Книга Проклятая и безликая - Ермак Болотников

учиться, ведь как он сам говорил, солдат разбирающийся в стратегии, куда ценнее, чем стратег умеющий махать мечом. А мне хотелось, чтобы я была ценнее, чем стратеги.

Учеников Архитектора было двое, мне досталась девушка, что не называла своего имени, призвав использовать по отношению к ней исключительно местоимения. В отличие от своего напарника, парня с мертвым, алым взглядом, что преподавал Гвин, она не была лысая, но ее короткие волосы не могли скрыть кровоподтеки на черепе, оставленные из-за ритуальных надписей, что сами аколиты Войны себе и оставили. Она была отстранена от всех и любой из нашего имения сторонился ее, холодна настолько, что от ее касаний на стеклах появлялись узоры, а дыхание могло оставить на предметах изморозь. Она вечно держала глаза закрытыми, порой заматывала их окровавленным платком из черного сукна. Губы при речи не разжимались вовсе, но почему-то, я слышала ее голос, очень тихий, похожий на шепот, но в тоже время крайне отчетливо. Ее тело практически всегда было оголено на половину, я могла видеть кривые, болезненные плечи, искривлённые позвоночник, ломкие запястья и дрожащую при вздохе шею. Она никогда не принимала нашу одежду, только собственное, алое от брызг крови, одеяние, что на себе таило множественные следы когтей, оставленных либо диким зверем, либо непосредственно девушкой, ведь острые, длинные ногти, походили на волчьи когти, с той лишь разницей, что были меньше и более прямыми.

Несмотря на то, что они прибыли обучать нас военному делу, куда больше она рассказывала мне о тропах и богах. В словах я слышала печальную оторванность, словно Аколит войны говорила о давно потерянном доме, или утраченном рае. Иногда мне даже казалось, что сама она являлась демоном, которого все же подчинили, а возможно, заперли в теле юной девушке, что сейчас, уже не осознавала того, кем она была на самом деле. Здесь же, под ее чутким надзором и жестокими, острыми руками, что без оглядки оставляли на мне раны за ошибки, я училась основали религиозных ритуалов, святым гимнам, песням и молитвам, что признаться, было интересно. Я не любила и не умела петь, но это было нечто иным, здесь не нужен был лаконичный голос, способности и обучение, но нужно было напрягать, использовать нечто, что она называла силой веры, и попросту волю, ведь порой, одна песня могла занимать практически час непрерывного пения. Я узнала о религиозном течении, что происходят из множества различных обстоятельств, смогла принять то, что Близнецы не единственные боги, а лишь дети двух иных, первичных богов, Коргаха и уже упомянутой мной Вессилы. На второй год обучения, она впервые коснулась меня, но не для того, чтобы причинить боль. На секунду она перенесла меня на тропы. Это был мой опыт, и он прошел так безболезненно, как только мог, с ее же слов. Я узрела своими глазами все очаровательное уродство изнанки, полной безумия и тьмы, но имеющей свои четкие законы и правила. Я видела бесконечные узоры, что расписывают расколотое на множество фрагментов небо, в складках которого горит разноцветное пламя. Я стояла в небытие, ощущая, как оно тянется ко мне, как обвивает ноги, пытаясь поглотить. Я смогла сделать шаг, который озарил вспышкой света все пространство, а после, я начала падать, земля разверзлась, поглощая меня, я слышала крики, стоны, смех и грусть, демоны, люди, какие-то неизвестные мне сущности животных, все пронеслось перед глазами в бесконечной, сжирающий абсолютно все тьме, которая менялась каждую секунду, обрастая кирпичом, зато свежей плотью, а после льдом, который при таянии, оставлял подтеки крови. А после... Я просто открыла глаза, стоя на том же месте и тяжело дыша. Впервые, на ее губах промелькнула тень улыбки. Но даже так, несмотря на названную безболезненность, этот опыт оставил на мне множества ран, и еще в течение нескольких месяцев, по ночам, я проваливалась в эту бесконечную тьму, испытывая боль даже худшую, чем от кошмаров. Это оказалось единственным нашим занятием, о котором мне было позволено рассказать Гвин. Девочка казалась изумленной, ведь по ее словам… Парень, обучавший ее, ни разу ничего не говорил про изнанку, не заводил разговора о религии, лишь изредка называл Их имена. К моему сожалению, ей учитель не позволил рассказать мне о занятиях, потому, что именно происходит во время обучения Гвин, для меня осталось загадкой.

Последним из наших учителей оказался культист Ворон, один из последователей темного брата, Ливиса, по имени Дерек Корис. Его владыкой и покровителем был единственный бог, что оказался сотворен искусственно и в какой-то степени самолично, собрав себе свою силу и сознание из отчаянного плача Сивила, лившего слезы по судьбе потерянной Империи. Ливис смог обмануть своего прародителя, запечатал Ангела Слез в священное зеркало, Вириет, где тот провел десятилетия, пока на земле бушевала Великая Смута, в которой резвился и сам темный бог. Ливис был пойман Мирианом когла пытался переметнуться к Вессиле, покинув границы Империи, после чего темный брат отпустил своего создателя и собственное отражение из плена. С тех пор, в Империи он считается потерянным Богом, что благоволит таким же потерянным людям. Дерек открыл для нас иную сторону Империи, которая могла вполне сравниться с тропами по своим масштабам. Он с упоением рассказывал о дворцовых играх, хвастаясь своими достижениями в их продвижении или наоборот, в примирении враждующих родов. Воронов использовали многие знатные рода, но считается, что подчиняются они лично Императору, который должен одобрять их заказы, ибо в противном случае, Ворон объявлялся отступником. Также, Дерек во многом помогал мне с физическими тренировками, учил биться более хаотично, словно в уличном бою, показывал на слугах наиболее уязвимые точки для ударов, стойки для кулачного боя и броски, которые впрочем были ни к чему, мне было попросту не с кем тренироваться в подобном, поскольку Гвин считала это низким и подлым видом ведения боя. Девушка и так многое из этого знала сама, с детства обитая в атмосфере боя, потому во время таких тренировок занималась историей, но для меня этот ритм являлся неизведанным, и Ворон, несмотря на то, что сам он признавался в своем неумении ведения честного боя, смог помочь мне понять музыку сражения.