Книга Большое кольцо - Фридрих Незнанский

— Хочешь сам съездить?

— Ребят своих возьму. Ты, надеюсь, сказал тому своему хохлу, чтоб он держал язык за зубами?

— Ну а как ты думаешь? — даже обиделся Федор. Он хотел еще что-то добавить, но промолчал и лишь огорченно махнул рукой.

— Федя, — голосом тихим и проникновенным сказал Турецкий, — я отлично понимаю твои заботы. И, конечно, догадываюсь о той ораве доброжелателей, которые только и ждут, чтоб возник скандал, да покруче, а то им тошно жить. И в этой связи вовсе не собираюсь возводить частный случай в принцип деятельности твоего ведомства. Это ж только представь себе, к примеру! Ну вот, кто-то дает взятку, скажем, в миллион долларов одному из руководителей нашего с тобой драгоценного правительства. Представил? Мы не обсуждаем сам факт, поскольку причина действительно чрезвычайно важная и без взятки никак не обойтись. А теперь подумай, разве имеем мы с тобой право назвать все правительство сборищем жуликов и взяточников? И требовать вместе с некоторыми представителями народных масс уже не просто его отставки, а привлечения к уголовной ответственности? Да никогда! И ни в каком законе такое не прописано. А горлопаны — они обязательно найдутся.

— Ну спасибо, друг. Уговорил. Утешил. Пожалуй, даже засну сегодня спокойно. А между прочим, знаешь, там в бутылке еще осталось. Раз уж открыли, выдохнется же. Божественный аромат исчезнет.

— Не позволим, — решительно сказал Турецкий.

Глава восьмая «На земле»

1

Майор милиции Степан Калинович Новохатко был удручен. Любые мелкие нарушения по службе мог бы простить, включая откровенный наглеж личного состава, ибо за каждым лично не уследишь. Народ-то разный. Это ж как те дворники. Раньше выбор имелся, а почему? Ты ему и квартиру пообещаешь в доме, где двор надо убирать, и зарплату не самую плохую. Вот и не ощущался в них недостаток. То же самое и на дороге. Обеспечь его жильем, дай приличную зарплату, вот тогда он будет пахать не за страх, а за совесть. А если у тебя нет для него хотя бы временной комнаты в общежитии, да и деньги — кошкины слезы, то рассчитывать на его высокую сознательность уже не приходится. И если он идет в дорожный патруль, то явно надеется возместить недостаток личных средств за счет поборов. А поводов для таких противозаконных действий пруд пруди, сколько душе угодно. Случается, конечно, что по ошибке нарвется не на того, вот тут и приходит прозрение. Но тоже не всегда и далеко не у каждого. Один поймет, что надо кончать с опасной халявой, а другой подумает иначе: значит, надо действовать осторожней — вот тебе и вся логика…

Но то все дела обычные, рутинные, можно сказать. А чтоб его сотрудники спарились с бандитами, и предположить не мог Степан Калинович, вполне серьезный и самостоятельный мужчина тридцати пяти лет, с ранней лысиной и обвислыми, запорожскими, рыжими усами. Больше десятка лет уже отдал он своей хлопотной службе, и всякое случалось, чего греха таить…

Нет, конечно, что говорить, когда какой-нибудь лимитчик — без уважения относился к этому разряду населения Новохатко, как бы морально компенсируя тем самым собственное, не московское и даже не российское, происхождение, — так вот, с тем же лимитчиком все понятно. Он нередко поступает на службу, потому что чует свою некую моральную ущербность — по сравнению с теми же соседями, например. А тут ему сразу в руки — и власть! И оружие! И право считать себя всегда правым! Слишком уж велик соблазн для человека с избирательной совестью…

Не зря же говорят умные люди, что человека, причем любого, надо проверять в первую голову именно властью. И если ты выдержал такое испытание, с остальными, которых тоже немало, будет все же полегче…

