Книга Контора Кука - Александр Мильштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я почему-то думал, что это уже в прошлом, — сказал Лев.
— Нет, это продолжается. А ты не состоишь в таком комьюнити?
— Нет, — сказал Лев, — я нигде не состою.
— Ну, это секундное дело — зарегистрироваться… Если ты согласишься.
— А почему он там состоит, ты вроде сказала, что он успешный художник, да и вообще, я думал, что это другая статья… Для тех, у кого нет денег на гостиницы.
— Я не знаю. Во-первых, что значит «успешный»… Я сказала «более или менее»… И потом, зная его… Я могу всё что угодно предположить… Кроме краж, разумеется, — она засмеялась, а Лев, сдвинув брови, сказал:
— Кражу ты предлагаешь совершить мне.
— Это не кража! Это возвращение собственности.
— Грабь награбленное.
— Это моя тетрадь, понимаешь?!
— Понимаю, — кивнул Лев, думая: «Что таки не в себе? Двадцать шесть лет, двадцать шесть татуировок или сколько их там… и сям… и вот такие идеи… нет, ну может такое прийти в голову нормальному человеку, а?»
— Смотри: ты регистрируешься на сайте, — продолжала тем временем Софи, — после чего знакомишься с Петером и предлагаешь ему на выходные поменяться с ним местами…
«Сказать ей, что ли, что я женат? — думал Ширин. — Подходящий момент вроде бы… Но не хочется… пока эти слова не произнесены…»
— Ну хорошо, — сказал он, — допустим. Я никогда не был в Лондоне, так что я пока не говорю «нет». Но зачем это ему? Ты так и не сказала о своих на этот счёт, по крайней мере, предположениях — зачем он зарегистрировался на этом сайте…
— Погоди, — сказала Софи, — для начала я ещё хотела объяснить, зачем это тебе. Дело в том, что я тебе неплохо заплачу.
— Ладно, — сказал Лев, — допустим. С этим мы разберёмся… Но почему ты думаешь, что я её найду, твою тетрадь? Ты ведь говоришь, что он её прячет.
— Ну, я надеюсь на это — что ты постараешься, — сказала она, — и если ты её найдёшь, я заплачу тебе в два раза больше. То есть не тысячу, а две — за два дня. По-моему, неплохо? Плюс билет, разумеется, и, так сказать, на расходы…
— Командировочные… да, неплохо, — сказал Ширин, — но, послушай, милая, это же абсурд! Из-за какой-то ученической тетрадки…
— Ты пойми. Пётр — художник, достаточно безбашенный и отнюдь не ограничивающий себя холстами-рамами… Он устраивает перформансы, иногда достаточно радикальные, я тебе как-нибудь покажу его видео… Хотя вот у меня прямо здесь есть, глянь, это уже постскриптум берлинского… «Перфоратор» называется…
Она что-то нащупала там, в своём телефоне, протянула его Льву, и он увидел пунктиром написанные на белой стенке немецкие слова… Ведя пальцем влево, он прочёл: «Вот и я проклюнулся, сестрёнка!»
— «Сестрёнка», — повторил Ширин, — так в немецких сказках говорят…
— Мы с ним жили тогда у моря, в Гамбурге, я тебе говорила, он меня сильно любил… так называть, даже и не стреляя, — она улыбнулась, — сестрёнка, да… Мне кажется, у него была какая-то несбывшаяся мечта, оставшаяся с детства, родители обещали сестричку и обманули, в общем, такая вот история…
— А почему «стреляя» — это что…
— Да, это выстрелы, — сказала она, — эти точки-ямки — от настоящих пуль.
— Прекрасно, — сказал Лев, — гениально… так Петя наш, стало быть, оруженосец, любитель пострелять…
— Да нет, он занимал для этого пистолет у знакомых, специально раздобыл на один день. Первый и последний раз он тогда из него и палил.
— Для первого раза довольно неплохо…
— Поверь, он совершенно безобиден и вообще не склонен к агрессии… Да ведь его там и не будет в это время — в квартире, он ведь будет у тебя!.. Если всё получится, конечно. По правде говоря, я не исключаю, что на сайт «меняющихся местами» он мог зайти, имея в голове какой-то очередной проект… То есть чёрт его знает, может быть, просто потянуло к перемене мест, в смысле, дешёвым путешествиям… А может, хочет и совместить одно с другим…
— Ну спасибо, — сказал Ширин, — вот только этого мне не хватало… Чтобы он устроил из моей квартиры инсталляцию, причём, исходя из его любви к тоталитаризму, я могу себе представить… А меня в это же время снял на скрытую камеру — в своей квартире, как я буду там рыться… И не только: как я хожу в туалет, тотальное видео, да-да, в духе какого-нибудь Болтански…
— No way! Перформансы — это перформансы, инсталляции — инсталляции, но никакого хулиганства, краж, разбоя, арт — это арт. Одно с другим несовместимо.
— Для чего она тебе?
— Для того, чтобы её сжечь.
— Рукописи не горят, — казалось, про себя сказал Ширин, но она услышала.
— Ого-го, ещё как! — и она всплеснула руками, показывая, очевидно, каким ярким пламенем будет гореть её тетрадь…
— Ну, может быть, немецкие… Как еврейские книги… Софи, я вообще-то женат, — сказал Ширин неожиданно слишком громко — так, что человек с айпадом за соседним столиком перевёл взгляд с экрана на свою пустую тарелку и «весь обратился в слух», Ширин заметил это (машинально подумав, что по-немецки: «Я весь — уши») и сказал уже тише:
— Кроме того, в твоём рассказе есть противоречия. По твоим словам, твой экс не любит эмигрантов или, по крайней мере, вполне конкретный «ограниченный контингент беженцев»… К которому я тоже принадлежал изначально, и, получив немецкий паспорт, не отказываюсь… от своей принадлежности. Почему же тебе пришло в голову, что у нас с ним возникнет контакт?.. Не объясняй, не надо, там у тебя, в рассказе, было ещё несколько противоречий, в том числе по поводу «художника и злодейства», но это не так важно… Вот что я хочу тебе сказать. С первой частью я вроде бы справился… Кажется, я нашёл твоего дядюшку.
— Что-что? — удивилась Софи.
— Ну, в смысле, я понял, кто это был.
— И кто же?
— А вот просто один из тех, кто незаметно смешивается с толпой на поминках… Я вспомнил, как недавно… Ты читала Уве Тимма?
— Да, я читала Уве Тимма, и что?
— Там у него в «Красном цвете» были такие «Traueresser», помнишь, посещали все поминки, где было много народу и можно было незаметно примкнуть к траурной толпе и потом к застолью… Они называли себя, если кто-то из близких покойного их спрашивал, а кто они, собственно, такие… «дальними родственниками», «дядями», «двоюродными дедушками», вот и твой наверняка был из таких.
— Но мы никого не похоронили в тот день.
— Ну и что? У Тимма они появлялись только на поминках, а вообще… почему бы им не ходить и на другие большие празднества — где много гостей, ты сама сказала, что в тот день у вас было много гостей, а повод ты теперь уже не помнишь… Ну, это же классика, пьеса такая была итальянская: «Моя профессия — синьор из общества»…
— Знаешь, я всё-таки думаю, что это был наш дядя, Лев. А родители не хотели мне это говорить, вычеркнули его… Но ты ушёл от разговора по существу… Так ты попытаешься достать со дна Лондона мой черновик?