Книга Воля императора. Крепость - Евгений Васильевич Шалашов

Всё-таки, от Вологды до Череповца только три часа езды по железной дороге, а из Новгорода нужно ехать через столицу. Но тогда нужно передавать не только Череповецкий уезд, но и Белозерский с Кирилловским, а ещё и Устюженский. А это, опять-таки, лишняя трата денег. Впрочем, смысл есть, потому что удобство управления покроют расходы на переименование и всё прочее.

Думы отвлекают от пышных речей, славящих императора, от оркестра и даже от девушек-старшеклассниц, исполнявших стихи. Что-то такое, вроде «В нашем городе уездном, император был проездом!» Ишь, чертовки, ещё и глазенками стреляют в императора, не постеснявшись, что рядом с ним стоит красавица жена. Эх, молодежь…

К речам уже начал привыкать и хлеб-соль, что держит дородная дама в мехах, беру недрогнувшей рукой, умело отламываю кусочек и уступаю место юной царице.

А Софья, вместо того, чтобы сразу взять свой кусочек, очень строго смотрит на девушек. Так строго, что одна из девчонок побледнела, а другая пошатнулась, сбив строй.

Надеюсь девок-то не придется спасать! Жена регулярно удивляет меня своими талантами, надеюсь у неё нет ничего на такой случай. Убить, разумеется, никого из девчонок не убьёт, даже не покалечит, но что-нибудь сотворить с ними вполне может. Она добрая, но как до дела доходит, то проявляет удивительную решительность. Вполне может неожиданное расстройство желудка наслать. Не смертельно, но, если диарея настигнет всех гимназисток старшего класса — тоже не подарок.

— Возьми, дорогая, — галантно сдвигаю я тарелку с караваем в сторону супруги.

— Спасибо, ваше величество, — вежливо благодарит меня императрица, отламывая корочку. Отвлекаясь от юных кокеток, моя супруга неторопливо прожевала кусочек и потянулась за вторым. — Вкусно!

Фух… надеюсь от девчонок беда отошла, главное что тутошнее начальство довольно. И что это на Соню накатило? Уж чем-чем, а в излишней ревнивости она пока не была замечена. Во дворце на меня пялятся и фрейлины императриц, и супруги придворных и прочие дамы — и, ничего, а здесь что-то взыграло. Надо бы спросить, но это уже потом, как останемся наедине.

От вокзала, где остановился императорский поезд, мы ехали по неширокой улочке, мимо двухэтажных деревянных домов, свернули налево и оказались на Воскресенском проспекте.

В моей истории он уже застроен высотными домами, храмы, за исключением Воскресенского собора, уже снесены и от всей былой красоты остался только кусочек, до которого не добралась современная архитектура, но этот кусочек, словно островок старины, окружен современными зданиями.

Череповец порой именуют Русским Оксфордом, иной раз Северными Афинами за то количество учащихся, что пребывает в пределах города. Шутка ли — на семьдесят тысяч населения, почти тридцать тысяч — это студенты и учащиеся. Разумеется, здесь дело не обошлось без их легендарного городского головы Ивана Андреевича Милютина, которого впору заносить в книгу рекордов Гиннеса — шутка ли, умудрился занимать выборную должность градоначальника целых сорок шесть лет, будучи купцом первой гильдии получить чин действительного статского советника, что соответствует генералу, орден святого Владимира третьей степени, святого Станислава первой и святой Анны второй. Для Череповца имя Милютина, все равно, что имя Петра Великого для России или Карл IV для Чехии — куда ни коснись, о каких новшествах ни пойдет речь, все упирается в них. При Иване Андреевиче Милютине были открыты учебные заведения, устроено освещение улиц, появилась телефонная связь, открыты общественная библиотека, музей, книжный магазин, аптека, типография, богадельня при соборе, дом призрения во имя св. Филиппа и Марии. А ещё и, возможно, это и стало главным — строящаяся Северная железная дорога прошла именно через Череповец, хотя она могла пройти и по другим местам.

Да-да, именно так. Именно благодаря хлопотам Милютина, Железная дорога Санкт-Петербург — Вятка прошла через Череповец, хотя купечество из Великого Устюга планировало иной маршрут, через свой город в Вологду, потом в столицу, но минуя Череповец. Как уговаривал Милютин министров и прочих сановников, что им он дарил, история естественно умалчивает.

