Книга Темные тропы - Антон Кравин

Ну, держитесь!

Данила стрелял много лучше Прянина. Когда упал первый враг, все замерли и посмотрели на обрыв. Астрахану совершенно не улыбалось получить в бок какую-нибудь отравленную стрелу, поэтому он залег и дальше стрелял уже из-за укрытия – булыжника на краю обрыва.

Когда Данила израсходовал пятый патрон, преследователи смекнули, что дело плохо, и начали неорганизованно отступать, а попросту – драпать. Они кинулись врассыпную и устремились к перелеску. Данила поднялся из-за камня и крикнул Прянину:

– Ты во что влип, Доцент?

* * *

Спуска как такового не было, и Даниле с Картографом пришлось карабкаться вниз по камням, выслушивая советы Прянина, куда ставить ногу. Наконец они оказались рядом со своими. И Маугли и Доцент выглядели невредимыми, у седовласого аборигена была перетянута рука, и из-под повязки выступала кровь. Рана на плече мальчишки затянулась бурой коркой и больше не кровоточила. Брюнетка, оказавшаяся совсем молодой и крайне привлекательной (медная кожа, прямые волосы, скуластое лицо, темные удлиненные к вискам глаза), поддерживала седовласого. Дочь? Жена? Сестра?

– Что происходит, куда вы делись? – потребовал объяснений Данила.

Картограф пожирал аборигенку глазами… как вдруг они словно подернулись пленкой, и бородач завис – потерял контроль над телом. Как если бы кто-то извне перехватил управление и ввел его в ступор или глубокий транс. Это длилось несколько секунд, а потом он снова стал собой, зашевелился, недоуменно оглядевшись, провел ладонью по лбу.

Прянин ответил:

– Мы пришли в себя, не обнаружили вас, спустились, встретили этих достойных людей, к сожалению, за ними уже гнались, и нам пришлось отбиваться. Вождя ранили…

– Не сильно, – сказал вождь.

Нет, не так. Вождь сказал не по-русски – совершенно другие звуки, не та последовательность слов – но Данила уразумел его.

Он слышал одно, а видел – другое. Чувствовал значение. Мотнул головой: показалось. Так иногда «угадываешь» значение слов, часто ошибочно. Например, по-японски «сука» – «понятно», а «яма» – так и вовсе «гора».

– Вы – смелый человек, – на том же языке ответил Прянин. – И очень храбрый. Но все-таки вы нуждаетесь в лекарской помощи.

У Данилы закружилась голова: тарабарщина вызывала в мозгу совершенно отчетливые картинки: вождь, от него исходит сила и смелость. Лекарь, вождь на операционном столе.

– Прянин, – осторожно позвал Данила, – почему я его понимаю, и почему ты можешь с ним разговаривать?

– Не знаю. Но попробуй, и ты сможешь общаться с нашими друзьями. Сначала трудно, ассоциации исключительно зрительные, но потом привыкаешь и перестаешь замечать. Честно говоря, мы отступали к обрыву в надежде вернуться на Могилевский, раз уж нас с тобой и Картографом, как мы думали, развело по разным местам… Но теперь, я так понимаю, мы можем завершить свою миссию. Ты же хотел отыскать отца.

– Хотел, – выдавил из себя Данила. – И сейчас хочу.

Ситуация с языками шокировала его сильнее, чем красное небо и непривычная растительность. Он понял, что говорит по-русски, расслабился, прикрыл глаза, сосредоточился на зрительном ассоциативном ряде… и повторил то же самое на чужом наречии. Кажется, артикуляционный аппарат возражал, но Даниле было не до того.

Закрыв глаза, он вдохнул и выдохнул, вспомнил воронку и поведение Сердца, именно – поведение, осознанную реакцию на происходящее… и мотнул головой – уж слишком фантастично! Ощущение такое, что кто-то могущественный играет в неведомые игры, переставляя пешки. Тужься, не тужься, ты пешка – не более.

– Благодарю за помощь, незнакомец, – произнес вождь, – и прошу позволения назвать наши имена и услышать твое.

– Я – Данила. Это – Картограф.

– Зовите меня Вождь, а это – моя дочь Лиана. Мы – последние из людей.

– А кто за вами гнался? Не люди?

– Нет. Змееглазые. Они – не люди.

Слово «змееглазые» картинку не рождало. Вернее, в сознании Данилы появился этакий щитомордник на человеческих ногах.

Вождь держался с достоинством, но его пошатывало – наверное, потерял много крови. Маугли отмалчивался и за травками не бегал. Да и откуда ему знать, какие из здешних растений обладают лечебными свойствами?

– Нам всем нужно отдохнуть, – решил Данила. – Есть поблизости безопасное место?

Вождь кивнул:

– Идем за мной.

* * *

Когда Марину волокли в Глубь, она сопротивлялась, как могла; когда наблюдала воронку смерча – оцепенела от страха. Потом она сжала волю в кулак и попыталась вырваться, побежать к Даниле. Не получилось. После ее подняло в воздух, окутало теплом, заботой, будто она – малышка, которая спрятала лицо в материнские ладони.

Кто-то большой, сильный, добрый вытирал ее слезы и нашептывал: «Верь мне, все будет хорошо. Никто не причинит тебе вреда». Не в ухо нашептывал – голос был самой реальностью, и Марина отзывалась всем существом. Уснула она, убаюканная.

Очнувшись, Марина проморгалась и оторопела: красноватое небо, странные растения, чуждые запахи. Не Россия и даже не Сектор. Увиденное так поразило ее, что она свернулась калачиком, подтянула колени к животу и укусила себя за руку. Галлюцинация не пропала, зато появилась рожа Тараса Астрахана – елейная такая рожа, окаймленная седенькой бородкой. Глазки довольные, сверкают. Сейчас причмокнет профессор по обыкновению и потрет ладони. Лукавый смотрел с азартом, будто на мышь, которая сумела пробежать лабиринт, преодолев все опасности.

Лучше бы бросил тут, зверью на растерзание. Нет же, за собой потащит! Сил на это не осталось вообще. Лечь бы и умереть.

Вскоре нарисовались попутчики Астрахана-старшего – Шейх, здоровенный азиат, похожий на раскосого восточного божка. Одно отличие – взгляд его не был добрым. Приятелю его, длинноволосому парню с бугрящимися мышцами, сильно досталось – рожу посекло осколками так, будто ее драли сотни кошек.

– Мариночка, девочка моя, – расплывался в любезностях профессор. – Какая же ты умница! Ты даже не представляешь, что сделала! Давай встанем и пойдем дальше.

Марина попыталась скопировать взгляд Шейха и наградить им Лукавого. Этот человек обманул ее, вошел в доверие, подтерся и, по какой-то причине, не выбросил ее. Видимо, она – многоразовая салфетка для подтирания…

– Как же я вас ненавижу! – прошептала она. Встала и направилась к деревьям, оплетенным лозой, но ее схватил за руку длинноволосый – Рэмбо, кажется. В его черных глазах Марине померещилось сочувствие.

– Девочка, – улыбнулся он, – давай без глупостей, а?

Вот сейчас бы прижаться к этому человеку и разреветься – от бессилия, усталости и обиды! Притащили неизвестно куда, оторвали от привычных занятий, куда-то ведут против воли, а она устала, так устала… Нет, не к нему прижаться – к Даниле…