Книга Парс Фортуны - Оксана Есипова

активное участие трое. Мы с Кириллом мрачно отмалчивались. «Птичка» на этот раз никак не демонстрировала свой взрывной темперамент. А когда Анечка со счастливой улыбкой поворачивалась к своей второй половинке, мужчина изображал заинтересованную радость. Девушка таяла от счастья и снова щебетала о театре, выставках, искусстве и моде. Я с отвращением потихонечку тянул томатный сок. Размышляя о наркотиках и Эдуарде, машинально налил полный стакан.

Невольно поморщившись, я посмотрел на почти полный бокал. А подняв глаза, увидел внимательный взгляд Ани.

– Николай, к вам в стакан упала мошка, – неожиданно произнесла девушка.

– Что ты, дорогая, – всполошилась хозяйка, – ты, верно, ошиблась! Мошка! У меня! Ах, Николай, давайте на всякий случай я поменяю бокал.

Майя Фёдоровна потянулась за посудой, но Анечка оказалась быстрее.

– Я сама!

Девушка проворно подхватила стакан и унеслась с ним на кухню, подмигнув мне.

Я не ожидал такой заботы. Аня и правда оказалась внимательной и очень доброй девушкой. Понаблюдав за мной, она быстро поняла, что с томатным соком отношения у меня весьма натянутые. И решила избавить меня от страданий. Меня же от выпитого просто распирало, поэтому я, извинившись, тоже покинул стол.

Когда я выходил из уборной, услышал, что Аня на кухне гремит посудой, и не удержался от соблазна подойти. Девушка аккуратно споласкивала старинный чайный сервиз. Увидев меня, студентка засмеялась:

– Держите, – она протягивала мне чистый бокал, – и больше не наливайте столько нелюбимого сока.

– Аня, спасибо. Поражён вашей чуткостью. Вы удивительная.

Возможно, я бы продолжил список заслуженных комплиментов, но за спиной раздался противный писклявый голос:

– Я так и знал! Ну ты и шалава!

– Что? – оскорблённо выступила вперёд Анечка.

– Что? – на этот раз не собирался молчать и я. – Да как ты смеешь?

– Смею, дружочек, смею. Моя девушка, как хочу, так и разговариваю. А вот ты откуда взялся, защитник? Впрочем, если надо, я завтра же буду это знать. Но, может, выйдем во двор и поговорим как мужчина с мужчиной?

– Да легко! – взвился я.

Но Анечка быстрее молнии встала между нами.

– Кирилл, немедленно перестань! Отстань от него!

– Ах, ты его защищаешь!

Я не успел ничего не только сделать, но даже сообразить. Раздался звук удара, и девушка схватилась за щёку. Кирилл со всего маха ударил её по щеке.

Глава 36

Анечка

Странное дело, ударили не меня, но я ощутил удар каждой клеточкой щеки. Голова мотнулась в сторону, кожа запылала, в глазах потемнело.

И я пропал из этого мира. Растворился в глобальном разуме, опустился в равнодушный туман, где бродят идеи, мысли, планы, нереализованные проекты. Ненаписанные романы, непостроенные шедевры архитектуры, будущие научные открытия.

Я плавал среди этого безумия, не понимая, как двигаться, управлять своим телом. Сгустки информационных блоков натыкались на меня, как слепые котята, но я не принимал их, и они плыли дальше.

Неожиданно впереди замаячила чёрная дыра. Она стремительно увеличивалась в размерах, или это я летел к ней с немыслимой скоростью. И вот вляпался в темноту, чёрную пустоту. И превратился в точку.

Перед глазами вспыхнула радуга. Я влетел в чьё-то тело.

* * *

Здравствуй, мир. Вскоре обнаружил, что с ощущениями что-то не то. Это не моё тело. Не настоящее время. И кроме меня тут находится кто-то другой. Я не могу ничего, только наблюдать.

Далеко не сразу пришло осознание, что я в теле Анечки. Да ещё и несколько лет назад.

* * *

С детства я ощущала себя редкой розой, растущей в теплице. Вроде и окружена заботой, но сколько условий, которым нужно соответствовать!

Расти строго вверх, стебель должен быть прямым, без самобытных изгибов. Цвет строго бордовый. Бутон – лепесток к лепесточку. Цветок – само совершенство. А вокруг водят экскурсии, люди глазеют на тебя, восхищаясь мастерством садовников. Все похвалы доставались им. А я должна была строго соответствовать.

И уже тогда мне хотелось немного отдохнуть от царящего вокруг пафоса. Я понимала красоту иначе. Мне хотелось пустить немного жёлтого цвета по краю бордового бутона. Устав тянуться вверх, стелиться по земле, хотя бы недолго. Удивлять изгибом своих линий, а не соответствием стандартам.

Мои родители были безупречно, тошнотворно правильны. Я любила их всей душой, а потому не могла противиться воспитанию. На меня ни разу не только не подняли руку, но даже толком не повысили голос. Если я чем-то их расстраивала, взгляд мамы становился несчастным, словно у побитой собаки. А у отца – недоумённо-презрительным, словно в нашей столовой в разгар семейного ужина приземлились инопланетяне и уселись без приглашения за стол прямо в грязных скафандрах.

Я заливалась краской, смущалась и искренне просила прощения. И меня прощали. Всегда.

Покупали лучшие наряды, обувь, книги. Правда, не спрашивая, хочу ли я чего-то другого. Ведь юбки бывают только классического покроя. По крайней мере, в нашей семье. Туфли – добротные, с удобным невысоким каблучком. Откровенные вырезы годятся разве что для публичных домов. Приличные девушки из хорошей семьи носят скромные вырезы лодочкой. И что может быть интереснее прозы Достоевского и поэзии Маяковского?

Иногда, ложась спать, я предавалась крамольным мечтам. Вот бы родиться в другой семье, да вот хотя бы в семье соседки Майи Фёдоровны. Она была моей няней в детстве, а потом, когда я подросла, стала лучшим другом, поверенной моих тайн, второй мамой. А вот если бы она была первой! Настоящей!

Мне тут же становилось ужасно стыдно. Я – чудовище. Разве можно так думать о родителях, от которых не видела ничего, кроме добра? Разве они виноваты, что в их семье родилась испорченная девчонка, которая не может оценить всё, что ей предлагают? Многие и мечтать не могут о таком. И от этих мыслей мне становилось ещё хуже.

Спасала Майечка Фёдоровна. Она смотрела на меня ласковым взглядом и говорила:

– Что-то ты совсем бледная, дорогая моя, тебе надо отдохнуть. Может, поспишь у меня? Не бойся пропустить урок. Иногда поддаться своим желаниям и означает стать совершенством.

И меня немного отпускало. Я не жаловалась на родителей. Но часто слова моей удивительной соседки попадали в такт моим мыслям. Она читала меня как открытую книгу.

В нашей семье не принято себя жалеть. Главное – труд, ежедневные занятия. Только так можно чего-то добиться. Родители не просто голословно учили меня. Они сами были живым примером.

Мама пропадала на репетициях и гастролях, но никогда не жаловалась. Папа, кроме преподавания в вузе, писал научные статьи в журналы. Сколько себя помню, работал то над кандидатской, то над докторской. Или изучал очередной язык.

Я гордилась родителями. Но росла со стойким ощущением, что не дотягиваю до их уровня. А если пока ещё худо-бедно соответствую, то скоро немедленно сорвусь. Все поймут, что я самозванка. Мой обман раскроют, люди отвернутся от меня с презрительным недоумением. Я опорочу честь семьи.

Меня словно заставили участвовать в непрекращающейся гонке