Книга Наследство хуже пули - Сергей Зверев

Дождавшись поворота камеры в другую сторону, Мартынов быстро забрался на забор и стремительно обрушился вниз, перекатившись к стене уже внутри ограды.

Камера вернулась обратно и очертила пространство. Оператору, если только таковой сидел перед монитором, снова должно было привидеться одиночество, и только ветка вяза, что совсем недавно находилась в покое, качалась из стороны в сторону.

Лежа на земле, Андрей осмотрелся. Знать бы раньше, засыпал бы Холода вопросами о технологии охраны его дома.

Камеры на стенах дома внутри двора были, но эти уже не двигались, а просто тупо смотрели своими циклопьими глазами туда, куда их направили. Сообразив, что, если идти прямо и никуда не сворачивать, он не окажется объектом интереса ни одного из аппаратов, Андрей встал, машинально отряхнулся и медленно двинулся к дому.

Рядом с каменной стеной особняка он повторил знакомую процедуру – прижался к стене спиной и таким образом проследовал до угла.

Идти к крыльцу Мартынов не решился. В любой момент двери могли распахнуться, и первый встречный сразу стал бы лапать то место на своем теле, где расположена кобура. Мартынов не любил ситуации, в которых он заведомо проигрывал. А потому, посмотрев вверх, он секунду подумал – больше для очистки совести, чем для анализа, и уверенно взялся руками за выступ стены.

Гробовая тишина во дворе и внутри дома Мартынова настораживала и заставляла передвигаться быстрее. Чем скорее он разуверится или убедится в своих опасениях, тем быстрее уберется из дома или протянет хозяину из окна руку. Сейчас, когда стена была рядом с ухом, а окно первого этажа уже под ногами, он должен был слышать и раскатистый голос Холода, покрикивающего в телефонную трубку, с которой никогда не расставался, и долбящие звуки Dolby Digital кинотеатра, который не переставая крутил кино для единственного затворника этого особняка. Уже давно должен был слышаться топот охранников, не прекращающих исполнять указания босса. Но ничего этого, как ни силился, Андрей не слышал. Или не хотел слышать из-за того, что у ворот стояла черная «Волга», которая находиться здесь не должна была по определению.

Слава архитектору и вкусам Семы – построй эти двое дом в стиле модерн, взбираться по его округлым стеклянным стенам с такой легкостью вряд ли бы удалось. Но Сема был склонен к старым веяниям, и эти ступенчатые стены в стиле готик как нельзя лучше подошли бы для тренировок альпинистов, заплати они такую сумму Семе, что ему не оставалось бы ничего иного, как разрешить.

Окно на втором этаже открылось с той же легкостью, с какой открывается душа случайного партнера по складчине в очереди за пол-литрой. Протянув руку, Мартынов без труда отвел в сторону незапертую створку и, чрезмерно рискуя, заглянул вовнутрь.

Кабинет Холода предстал перед ним в странном виде: кресло было перевернуто и лежало на полу, несколько книг из стеллажа валялись на полу, стол сдвинут в сторону, но не это заставило сердце Мартынова биться, словно ему ввели адреналин.

У стены, рядом с кожаным диванчиком, которым хвалился Сема как «диванчиком из кабинета ЧК (в Самарском музее уступили)», чьей-то рукой была аккуратно очерчена жирная меловая линия. Вглядевшись в ее абрис, Мартынов увидел очертания человека, которого сейчас на полу уже не было, но который обязательно был, а иначе зачем кому-то понадобилось рисовать такие линии?..

В этот рисунок может улечься любой человек, подними первого очерченного с пола. Но вот этот уголок, описанный рукой, вооруженной мелом… Такое впечатление, что художник, ведя мел вдоль ноги лежащего, чихнул и рука отъехала в сторону, вырисовав правильный треугольник. Анатомия человека не предусматривает таких выступов на теле. Но такой рисунок обязательно получится, если эксперт аккуратно, без насморка, вырисует полу халата, откинувшуюся в сторону.

«Я хожу дома, Мартын, как барин! Непременно в брюках и халате!.. Хочешь, и тебе велю принести такой?..»