Что интересно, так это то, что в мое время деятельность градоначальника по проведению железной дороги через свой город, назвали бы злоупотреблением служебным положением! Ведь Иван Андреевич пёкся, прежде всего, о своем собственном благополучии. А раз он был купцом, занимался перевозками хлеба из Поволжских городов, то был заинтересован, чтобы зерно, купленное в Самаре или Саратове, шло по волге в Шексну, а потом перегружалось в железнодорожные вагоны, а не тряслось в телегах. Но здесь именно тот случай, когда интересы личные и общественные совпали.

Со времени смерти выдающегося градоначальника прошло уже тридцать четыре года, а его дело растет и преумножается.

При жизни Ивана Андреевича было создано семь учебных заведений, а ныне они увеличились не только количественно, но и качественно. Александровское техническое училище (ранее — школа при механическом заводе) превратилось в Технологический институт, где готовят инженеров. Но при этом и само техническое училище тоже сохранилось. Мальчишка, поступивший в училище, по окончании волен в своем выборе — либо отправляться на производство или занять должность судового механика, либо учиться дальше. Рядом с Череповецкой учительской семинарией, готовившей учителей для начальной школы, выросло здание Череповецкого Педагогического института, что обеспечивало преподавательскими кадрами половину Новгородской губернии, да еще делилось с Вологодской и Ярославской.

Правда, реальное училище — общеобразовательное среднее учебное заведение для мальчиков и женская Мариинская гимназия остались в прежнем статусе, зато количество мальчиков и девочек (юношей и девушек!) перевалило за десять тысяч. И еще не изменилось женское профессиональное училище, в котором девушек учили быть хорошими женами и матерями, для чего их обучали не только танцам и музыке, но и кулинарии и иностранным языкам. Если сама хозяйка умеет готовить, то зачем нанимать кухарку? А мама, владеющая двумя языками, позволит сэкономить на репетиторе, то есть, на гувернере, для детей.

То да се, а после молитвы и сытного завтрака у городского головы Позднякова нас с императрицей повели на берег Шексны. Вышли на Соборную горку, где стоял Воскресенский монастырь, положивший начало городу. Некогда он был домовой вотчиной митрополитов, специализировавшейся на ловле рыбы. А рыбу, кстати, ловили очень необычным способом. В дно реки вбивали бревна, а потом строили нечто, напоминавшее клеть — ёз. Рыба заплывали в такую ловушку, а выплыть не могла и ее сверху вылавливали большим сачком.

В реке Шексне водилась и белорыбица, и осетр, и севрюга. Но особенно прославилась стерлядь. Та самая, «шекснинска стерлядь золотая», воспетая аж двумя поэтами. А «золотой» стерлядь называли из-за желтого, толстого мяса с янтарным жиром. Секрет заключался в корме — метлице, насекомом, водившемся в низких илистых берегах. Увы, после создания Рыбинского водохранилища и Волго-Балта, берега с метлицей пропали, стерлядь с белугой тоже.

А ведь когда-то стерлядь и осетров, что ловили монахи в Шексне, отправляли на стол самому Ивану Грозному.

Везли рыбу и свежей (в листьях крапивы), и даже живой (в садках, в которых по дороге меняли воду) и копченую. Государь особенно жаловал жареную стерлядь, а коли привозили копченую рыбу, то он приказывал подавать ее тем, кто особо отличился, или дарил иноземным послам. Копченая стерлядь — как орден!

Монастырь с момента основания был деревянным, и горел частенько. Особенно ему досталось в период Смуты, когда шайки поляков и литовцев разбрелись по всему северу. По подсчетам краеведов, жгли его раз пять. Интервенты стремились найти в монастыре несметные сокровища, которых там никогда не было. А чтобы заполучить их пытали монахов. В восемьдесят третьем году археологи обнаружили на Соборной горке засыпанную полуземлянку семнадцатого века, а в ней останки шестнадцати человек, сожженных заживо.

Но как бы то ни было, но монастырь выстоял, и его гибель пришлась уже на эпоху Екатерины, когда императрица решила изъять все монастырские земли в государственную казну. Те монастыри, что не могли существовать без земли (а таких оказалось большинство) были закрыты.

По дороге миновали храм Воскресения Христова и Троице-Сергиевский собор, услышали, что здесь отстоял молебен мой предок Александр Первый, по пути из Петербурга в Таганрог, здесь частенько молился известный проповедник Иоанн, настоятель Андреевского собора в Кронштадте и член Святейшего правительствующего синода. Я чуть было не ляпнул — мол, знаю, святой чудотворец Иоанн Кронштадтский, но вовремя вспомнил, что он пока еще не канонизирован.

— Ваше величество, а вам известна легенда об основании Воскресенского собора?

А это кто? А, здесь у нас