Книга Смерть шута - Джорджет Хейер

Чармиэн, которой удалось обрести независимость от отца благодаря вовремя скончавшейся крестной матери, завещавшей ей солидную сумму, могла оплачивать небольшую квартирку, деля ее с женственной блондиночкой, больше всего похожей на сочный розовый персик. В Тревелине лишь раз видели это неземное существо, объект страсти одинокой Чармиэн, когда она однажды привезла свою спутницу жизни в гости. Естественно, что Пенхоллоу никак не мог ни воспринять, ни тем более одобрить Лайлу Морпет, которая говорила о себе не иначе как: «Я, бедняжечка...» – словно ей было лет пять-шесть, умильно выпучивая при этом розовые губки... Нужда во вторичном показе Л аилы, таким образом, отпадала сама собой.

Брат и сестра, встретившись на Паддингтонском вокзале, прежде всего поспешили обменяться многочисленными колкостями, причем Чармиэн выражалась достаточно определенно и грубо, в духе своего отца, тогда как Обри отпускал изящные, завуалированные, но меткие намеки по поводу необычного образа жизни Чармиэн...

Но к концу своей поездки они сдружились, а когда увидели, что встречать их прислан Джимми Ублюдок, это согласие приняло окончательные формы.

– Дорогая моя, неужели снова весь этот ужас? – пробормотал Обри. – Он выглядит как плохое второе издание нашего папаши...

– Да, но мне на это было бы наплевать, если бы эта маленькая сволочь не была его внебрачным сынком! – мрачно отвечала Чармиэн.

Машина развернулась, и они поехали. Обри грациозно развалился на сиденье лимузина, отдыхая, а Чармиэн напряженно всматривалась в окошко машины. Казалось, ей было неприятно просто так сидеть и ничего не делать. Помолчав, она проронила:

– Я никогда не обращала внимания на близнецов, считая их ниже всякой разумной критики. По-моему, они не прочли в жизни ни одной книги. Интересно, чем они нынче занимаются?

Они обменялись очередными ничего не значащими колкостями, после чего Чармиэн добавила:

– Если бы отец не женился второй раз, я осталась бы в этих местах на всю свою жизнь...

– Ты хочешь сказать, что ты чем-то чувствуешь себя обязанной Фейт? Или, наоборот, сожалеешь о том, что уехала? – переспросил Обри.

– Как сказать. Просто я не способна играть вторую скрипку ни в чем. И уж конечно, у меня нет ни малейшего желания бросать мою интересную жизнь в Лондоне и снова опускаться в эту трясину.

Она помолчала и добавила:

– А все-таки в этих полях, в этих мельницах есть какой-то неповторимый шарм! Иногда мне хочется-таки сюда вернуться...

Обри посмотрел на нее с недоумением.

– А эта свежесть, поднимающаяся с берегов Мура! А это сено в скирдах, а этот простор... Нет, в гостях хорошо, а дома все-таки...

– Дорогая, стоит ли быть столь сентиментальной? – заметил Обри. – Глядя на тебя, не подумаешь, что ты...

– Ладно. Все-таки слава Богу, что я оторвалась от папаши хотя бы в финансовом отношении! – прокашлялась Чармиэн.

– Да, моя милая, – заметил Обри едко. – А вот каково мне, писателю, творцу, чувствовать свою постоянную связь с отцом? И ехать сюда, на край света, только затем, чтобы привлечь его внимание к моим проблемам и маленьким долгам!

– Почему бы тебе не написать книгу, которая станет хорошо продаваться?

– О, но ведь ты не хочешь менять свою лондонскую жизнь, не правда ли, изменять своим привычкам и ВКУСАМ? Так же и я – но я вынужден к этому коварством, которое сродни коварству филистимлян... Ведь истинное искусство не продается и никогда не может быть продано!

– Ладно, ты не хочешь торговать своим искусством, но продай тогда своих гончих и перестань заниматься скачками!

– Боже мой! Я вовсе не это имел в виду! – мягко заметил Обри. – Я просто терпеть не могу набивших оскомину житейских советов, которые изрекают так называемые практичные люди... Не будем больше об этом.

Чармиэн презрительно его осмотрела, и дальше они ехали в молчании.

В Тревелине их встретили, каждый сообразно своему обыкновению. Ингрэм раздраженно воскликнул: «А, черт, я и забыл, что вы сегодня собирались заявиться!», Раймонд коротко кивнул и ушел по делам, а Юджин, благодушно поприветствовав, завел с ними долгие витиеватые разговоры. Клара сказала сквозь зубы, что рада их видеть, и только одна Фейт сказала им: «Добро пожаловать в отчий дом!»

Чармиэн пожимала всем руку крепко, по-мужски, потом оглянулась и швырнула свою мужскую шляпу в кресло.

– Ну здравствуйте. Надеюсь, все вы в добром здравии. А, Клей, ты уже поднялся с постели? Отрадно. А Юджин, как всегда, жалуется на свои болячки? Тоже ладно. Как там отец?

– Боюсь, что он не очень здоров все последнее время, – сказала Фейт.

– Пьет, значит, – постановила Чармиэн. – А поднос у вас почернел, почернел... Нет, вы положительно разбаловали слуг, особенно ОДНОГО из них! Ясно, что Фейт не может заставить ЕГО работать эффективно, а Клара... не обладает необходимыми качествами домохозяйки. Мне кажется, Вивьен, что только вы могли бы этим заняться и приструнить ЕГО. И кроме того, каминная решетка у вас не чищена с того самого дня, как я была здесь в последний раз!

– Это не мой дом, и я не вижу, почему это я должна участвовать в его приведении в нормальное состояние! – язвительно отвечала Вивьен.

– Видишь ли, Чармиэн, у меня опять нелады с желудком! – пожаловался шутливо Юджин. – У Вивьен много забот в связи с этим, не забывай! Но, я надеюсь, ваш визит к нам будет не слишком длительным и не слишком ВАС утомит, и кроме того, если уж говорить о порядке, то носки Обри представляют собой гораздо более вопиющее зрелище, нежели наша каминная решетка...

Обри пожал плечами.

– Что ты понимаешь в носках, Юджин! Ведь мои носки – это целая поэма из шелка! Ты жесток!..

– Да ну вас всех к черту! – зарычал Ингрэм. – Всякий раз, когда начинается эта тошнотворная болтовня, мне хочется бежать на край света! Как вы отвратительны!

– О нет, это всего лишь моя манера беседы! – с тихим смехом отвечал Обри. – И потом, ты ведь знаешь, КАК я тебя люблю, Ингрэм! И я чувствую, КАК вы все нас любите, дорогие мои!

Ингрэм побагровел и стал бормотать под нос, что лучше бы Обри был поосторожнее с деньгами и расходами на свои чертовы носки, Клара сказала, что не надо ссориться, а Клей подумал, отчего это он не может за себя постоять так элегантно, как это делает Обри, и глубоко вздохнул...

Глава двенадцатая

К тому моменту, как Обри пробыл в Тревелине полные сутки, вся семья уже искренне желала, чтобы он как можно скорее убрался восвояси. Близнецам было достаточно взглянуть на его по-женски длинные и завитые волосы, цветастый галстучек и носочки, чтобы почувствовать себя дурно. Когда они попытались завести беседу о лошадях и конюшне, Обри, переглянувшись с Чармиэн, совершенно непринужденно заговорил о своем юмористическом ревю. После обеда он закурил русскую папиросу с длиннющим мундштуком, заметив вскользь, что сигары, которые курят некоторые грубые молодые люди, слишком крепки для мыслящего человека.