Можно уже уходить? Или попробовать убедить себя в том, что совсем недавно на этом полу лежал не Сема, а кто-то из его гостей, который оказался гораздо пьянее Мартынова, раз позволил нарядить себя в халат с шитьем? А Сема, дай бог, не в морге, а всего лишь в СИЗО. Дает показания, путает «красных» и наезжает на адвоката.

Уйти и не разобраться в этом Андрей не мог. Во-первых, это был дом его друга, и, потом, от Семы много что зависело в деле отъезда его и Маши за границу. И Мартынов, стараясь не издать и звука, перегнулся через подоконник и, как огромный питон, сполз на пол.

Но уже через мгновение ему пришлось вновь превращаться в питона. По коридору звучали шаги, а в этом крыле второго этажа находилась – он это помнил – только дверь в кабинет.

Не раздумывая и секунды, Мартынов встал под полог, спускающийся от самой головы оленя со стеклянными глазами. За спиной его, в нише – «тещиной комнате», располагался сейф. В этом крошечном закутке Холод хранил деловые бумаги, переписку с лагерными друзьями, архив дел своих, порочных и богомерзких, ружьишко и прочие мелочи. Теперь, стало быть, маленький тайничок за плотным пологом, спускающимся от башки с огромными раскидистыми рогами, уже не является тайной для сотрудников милиции. Если и был повод заглянуть туда и перевернуть все вверх дном, то нынче подвернулся как раз тот случай.

«Зачем я здесь?» – с тоской подумал Мартынов, слыша шаги вошедшего в кабинет человека. Но он уже ответил на этот вопрос, когда решился войти через окно.

Глава 25

Бабушкин и Метлицкий встретились вечером этого же дня. Чтобы не давать повод начальству отзывать из отпуска, Роман отключил свой телефон и подключил другую трубку, номер которой теперь знал только ордынский следователь. И сейчас, ожидая Бабушкина в холле гостиницы «Новосибирск», майор сожалел о том, что нельзя вернуться в собственную квартиру и принять душ. Коллеги из РУБОПа, не найдя возможности связаться с ним по телефону, могли в любой момент приехать к нему домой. Любое серьезное происшествие в городе могло стать основанием для отзыва Метлицкого, и дать повод руководству снова вернуть себя в отдел майор не хотел. Разберутся без него – справедливо рассуждал он, так бывает всегда, когда начальник убывает в отпуск, но одно дело, когда начальника действительно не найти, он лежит на пляже в Судаке, и совсем другое, когда давит диван с газетой в руке по месту регистрации. Тут сам бог велел отвлечь шефа от скуки…

Бабушкин не звонил уже два часа, и Рома стал подумывать о том, не побеспокоить ли нового друга звонком. Еще днем они договаривались встретиться здесь, и не могло быть, чтобы пенсионер МВД позабыл о месте и времени.

Рома вынул трубку, посмотрел на нее, словно пытаясь в табло увидеть все, что происходит сейчас со следователем, но уже через минуту с удовольствием прекратил это занятие – в холл вошел, близоруко озираясь, Бабушкин.

– Я здесь, папа.

Бабушкин извинился за опоздание и тут же объяснил его причины. Из услышанного Метлицкий выяснил для себя кое-что необычное. Во-первых, Вайс не ослеп, как думалось первоначально, он даже не потерял и одного процента зрения. Другое дело, что лицо его теперь нуждалось в долгом лечении и заботливом уходе. После дозы обезболивающего он начал сносно разговаривать на английском, то есть, помимо фраз, напоминающих предсмертные, типа: «Найди Мартенсона», врать и изворачиваться. Так, выяснилось, что в домике Фомина трое из Америки оказались случайно. Путешествуя по российской глубинке, они вдруг захотели свежей рыбки. Так они оказались в домике старика. Тот согласился помочь, но в последний момент, когда уже почти можно было садиться за стол, в дом ворвался Мартынов, известный Вайсу как Мартенсон, и стал угрожать компании двумя пистолетами с глушителями. Потом он убил Уилки. Что стало с Томсоном, Вайс не знает, потому что Томсон вышел из дома за минуту до появления Мартенсона…