Книга Смерть сказала: может быть - Буало-Нарсежак

Лоба затошнило от отвращения.

— И конечно же, — сказал он, — я сам и предоставил вам благоприятные обстоятельства, которых вы так ждали.

— Разве я ждал? — удивился Нелли. — Право, я уже сам не знаю… Мы жили сегодняшним днем. Будущее? Зачем оно?.. И вот два дня назад жена сказала, что Зина поедет в Аспремон с кем-то встретиться.

— А ведь я советовал ей молчать, — опять прервал его Лоб.

— Вы ее очень плохо знали, ее тоже. Одно только предположение, что Зина завела любовника, вызвало в ее душе возмущение, которое должно было найти себе выход… Ей казалось грязным уже само это слово. Поначалу я струхнул… Я подумал, что она все поняла… А между тем я прибегнул к мерам предосторожности — Зина сняла виллу на свое имя. И мы всегда ездили туда порознь…

— Да… да… — нетерпеливо прервал его Лоб. — И как же вы поступили?

Нелли уселся поглубже, как будто нуждался в опоре. Он поставил стакан, не в силах унять дрожь в руках.

— Мне оставалось предоставить Мари-Анн свободу действий. Она собиралась поехать на «симке», взяв Зинин плащ… Мне оставалось только найти благовидный предлог для того, чтобы задержать Зину на фабрике… Я вам уже сказал: все шло гладко как по маслу… Все думали бы, что покушались на Зину, поскольку Мари-Анн как бы ее подменила… И вы первый подтвердили бы, что я даже не был в курсе дела.

— Ну и сильны же вы… Так называемое безупречное убийство… Преступление, которое совершается как бы само собой.

— Я отказываюсь вам объяснять… — сказал Нелли. — Вы все толкуете превратно. Для такого иезуитского ума, как ваш, да… это может казаться силой… А между тем события разворачивались сами по себе, как болезнь…

— А взрывчатка? Что ни говори — а ведь вам пришлось собственноручно поместить ее на нужное место!

— Динамита и прочего в деревне хоть отбавляй. Когда мы купили хутор, я обнаружил на участке целую кучу разных взрывных устройств — их закопали во времена макизаров[10]. Знаете, заложить динамит в дверной проем — дело нехитрое!

— Значит, в этом и состоит ваша система защиты?! — воскликнул Лоб. — Вы предоставляли событиям развиваться своим чередом, а затем лишь наносили на эту картину ретушь… Последний штрих мастера!

— Глупец! — проворчал Нелли.

— Не хватает только, чтобы вы стали утверждать, будто ваша жена сама и повинна в своей гибели от несчастного случая…

Нелли грустно кивнул.

— Я начинаю понимать, — сказал он, — что тут есть нечто за пределами нашего разумения… нечто такое… Назовите это как вам угодно… Но это истинная правда: с того самого момента, как Зина пыталась покончить самоубийством, все происходило так, будто ее желание умереть заражало других… То, что сделал я, занимает в этом ряду, разумеется, свое место… Но и то, что сделали вы…

— Что?

— Да это бросается в глаза! Не будь вы таким, какой вы есть… занудой… маньяком… мучителем… Вам бы оставить Зину в покое. Так нет же! Вам понадобилось пойти в ее комнату именно в тот самый день, когда я завез ей лампу, которую она захотела поставить у себя. У меня есть вторые ключи… Она страшно перепугалась. Подумала, что я еще не ушел… что вы обо всем догадаетесь… И вы решили установить за ней слежку, обнаружив виллу, предупредили Мари-Анн. А сегодня утром… Зина со мной уже поделилась… Вы все ей рассказали, раскрыли перед ней то, о чем она и не подозревала. Сказать такой девушке, как Зина, что ее любовник — убийца! Да отдаете ли вы себе отчет? Боже мой! Возможно, я и заложил взрывчатку, но бикфордов шнур подожгли вы.

— Выходит, по-вашему, я виновен?

— Все невиновны и все виноваты!

— Вы кое-что забываете, — возразил Лоб. — Отбросим в сторону мое утреннее вмешательство… И вот вы с Зиной остались один на один… Разумеется, она не знает, что вы — убийца Мари-Анн, что кто-то покушался на ее жизнь. Но как вы рассчитывали ее успокоить? Как доказали бы, что ей больше никто не угрожает?

— Не ваше дело… — отрезал Нелли. — Если бы вы любили хоть единожды в жизни, вы бы знали, что два существа, считавшие, что они… увидев, как распахиваются двери тюрьмы, не задаются вопросом: а кто же их открывает?.. Они думают лишь о том, чтобы выйти на волю и подышать свободно…

— Возможно, я маньяк и зануда, — сказал Лоб голосом, который ему уже не удавалось контролировать. — Но вы, похоже, страшно самодовольны… невероятно тщеславны, если никогда не догадывались, что ведь Зина любила и меня.

— Вас? — вскричал Нелли.

Парочка, отпрянув друг от друга, смотрела уже на них. Услышав разговор на повышенных тонах, бармен повернул голову в их сторону.

Нелли захохотал.

Лоб почувствовал, что краска заливает его щеки. Огонь, полыхавший внутри, обжег его лицо.

— Замолчите, — прошипел он.

— Не смешите меня!

— Да замолчите же, наконец!

— Эх вы! Шут гороховый!

Рука Лоба потянулась к графину, и пальцы сжали горлышко. Размахнувшись жестом завзятого преступника, Лоб изо всех сил обрушил графин на голову Нелли. В ушах так гудело, что он и не услышал, как тот раскололся. Сноп осколков рассыпался по бару. Послышались крики. Лоб выронил горлышко и пососал ладонь, на которой кровоточил глубокий порез. Потом повалился в кресло и выдохнул.

Где-то хлопали двери, кто-то бежал галопом. Что же это такое сказал сейчас Нелли по поводу Зины?.. Лоб уже не мог припомнить… Но теперь он был уверен: истоки происходящего — в далеком прошлом… очень далеком… Он снова увидел кабинет своего отца, его ледяное лицо. В глубине памяти прочно гнездилась картина этого суда… И вот наконец круг замкнулся… Он перестал страдать… В каком-то смысле он сбросил с себя страшную тяжесть. Капля падала за каплей… не то воды… не то крови…

В бар ворвалась гудящая толпа — словно мощный поток прорвал запруду. Свет люстры слепил глаза. Лоба поставили на ноги. Потащили к двери. За его спиной прозвучал голос:

— Бедняга!… Уведите его… Осторожно! Он свое получил!

В тот самый момент, когда Лоб шагнул за порог, зазвонил телефон.