнее сказать, сожителя Лизы Удалой.

– Чем Лизин сожитель насолил Семену Максимовичу?

– Попросту говоря, он вроде бы отбил Лизу у нашего Володи. С горя парень стал злоупотреблять спиртным, и Гусянов, спасая сына, избавил его от соперника.

– Это, кажется, ничего не дало?

– И не могло дать. Не зря же говорится, что силой мил не будешь. Когда узнала о случившемся, пришла в ужас. Заварить кровавую кашу ради того, чтобы добиться расположения неглупой женщины, какой является Лиза, к нелюбимому парню, способен только круглый идиот. Собственно, в женском вопросе Гусянов таков и есть. Да и коммерческие его дела, если судить по большому счету, имеют признаки идиотизма.

– С вами насчет того «заказа» Семен Максимович не советовался?

– Упаси меня Бог быть советчицей в подобных делах. Впрочем, как и в других его махинациях.

– Как же вы узнали об этом?

– Можно сказать, случайно. Нынче в начале лета Володя привез из Кузнецка какую-то винтовку. Сначала за околицей учинил стрельбу из нее, потом разъезжал по селу в машине и бахвалился оружием, какого никто из односельчан не имеет. Узнав такое, Гусянов вечером устроил сыну небывалый нагоняй. Из его крика, который был слышен даже сквозь плотно закрытую дверь комнаты, я поняла, что некий Рудольф, сотворив «мокрое» дело, отдал винтовку Володе, чтобы спрятать, а не для показа всей деревне. Сожалею, что в тот раз я промолчала, не ввязалась в скандал. Теперь близок локоть, да не укусишь…

– А вечером в прошлую пятницу из-за чего возник конфликт у Семена Максимовича с сыном? – спросил Бирюков.

– Начало этого конфликта я упустила. Смотрела «Санта-Барбару»… – Анна Сергеевна нахмурилась. – Когда выключила телевизор и вошла к ним в комнату, они уже поутихли. Володя собрался уходить…

– Он сильно был пьян?

– Заметно. Я спросила: «Ты куда?» – «Домой, в Кузнецк». – «Как в таком состоянии поедешь?» – «За рулем будет друг. Мы на его машине приехали». – «Почему не на твоей?» – «Так надо». Это дословно мой разговор с Володей.

– Значит, он вам сказал, что поедет в Кузнецк? – уточнил Бирюков.

– Да.

– А вот Семен Максимович говорит, будто сын с другом собирался поохотиться на раздоленских лугах.

– Врет! Об охоте не было ни слова. Перебросившись со мной короткими фразами, Володя направил сяк двери. Гусянов сердито ему сказал: «Передашь деньги и чтоб никакой самодеятельности. Понял?» – «Понял», – раздраженно буркнул Володя и ушел. Больше я не видела сына.

– О каких деньгах шла речь?

– Не знаю.

– Неужели не спросили у мужа?

– Нет, я давно у него ничего не спрашиваю.

– Почему?

– Потому, что он никогда не говорит правду.

Бирюков, чуть подумав, сказал:

– У Владимира, кажется, были очень напряженные отношения с братом Лизы Андреем…

– Мне трудно судить, что между ними было. Сын не откровенничал со мной, больше с отцом шушукался. Вместе они строили прожекты.

– Наподобие перекупки шашлычной у фермера Куделькина и переименования ее в таверну?

– Таверна – это цветочки. Богдан Куделькин у Семена Максимовича вообще, как бельмо в глазу. По моим наблюдениям после шашлычной Гусянов намеревается прибрать к своим рукам Богданову мельницу, а в итоге – разорить фермера… – Анна Сергеевна помолчала. – А напряженные отношения с Андреем Удалым у Володи могли возникнуть по двум причинам. Либо из-за Лизы, которую брат опекает на каждом шагу, либо из-за Гусянова. В прошлом году Семен Максимович поступил с Андреем по-крохоборски: оплатил ему всего-то половину заработанного.

– Не Андрею ли предназначались те деньги, чтобы компенсировать его прошлогодний убыток и тем самым расположить к Владимиру? – спросил Бирюков.

– Может быть. Однако сомневаюсь, чтобы Андрей взял их. Парень он гордый. Такие не меняют своих убеждений ни за какие подачки.

– Фермер Куделькин тоже такой?

– Богдан еще принципиальнее, но его финансовое состояние на грани краха. Чтобы избежать нависшего банкротства, он, в отличие от Андрея, по-моему, не отказался бы от солидного куска наличных денег.

– Хорошо знаете этих людей?

– Достаточно. Потому и высказываю о них свое мнение.

– Жаль, что вы не захотели встретиться с сотрудником уголовного розыска в субботу или воскресенье.

– Я тогда еще не знала о случившейся трагедии и была раздражена необъяснимым чувством надвигающейся беды.

– А как Семен Максимович вел себя в выходные дни?

– Очень странно. Метался из угла в угол и через каждые полчаса хватал телефонную трубку. Как я заметила, хотел дозвониться к Володе в Кузнецк. Не знаю, кто конкретно убил Володю, но в том, что смерть сына на совести отца, не сомневаюсь ни на йоту…

Неожиданно в приоткрывшуюся дверь заглянула пожилая сухощавая женщина, одетая в адидасовское трико, и тихим голосом проговорила:

– Извините, Анна Сергеевна, пора вам принять лекарство.

– Спасибо, Руфина, за напоминание. Не мешай, таблетки у меня в кармане.

Женщина мгновенно исчезла за дверью. Анна Сергеевна достала из накладного кармана платья аптечный пузырек с широким горлышком, вытряхнула на ладонь небольшую фиолетовую таблетку и осторожно взяла ее губами. Проглотив, какое-то время посидела молча. Затем подняла на Бирюкова влажные от слез глаза и медленно, с придыханием, сказала: