Книга День бумеранга - Кристофер Бакли

– Среди прочего, тем, что я его знала до того, как он стал клиентом. Слушай, чего ты так прикопался ко мне с этим?

– Не нравится мне твой Ранди.

– Ну и что? Спать тебе с ним никто не предлагает.

– У тебя, кажется, в мозгах серьезный засор, – сказал Терри. – Доводилось такое видеть. Молодые впечатлительные ответственные сотрудники вдруг перескакивают на сторону клиента. Глотают всякую лапшу. В конце концов приходится прочищать им башку. У меня на глазах это случалось с лучшими умами моего поколения.

– Спасибо тебе большое, Аллен Гинсберг ты наш.[66]Но только я додумалась до «восхождения» первая. А теперь все про него говорят. Это, черт возьми, моя собственная лапша.

– И ты собственной лапшой обкушалась и обвешалась. «Ресурсопожиратели». «Сморчки». Норман Рокуэлл живописует Освенцим.

Касс опустила глаза. Потом тихо произнесла:

– Я худо-бедно пытаюсь завязать дискуссию о будущем соцобеспечения.

– Ладно, – сказал Терри. – Не хотел тебя задеть. Просто я дольше твоего имею дело с политиками. Когда начинается серьезная драка, поверь мне – не они первые летят вверх тормашками, а ты. Хотя постой. Зачем я тебе это говорю? Он же грохнул тебя на мине!

– Да, и кто из нас будет хромать всю оставшуюся жизнь? Отцепись от него наконец. Если тебе не нравится моя затея с Норманом Рокуэллом, я слушаю твои предложения.

Терри задумался.

– Может, подключим знаменитостей? Вроде рекламы молока, только пить будут отраву. На верхней губе потом багровые пятнышки. «Пробовали? Ну просто… восхождение!»

Касс улыбнулась.

– Ты в своем репертуаре. Даже когда ведешь себя как последняя сволочь – все равно великолепен.

– Либо ты слишком налегала на «ред булл», – сказал Терри, – либо перешла на Темную Сторону. В любом случае ты села на мель. Оставь эту идею с Норманом Рокуэллом.

– Сейчас не время для робости.

– Это верно, – сказал Терри. – Время для робости придет в следующий вторник.

Это была их давняя шутка. Чуть ли не каждый день на Капитолийском холме кто-нибудь говорил: «Сейчас не время для партийной непримиримости» – обычно в момент, когда этого деятеля уже добивала оппозиция. Если кто-то из них двоих натыкался на подобную фразу в печати, он бросался к компьютеру и немедленно отправлял другому электронное послание. Опоздавший платил вечером за выпивку.

– Мне вообще-то пора, – сказала Касс. – Встреча с Ранди на Капитолии.

– Передай Ироду мое фе.

– Очень смешно. Обхохочешься, типа того.

Но, спускаясь в лифте, Касс невольно задалась вопросом: не переходит ли она вброд некий Рубикон сумасшествия? Бросила взгляд на туфли. Вроде сухие.

Реакция Терри на Нормана Рокуэлла разочаровала ее и даже привела в тихую ярость. Мог бы признать, по крайней мере, что это остроумно. Как-то не хватает ему огня. Все-таки он из старшего поколения. Трудно ожидать готовности разделить ее пыл. И здорово ревнует, сказала она себе. «Ироду». Ну в самом деле! Как говорил один полковник в Боснии, а ну-ка все подышали в пакеты и продолжаем работу!

Когда дверь лифта открылась, она заставила себя пожать плечами. По барабану. Слава тебе, господи, подумала она, за это «по барабану». Любую неприятную мысль способен отразить этот барабан. Быть или не быть. По барабану. Нам нечего бояться, кроме самого страха. По барабану. Боевая задача выполнена. По барабану. Философский эквивалент разделительного барьера на автостраде. Может, стоило бы завещать, чтобы на могиле написали: Здесь покоится Кассандра Девайн. По барабану. Тоже очень мета. Как «восхождение».

Ее «блэкберри» зажужжал, как шмель в эпилептическом припадке. Срочная новость. Она прочла:

ОТЕЦ КАССАНДРЫ ДЕВАЙН, ПРИМАДОННЫ «ВОСХОЖДЕНИЯ», ПОРИЦАЕТ ДОЧЬ.

Она остановилась. Глубоко вздохнула. Уставилась на дисплей. Стала читать:

«Калифорнийский миллиардер, чародей хай-тека Франклин Коуэн говорит, что его бросает в дрожь от поведения его дочери Кассандры Девайн, которая придумала взятый затем на вооружение сенатором Рандольфом Джепперсоном план „добровольного восхождения“, имеющий целью спасти систему соцобеспечения.

– Напрасно она заварила эту кашу, – сказал Коуэн. – Зрелище неприглядное.

Коуэн, первоначальным своим состоянием обязанный технологии отслеживания почтовых отправлений, которую он разработал и продал компании „Федерал Экспресс“ за 540 миллионов долларов, заявил, что принял необычное решение публично подвергнуть критике собственную дочь, потому что находит „морально отталкивающим“ ее предложение государству поощрять самоубийства среди престарелых.

Он член „гнезда Филинов“ президента Пичема, которое состоит из крупных спонсоров его партии. Чтобы стать Филином, необходимо пожертвовать в партийную казну как минимум 250 тысяч долларов.

Коуэн сообщил, что никогда не рассказывал о дочери ни президенту, ни его помощникам, но хотел бы, „чтобы генеральный прокурор применил к ней всю полноту закона: порча полей для гольфа – серьезное преступление, не говоря уже о призывах к свержению правительства“.

Коуэн сказал, что из-за „семейного раздрая“ не говорил с дочерью без малого десять лет и что она отвергла несколько его попыток примириться, включая „умопомрачительный“ денежный подарок.

– Она страшно обозлена, – заметил он. – И взвинчена. Мне очень ее жаль.

Он сказал, что делает это заявление ввиду „роста своей известности на национальном уровне“, желая „публично дистанцироваться от особы, с которой связан только биологическим родством, и ничем больше“».

Касс стояла в мраморном вестибюле и слушала, как бьется сердце. Сколько она так пребывала в неподвижности – она не знала; потом послышался до боли знакомый голос. Он настойчиво бил прямо в ухо, кричал, орал, вопил: Ну-ка, ну-ка, ну-ка, девчонки, сиськи вперед и – шагом марш!

Это был голос инструкторши по строевой в Форт-Джексоне. От основ пехотной подготовки какая-то польза все-таки есть, думала Касс, выходя на сияющую и знойную Кей-стрит. Жаль, гражданским не продают винтовку М-16. Она бы нашла ей применение.

Гидеон Пейн, держа в руке шляпу, вытер платком потный лоб – жара какая, Господи! – и нажал дверной звонок симпатичного дома из красного кирпича на Дамбартон-стрит в Джорджтауне. Почти мгновенно ему открыл слуга в белом пиджаке.

– Signor Payne! Buon giorno.[67]