А тут, можно сказать, лично позвонил сам генерал. Известно, по худым причинам генералы звонить не любят, они для этого на ковер вызывают, а так у них помощников всяких хватает. Степан Калинович приготовился было услышать что-нибудь приятное для себя. А оно вон как все обернулось…

Вот и сидел теперь, ожидая новых указаний. Поскольку было приказано молчать себе в тряпочку, чтоб еще большего отрицательного резонанса не нанести службе. Сидел и ждал, кто там должен подъехать, чтобы все объяснить путем. И стыд, и срам на твою лысую голову, майор…

Много чего он передумал, готовясь к худшему, поскольку тон генерала не давал повода для двусмысленного толкования. Майор хотел было сам еще раз вернуться к тому запутанному случаю, когда, судя по протоколу задержания, отличились двое его сотрудников — Иванов и Петров. Правда, когда приезжал для расследования инцидента следователь из московской прокуратуры, эти двое категорически отказались от своего участия в задержании. И никакой протокол, говорят, не составляли, и задержанного в глаза не видели. Что ж это, фикция, что ли? Но следователь тогда просто отмахнулся, объяснил их отказ тем, что, они, вероятно, просто боятся связываться с сыном крупного деятеля из Генеральной прокуратуры. можно, в общем, понять, тем более что все остальное подтвердилось — в смысле алкоголь-то в организме присутствовал. И наверняка буянил — дагестанец ведь. А им там дай только повод, сразу за кинжал хватаются…

И все равно чувствовал, что называется, нутром майор Новохатко: темная тут история.

Приехавший к нему с утра старший теперь следователь уже из Генеральной прокуратуры показал удостоверение, и майор понял, почему трясло его собственного начальника. Ну конечно, когда генералы уже расследуют! Все, казалось бы, понимая, Новохатко недоумевал, зачем Фролову понадобились характеристики на Сафиева и Мутенкова? Какое они-то имеют к делу отношение? Но приказано молчать, вот он и молчит. А «важняк» из Генеральной сразу с них и начал разговор…

Александр Борисович, прибывший в Новокосино, в штаб отдельного батальона ДПС, в сопровождении Агеева и Голованова, видел растерянность командира и то, что он, в свою очередь, до сих пор ни черта не понимал. Жульничает или в самом деле не понимает? С виду мужик вроде симпатичный даже жаль будет, если окажется таким же подонком, как его «отдельные» подчиненные.

Уже само предположение о том, что находящиеся в отпусках молодые сержанты могли быть задействованы в каких-то криминальных разборках — и это тоже увидел Турецкий, — приводило командира в неподдельное отчаяние. Можно подумать, что он раньше ни с чем подобным не сталкивался! Играет наверняка, думал Александр Борисович, за собственную задницу боится. Сколько ему лет? Наверное, под сорок уже, а до сих пор в майорах бегает. Надо бы заглянуть потом в его личное дело… Но это просто к слову, как говорится… Хотя в принципе именно из таких вот мелких, казалось бы, фактиков, частностей и выстраивается в конечном счете понятная, все объясняющая картина.

И Турецкий, не желая становиться невольным соучастником дурного спектакля, если таковой сейчас разыгрывался перед ним, выложил на стол несколько фотографий, где были запечатлены сержанты в своих действиях на дороге. А на одном из снимков были отчетливо видны их офицерские звездочки. Да, факт налицо!

На закономерный вопрос, где они в настоящее время могут находиться, майор неуверенно развел руками. Снимок с «капитаном» Сафиевым его явно подкосил. Потом Новохатко взял себя в руки, сосредоточился, снова стал отцом-командиром и, нахмурившись, доложил Турецкому, что готов немедленно проехать по адресам их проживания лично. Александр Борисович понимал, что в этой акции может таиться опасность, что сержанты, узнав о приезде нового следователя, и теперь уже по их душу, просто смоются куда-нибудь, пока история сама по себе не забудется. Или же, предупрежденные заранее, станут врать и изворачиваться, сочиняя фантастические истории с новыми привидениями. И он предложил проехать вместе, в его машине. А во второй, на всякий непредвиденный случай, их будут сопровождать его помощники.