Книга Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир? (5-е изд., перераб. и доп.) - Андрей Вячеславович Кураев

class="p1">А. Бурдуков рассказывает, что Джа-ламу не любили многие ламы. Но никто из них не осуждал его ритуалы: «И вот, при такой личной неприязни баитский лама мне все же объяснил, что в ламайском культе во время некоторых богослужений стелется белое полотно, вырезанное наподобие распластанной кожи Мангыса. Мангыс в монгольском эпосе — одухотворенное злое начало… Лама говорил, что в главных храмах Лхассы в Тибете у Далай-ламы и Банчен-Богдо, для совершения великих хуралов в честь грозных богов есть настоящие кожи мангысов, но больше их нет нигде. В других местах применяется имитация. Вот и Джа-лама снял кожу, вероятно, для обрядностей, а не по жестокости, — закончил лама»[230].

Обряды Джа-ламы были не настолько эзотеричны, чтобы никто другой их не практиковал. Когда один из сподвижников Джа-ламы Максаржав в 1921 г. совершил переворот, он не просто уничтожил белый гарнизон (отряд атамана Казанцева — часть Унгерновской дивизии). Сердце есаула Ванданова (бурята-буддиста) было съедено. «При появлении в лагере Ванданова чеджин-лама сразу же впал в транс, воплотившееся в него божество требовало себе в жертву трепещущее сердце Ванданова. Ванданова расстреляли, а вынутое сердце было поднесено беснующемуся чеджину, который в экстазе его съел. Позднее он говорил, что во время транса действует божество, а не он, оно и съело сердце Ванданова»[231].

Ванданов был принесен в жертву при совершении все того же ритуала освящения знамени. Но на этот раз это было уже красное большевистское знамя. И командир красных монголов Максаржав вскоре был награжден советским орденом Красного Знамени.

Вскоре в плен к «красномонголам» (термин А. Бурдукова) попал фельдфебель Филимонов из Бийска. И на этот раз сердце пленного было принесено в жертву красному знамени и съедено. Совершал обряд все тот же бывший при Максаржаве чеджин (чойджин) лама[232]. «Интересно, что в современных случаях человеческих жертвоприношений инициаторами являются представители высшего ламства — Джа-лама и чеджин»[233].

Так что речь идет не об эксцессе. Речь идет о традиции. Естественно, эзотерической. В северном буддизме в обиходе «храмовые духовые инструменты из человеческих костей и из этого же материала изготовленные зерна ламских четок… Габала изготавливалась из черепа девственника, умершего естественной смертью и не убившего ни одного живого существа. В нее наливалась кровь жертвенных животных для призывания грозных дхармапала»[234]. В медицине охотно использовались человеческие органы[235], методы целительства способны были приводить в оторопь[236], а медицинская этика официально не рекомендовала оказывать помощь любому больному: «Если больной причинял вред вере, был известен как недруг властей и монашеского братства, то такого больного завещается оставить, хотя бы и были средства для его врачевания, так как такое врачевание поведет только ко злу и людским нареканиям»[237].

Когда людям рассказываешь о таких страничках буддистских верований и практик, реакция следует вполне стандартная: «Да не может такого быть. Ведь всем известно, что буддизм самая миролюбивая религия на земле! Это или выдумка, или вы все понимаете неверно: это всего лишь аллегории, метафоры!»

Да, буддистская философия говорит, что зверский облик и ритуальная жестокость шимнусов направлены не против инакомыслящих людей, а против не принявших буддизма демонов, а точнее — человеческих аффектов. Именно аффекты оказываются врагами веры. Именно их режут длинными ножами палачи-шимнусы. Борьба с аффектами производится посредством концентрации на образах этих грозных существ, которых и бросают в бой с внутренним неприятелем. При этом, создаваемый в медитациях образ не признается реально существующим. Здесь как бы персонализируется сакральный гнев человека против искушения[238].

И все же мы видели, что эти метафоры вполне могут превращаться в практику даже у весьма образованных лам. Кроме того, простые верующие уж тем более склонны все это воспринимать весьма конкретно. О том, что между подобными медитациями и колдовской практикой и жертвоприношениями не было слишком большого разрыва, я заключаю из такого, например, свидетельства: «Проклятия произносились над питьевой водой; этот ритуал — начу — вошел даже в тибетские буддийские обряды. Другое распространенное проклятие заключалось в зарывании в землю „имени“ и изображения врага и в обращении к божествам с призывом убить врага»[239].

Но люди до такой степени затерроризированы идеей обязательного «мира между религиями», настолько пленены пропагандой их «равноценности» (при предполагаемом превосходстве буддизма над христианством), что даже Инесса Ломакина, в книге которой о Джа-ламе столько страшных страниц, считает необходимым делать реверансы в адрес «мудрости ламаизма». «Молодая женщина — член буддийской общины Санкт-Петербурга, прочтя часть рукописи, спросила меня: „К чему все эти ужасы, эти жертвоприношения? Буддист не сорвет травинку, благословляя все, растущее и живущее на земле. Или вы против возрождения ламаизма?“. Нет-нет, не против; любая вера сейчас, наверное, во благо. Только ламаизм — вера особая, вобравшая мудрость Степи»[240]. Конечно, вырывать сердца из груди живых людей — это идет «во благо человека». Карма убитого от этого становится лучше…

Нет, это не шутка. «В буддийском каноне есть сочинения, например, Ньяят-райяпрадипа, которые разрешают в некоторых случаях убийство человека. Если кто-то ведет жизнь, полную злых дел, приносящих много несчастий, то такую жизнь можно пресечь, потому что тогда эта злая личность, погрязшая в грехах и заблуждениях, быстрее возродится вновь. Гневные тантрические божества существуют еще и потому, что должны защищать учение Шакьямуни всеми возможными способами. Богиня Лхамо, явившись во сне Палдже Дордже в своем гневном образе, повелела убить грешного цэнпо во имя исполнения долга по защите буддизма»[241].

Для Унгерна и Джа-ламы «кровь на лепестках буддийского лотоса казалась чем-то вполне ему соприродным и естественным»[242]. Когда Бурдуков поинтересовался у Джа-ламы, как, будучи буддийским монахом, он может носить оружие, сражаться и убивать, Джа-лама ответил: «Эта истина (щади все живое) для тех, кто стремится к совершенству, но не для совершенных. Как человек, взошедший на гору, должен спуститься вниз, так и совершенные должны стремиться вниз, в мир — служить на благо других, принимать на себя грехи других. Если совершенный знает, что какой-то человек может погубить тысячу себе подобных и причинить бедствие народу, такого человека он может убить, чтобы спасти тысячу и избавить от бедствия народ. Убийством он очистит душу грешника, приняв его грехи на себя»[243]. Так что буддизм в состоянии предложить оправдания для преступлений, совершаемых своими адептами.

Еще свидетельство: «При втором посещении Тибета (т. е. в 1990-х гг. — прим. А. К.) запомнилась беседа с учителем Ташидавой. Бывший чела — малолетний лама — рассказал мне о зловещем обычае, вроде бы никак не совместимом с буддийской заповедью бережно относиться к любому живому существу.