Книга Дневник добровольца - Дмитрий Артис

у меня сникерс. Положил его на общий стол. Ну, думаю, парни, как это было принято раньше, разрежут на десяток частей и съедят каждый по кусочку. Смотрю, подскакивает к столу один из штрафников, хватает сникерс, разворачивает и запихивает его целиком себе в рот. Я даже остолбенел от такого поворота. Слов не было, чтобы вслух оценить ситуацию». В этом поступке суть штрафников.

На первом круге, в период затишья, парни пытались сформировать нечто похожее на общность людей, живущих по лагерным законам, с которыми были знакомы по фильмам. Выстраивали иерархию, искали козлов отпущения, поигрывали пальцами и прочее. Понты, одним словом, детские понты. В мужском коллективе случаются подобные глупости.

В представлении обывателя крутой лишь тот, кто меньше всего делает и больше всего командует, притом, что умеет перекладывать ответственность за дурное командование на людей, которые входят в обойму его подчинения. Манера разговоров походила на штампованные разводки, когда каждый пытался выставить дураком своего собеседника. Результатом были интриги, мелочность, склоки, бабские сплетни за спиной. Ничего хорошего из этого не вышло.

Если первые два месяца мы ещё походили на единую команду, то за последний месяц рассыпались. Да и сам я чуть было не потерял веру в людей, пришедших защищать Отечество. Вылезла вся грязь, которая таилась глубоко внутри. Хорошо ещё, что третий, последний месяц контракта, когда это происходило, мы сидели на задах и, по сути, не участвовали в прямых столкновениях с немцами.

Зетовцы — идеальные воины. Сплочённые одной причиной выхода на тропу войны — это свобода. Притом, что любви к Отечеству в них не меньше моего. Они умеют самоорганизовываться и распределяться по тем способностям и возможностям, душевным и физическим, которыми обладает каждый из них. Слабого никогда не пошлют вперёд. Про мобиков ничего не скажу. С ними почти не сталкивался ни на первом круге, ни на втором.

С добриками, с нами, есть проблемы. Мы по разным причинам на войне, оттого бываем разобщены. Кто-то пошёл из-за денег, кто-то от скуки, кто-то был ведом чувством долга и любовью к Отечеству, а кто-то заблудился в дебрях жизни так, что видел войну как единственную возможность выхода из них. Такие сливаются в единое целое только в момент смертельной опасности. Но в случае послабления, разряженной ситуации, не таящей в себе ничего сложного и страшного, рассыпаются.

Кубань вышел на Дракона.

21 сентября, 15:55

Вернули оружие, будто оторванный член сызнова прирастили. Надо почистить, привести в должное состояние.

21 сентября, 21:15

Малыш на отдых с позиции артиллеристов приехал. Зашёл на чай. Рассказал, что наши миномётчики и птичники расширяются. Гуманитарщики помогают наращивать птичью мощь, а миномётчики планируют дорасти до батареи.

Малыш работает по тем немцам, которые прямо напротив меня сидят, — в тридцати метрах. Смеюсь, говорю, аккуратней работай, чтобы своего боевого товарища не задеть. «Учимся, — отвечает. — Книжки привезли, читаем, наводим, стреляем. Сейчас, — добавляет, — свою птичку запустим, чтобы не через третьи руки корректировать, и тогда вообще чётко будет».

Наши воины натовских академий не оканчивали. Учатся воевать не за школьными партами, а прямо на боевых позициях. Бесценные знания, полученные с потом и кровью.

Малыш большой, счастливый. «Доживу, — говорит, — до дембеля, закрою контракт и снова пойду, на год». Ноги у него плохо работают, дыхалки нет, а с миномётами, говорит, справляется.

22 сентября, 06:43

Малыш показывал карту с размещением наших войск. Мне казалось, мы тут одни, как бедные родственники. Это не так. Позади нас развернулись с десяток других подразделений. Либо крутой замес готовится, либо ещё что, неведомое простому солдату. Но в любом случае у меня будто спина в панцирь оделась. Теперь уверенности больше в том, что наш участок не пробьют и мы не подведём матушку Россию.

По карте увидел, что моя позиция в Сердце Дракона ближняя к хохлам. Появилась гордость за себя. Вот какой красавчег я. Иной бы испугался, а у меня гордость появилась — дескать, есть во мне польза Отечеству. Неисправим.

Прочерк, по-моему, догадывается, что я имею какое-то отношение к литературе, говорит: «Если будешь писать о нас, то пиши правду». Только правда у каждого своя, да и моя война не думаю, что похожа на войну того же Прочерка.

Мы живём каждый в своей реальности, и войны у нас разные. Сколько человек на войне, столько и войн. Сотни тысяч войн с одной стороны и сотни тысяч — с другой.

Никому и в голову не придёт, что я, допустим, место, куда мы выходим на боевое, называю Сердцем Дракона. Скажи кому, так пальцем у виска покрутит, подумает, что совсем чокнулся.

Теперь постоянно троллю Костека. Он говорит: «Холодно сегодня…» — «А ты водочки выпей, согрейся!» «У меня понос!» — «А ты водочки выпей, закрепит!» «Уснуть не могу…» — «А ты водочки выпей!» Бедный Костек. У него теперь на всю жизнь аллергия на алкоголь. Хотя… вряд ли.

За кого думаю, так это за Китайца. Если вернётся с войны и бухать начнёт, всю свою жизнь в унитаз спустит. Дочка у него и жена, и, по всей видимости, он сильно любит их. Китаец человек хороший. В каком-то смысле благородный, по-мужицки благородный. Только без тормозов, когда дело до рюмки доходит. Прямо как я в своей безбашенной молодости.

У Китайца туберкулёз. Отвезли в госпиталь.

22 сентября, 09:27

Снова пополнение прибывает. Нас много, и мы в тельняшках. Без крутого замеса не обойдётся.

Дембелей отправили лес валить, чтобы не бухали под финал. С дембелями поехали Рутул и Костек. Ахха, они планировали сегодня обналичить деньги и закупиться жрачкой, сигаретами и прочими прелестями солдатской жизни. Не судьба. Меня и Давинчи пока не трогают.

22 сентября, 12:58

Тарелок в таверне не хватает. Отнёс стопку Саве. Пусть хорошенько накормит молодых.

Грецкие орехи начинают осыпаться. В Москве дорогие, редко балую себя, а здесь на дороге валяются никому ненужные. Подошёл к дереву, задрал голову, крикнул: «Хочу орех!» — и посыпалось. Один, другой, третий… будто не солдат я, а волшебник.

Орехи в зелёной кожуре. Она открывается, делясь на четыре части, и грецкий орех вываливается. Вкус не такой, как в магазинах. Неожиданный. Нежный. Орех во рту тает, связывает язык. Вкус детства, аптеки, йода, разбитой коленки. Интересное сочетание.