Книга Петля для скалолаза - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я рассказал Тенгизу, как Глушков завладел автоматом, как убил сначала одного, а затем второго пилота, как я сажал вертолет на снежном поле, как Глушков умер от отека легких, а Илона, воспользовавшись удобным случаем, передала вибрамы с контейнерами украинцу, и тот, испытав действие стимулятора на себе, устроил на Приюте дебош. Чем дольше я говорил, тем все более тоскливо выглядел Тенгиз. Когда я замолчал, он резюмировал:
– Меня снимут с должности. Провал по всем статьям. Ну, Глушкявичус, ну, темная лошадка!
– Не драматизируй, – попытался я успокоить Тенгиза. – Не все так плохо складывается.
– Не все так плохо?! Ты смеешься или прикидываешься дурачком? Что мне теперь делать с этой Илоной? Как я ее возьму? Ты понимаешь, что теперь невозможно доказать ее причастность к контрабанде порошка? Ты видел, как она передавала вибрамы украинцу? Ты ее за руку поймал? Ты при свидетелях достал из подошв контейнеры и вытряс из них стимулятор?
Я отрицательно покачал головой. Тенгиз сделал мину и развел руками.
– Вот видишь.
Я сделал сильный ход:
– Но мы теперь знаем, где находится база боевиков.
Тенгиз кинул на меня быстрый взгляд.
– Так ты все-таки узнал? И молчал? Где база?
– В бывшем альплагере «Белый Князь». Там когда-то оттягивались партийные боссы Чечено-Ингушетии. Их закидывали туда вертолетами. Я слышал, что там стоят три классных гостиничных корпуса со всеми прибамбасами, медицинский корпус, шикарная кухня, и все в отличном состоянии. Базу не разворовали в перестройку только потому, что она находится в относительно недоступном месте, туда всякий чмошник не поднимется.
Тенгиз несколько оттаял. Он снова потянулся к бутылке с коньяком, отхлебнул не поморщившись.
– Это уже что-то. За это спасибо. За это нас уже не расстреляют.
– «Спасибо», конечно, хорошая штука. Но лучше поощри меня материально, – вроде как пошутил я.
– Сейчас! – кивнул Тенгиз. – Достань в заднем левом кармане рюкзака рулон туалетной бумаги и оторви себе, сколько хочешь… Кстати, а наши баксы где?
Я пожал плечами.
– Я же тебе рассказывал, что Глушков перед тем, как помереть, куда-то спрятал рюкзак. Может быть, Илона его под шумок сперла, может быть, Гельмут.
– Надо найти. Мне за них отчитываться.
– Напечатаете еще.
– Напечатаете! – передразнил Тенгиз. – Сложнейшая технология! Высшее качество подделки! Если они пропадут, мне оторвут башку. Это же инвентарь МВД!
Я пообещал Тенгизу, что обыщу весь Приют. Мы помолчали. Я ждал, когда он первым заговорит о Немовле, чтобы инициатива исходила от него, но Тенгиза тянуло в другую сторону:
– Пока я буду заниматься трупом Глухерсона, Илона свалит за границу. И Бэл, как назло, пропал. Где он может сейчас быть?
– Бэл не пропадет. Он потерял нас, и ему ничего не останется, как вернуться на Приют. Я бы посоветовал тебе для начала взять Немовлю по подозрению в убийстве Шаттуева. Простейший обыск в присутствии понятых, и ты находишь при нем психотропный препарат. Разве этого мало?
– Мало. Мы упустили немку. А она главная фигура в этой истории… Гельмута бы как-то взять.
– Гельмут чист, ухватиться не за что.
Тенгиз вздохнул.
– Ты прав. Ухватить его не за что… Подай-ка мне хоть ты руку!
Он опустил ноги и стал обуваться. Здоровый мужик, ему трудно исчерпать свои силы до конца. Несколько глотков коньяка и хорошо протопленная берлога быстро вернули его к жизни.
– Куда ты собрался? – спросил я, стараясь придать голосу равнодушный оттенок.
– Куда ж еще? На Приют, естественно, – ответил Тенгиз, доставая из рюкзака табельный «макаров» и засовывая его под куртку. – Надевай куртку и выходи. Я жду на улице.
Мне пришлось его догонять. Не дожидаясь меня, Тенгиз пошел вверх по тропе.
– Послушай, Тенгиз! Если Гельмут увидит тебя на Приюте в качестве работника уголовного розыска, то, даю голову на отсечение, тебе уже никогда не увидеть своих фальшивых долларов.
– Это почему?
– Допустим, что рюкзаком завладел он. Пока мы играем прежние роли, он, думая, что баксы настоящие, постарается как можно быстрее спуститься с ними вниз и смотаться за границу. На таможне его и возьмете. Но если он узнает, кто ты на самом деле и что его прекрасно разыграли, то оставит твой учетный инвентарь гнить где-нибудь под снегом.
– А если рюкзак взял не он?
– Тогда на таможне возьмете Илонку. Больше некому было спереть.
Кладбище погибших альпинистов, наверное, единственное кладбище в мире, где нет ни одной могилы. К пирамидальной скале, чем-то напоминающей обелиск, прибиты крючьями металлические таблички с выгравированными на них фамилиями альпинистов, которые когда-то ушли на вершину и не вернулись.
– Не хотел бы я вот так, – сказал Тенгиз, рассматривая траурную стену. – Жутко становится, когда подумаешь, что тела этих людей навечно вмерзли в лед и никто никогда их не найдет… Ну, давай, выпроваживай старика, а потом дай мне знать.
Я обошел Приют со стороны кухонного блока, чтобы не проходить под окном комнаты, в которой я оставил Гельмута, но едва зашел в тамбур, в котором после ослепительного света, казалось, было совершенно темно, как тотчас почувствовал на своих плечах цепкие руки и услышал взволнованный голос немца:
– Это хорошо, Стас, что я вас увидел. Вы не должен подниматься наверх. Там опасно вам быть…
Он затащил меня в коридор первого этажа, и только там я начал различать его лицо.
– Да отпустите же вы меня, Гельмут! – взмолился я. – Расскажите спокойно, что случилось?
– Я сам в это не хотел верить. Вам надо срочно уходить… Войди в комнату, тут мы будем говорить и никому не мешать.
Он втолкнул меня в складскую комнату с матрацами и одеялами и плотно прикрыл за собой дверь.
– Тот человек, который стоял рядом с нами, когды вы ломал дверь в комнату Клюшкофф…
– Ничего не понимаю, – перебил я Гельмута. – О ком вы говорите?
– Этот человек, кажется, назывался Киньязефф.
Это он о самарянине, догадался я.
– И что случилось с этим Князевым?
– Когда вы ушел, прошел час, потом пришел этот Киньязефф и сказал, что вы должен вести переговор с сумасшедшим альпинистом.
– С каким еще сумасшедшим альпинистом?
– Я не видел, мне рассказал Киньязефф, что на третий этаж жил сумасшедший альпинист, которого завязали веревкой, но он сумел веревку кушать ртом. А потом он сказал, что будет всех резать большим ножом, если ему не дадут говорить с начальником.