Книга Вадбольский - Юрий Никитин

сегодня всё, — сказал Равенсвуд, — усваивай, а завтра ещё кое-что покажу. Но если так и дальше, скоро меня догонишь, а я неплохой саблист!

— А мечом поучишь?

Он посмотрел с интересом.

— Что, и с мечом никак?

— Так Гомер же без меча ходил! А Овидий так ваще в тоге, что круче хитона, но я ходил бы и здесь только в экзомисе, будь на то моя воля!

Толбухин зевнул.

— На всё воля Божья и Государя Императора. Пора ужинать, а потом можно и завалиться поспать. День был тяжелым, а ты меня ещё и вымотал.

Вообще-то устал так, что даже ложка с наваристым супом показалась тяжелой. В столовой народу маловато, большинство уже поужинали и разбрелись, за столами остались одни ботаники, они и сюда ухитрились притащить книжки, хотя это строжайше запрещено.

После ужина я потащился к спальному корпусу, устал, как бродячая собака. Толбухин и Равенсвуд быстро перекусили, сказали, что им нужно заскочить ещё в кабинет истории, и смылись, а я доедал неспешно, чувствуя как еда проваливается в желудок, а там начинает передавать калории моему измученному телу.

Да, теперь чувствую, проголодался, кишечник хоть и забрал как последние калории, так и микроэлементы, всё равно голодно квакнул. На раздаче то ли услышали, то ли по моему виду поняли, что так и не наелся, прислали полового с подносом, где меня обрадовала добавочная тарелка с гречневой кашей и бараньим боком, а также большой кружкой клюквенного киселя.

Я вознес хвалу Собакевичу, хороший у него вкус, умял и вторую порцию, и по дороге к выходу поблагодарил поваров и сообщил, что без их еды я ни никак бы не спас мир.

Солнце уже опустилось за горизонт, сверкали только шпили здания, да и те вскоре погасли, на брусчатку площади между корпусами пала приятная тень. Небо окрасилось в багровые цвета заката, большинство курсантов разошлись по делам, прогуливаются только совсем незанятые, за которых всю работу делают слуги.

Это тот именно час, когда курсистки выходят перед сном на свежий воздух, а к ним сразу же устремляются самые франтоватые и хвастливые, для которых так важно демонстрировать свои победы над женщинами. Да-да, здесь это так и называется «победить», «овладеть», «завоевать», чудаки…

Я обогнал одну такую группку, там семеро парней, с ними две девушки, точнее, это франты с ними, а те двигаются спокойно и надменно, обе породистые, аристократически прекрасные, где великолепно всё: лица, волосы, стать, высокомерный взгляд, гордая походка, не даром же самые отборные красавцы бока себе поотбивали хвостами, даже жопами виляют от усердия, скажи им «фас», порвут кого угодно, хоть директора Академии.

Среди них я сразу вычленил взглядом Ротбарта, он ожег меня ненавидящим взглядом, отвернулся, но что-то тихо-тихо сказал парням из их компании.

Я постарался пройти мимо незамеченным, почти удалось, я уже отдалился шагов на пять, как в спину донеслись слова, полные насмешки и превосходства:

— Это тот, который вообще саблю держать не умеет!

Да что же это такое, подумалось с тоской, ну сколько можно, одно и то же!.. Выпить и набить кому-то морду. Набить морду и снова выпить в честь победы. Самоутвердиться. Будто других способов нет.

Другой голос охотно поддержал:

— Да он же из сибирской деревни!

— Быкам хвосты крутил?

— Разве что козам…

А ведь с их развитием и в самом деле нет других способов самоутвердиться. Вот так затевать драки, а когда достигнут статуса зрелых особей, будут таскаться по салонам и обольщать там женщин, это же такое важное и нужное искусство.

Они шли следом и тупо изощрялись, кто скажет глупее, и каждый раз взрывались неестественным хохотом.

В конце концов злость росла-росла и плеснула через край. Я резко развернулся, все довольно гогочут, только девушки скользнули по мне равнодушными взглядами и величественно вперили их вдаль.

Ещё несколько курсантов оглядываются, но подойти не решаются, большинство смотрит либо безразлично, либо с презрительными ухмылками, ну что за дворянин, который не умеет фехтовать?

— Саблю держать не умею, — процедил я, — но это не значит…

Я умолк, спохватился, не надо доводить до конфликта, хотел отступить, но тот красавец блондин, что усерднее всех выплясывал перед девушками, гыгыкнул и заржал ещё громче.

— Ну-ну, тупое чучело, договаривай!

Несколько человек остановились, наблюдая за зарождающейся дракой, это же всегда интересно. В одной группке в центре я вычленил взглядом курсанта среднего роста. Широкоплечий, с хорошим породистым лицом, одет в мундир из самого дорогого в империи сукна, как тут же шепнул зеттафлопник, хотя на мой взгляд не отличить от того, что пошит в частной мастерской именно для этого курсанта.

Смотрит без вражды и брезгливости, но с интересом энтомолога, увидевшего интересного жука необычного вида.

Я сказал блондину медленно:

— Оскорблять незнакомого опасно, не знал? Лучше упражняйся на своих прилипалах. Сдачи не дадут, их знаешь, они знают тебя. Не выходи из зоны комфорта!

Он сказал с вызовом:

— И что ты сделаешь, тупое быдло?

Очень хотелось дать ему в морду, но ещё свеж разговор с директором, ещё одна драка — и вылечу, нужно хорошо следить за словами и жестами.

Я сделал голос жалобным:

— Ой, дяденька, только не бейте!

Он нахмурился, только что я хорохорился, а теперь разом сдал? Всё равно надо напомнить захудалому, кто здесь хозяева.

— Вот тебе первый урок, — заявил он громко и широко размахнулся.

По-моему, он хотел мне просто залепить увесистую оплеуху. Дать по морде открытой ладонью. Звонкая пощечина сиволапому укрепит его авторитет ещё и перед красавицами, повысит влияние на курсе, учиться поддерживать своё реноме нужно ещё здесь, пригодится в жизни.

Я мог ударить встречным, но нельзя, свидетели должны увидеть, кто начал, я отступил, ещё одна оплеуха, тоже мимо, наконец красавец озлился уже без показухи, и попер, молотя по воздуху сжатыми кулаками.

Уклонившись ещё, я ударил коротко и сильно. Челюсти, верхняя и нижняя хрустнули разом, из рта брызнула кровь. Он ещё тупо смотрел на меня, однако ноги подломились, рухнул там, где стоял.

Остальные уставились на меня застывшими глазами, глаза девушек расширились. Я чуть подождал, давая остальным франтам возможность вступить в драку, однако ни один не сдвинулся.

— Незнакомых, — повторил я с нажимом, — задирать опасно. Тем более, нападать. Все видели, что я только защищался?

Удаляясь, чувствовал на спине десятки пар взглядов, как враждебных, так и недоумевающих. Надеюсь, об этом случае узнают, мне же надо, чтобы перестали шпынять, ну не могу проглатывать обиды, всё мое воспитание против.

А ещё услышал, как тот курсант, у которого мундир из самого дорогого в империи сукна,