Книга Летчик. Фронтовая «Ведьма» - Виталий Свадьбин

отрапортовал Грыжин.

— Прикажи всё это принести сюда, кроме портфеля естественно, — распорядился майор.

Грыжин вышел. Я лихорадочно стал думать, что за чемодан. Нет, со мной был в кабине чемодан, что я отжал у Моники Краузе. Неужели выпал при падении? И как его солдатики нашли? Как только за Грыжиным закрылась дверь, майор заговорил.

— Ваш пароль «Ведьма» был услышан тем, кому он предназначался. Мне поручено задать вопрос. Как фамилия артистки, контрамарки на концерт которой вы предлагали в Москве своему знакомому? — вопрос задан спокойным тоном, майор меня не торопил, внимательно разглядывая.

— Маргарита Шведова, — коротко произнёс я.

Майор ничего не записывал, он молча встал и прикурил папиросу, подойдя к окну, распахнул его. Сделав несколько затяжек, повернулся в мою сторону.

— Давайте знакомится. Я, Минин Иван Петрович, майор госбезопасности контрразведки «Смерш» на Южном фронте. А вы Красько Евгения Ивановна, если не ошибаюсь. Мне Павел Анатольевич описал вас, хотя опознать в данный момент непросто.

Вошёл Грыжин с чемоданом, планшетом и двумя пистолетами. Мои ножи положили на стол рядом с люгером и ТТ.

— Ты погуляй, Грыжин, я тебя позову, — распорядился майор и старлей вышел.

Чемодан действительно был тот, что я брал с собой и ножички мои оба здесь, даже маленький тычковый. Майор раскрыл планшет и достал расписку Моники Краузе, прочитал рукописный документ внимательно. Потом прочитал всё то, что написано рукой Моники о её службе и прочие мелочи. Минин наверняка знал немецкий, так как не звал переводчика.

— Поговорим, Евгения Ивановна? — спросил майор.

Я пожал плечами и кивнул головой.

— Хотелось бы узнать, что это за расписка. Начните с самого начала, как вылетели в тыл немцам с нашим человеком? — спросил Минин.

Я без утайки рассказал о том, что со мной произошло и про партизан, и про немцев, которых встретил на лесной дороге. О том сколько сбил немцев в воздушном бою говорить не стал, так как сам не мог вспомнить в подробностях бой. Майор слушал внимательно, не перебивая. Увидев, что у меня пересохло горло, он налил стакан воды и подал мне. Потом стал задавать наводящие вопросы о Монике Краузе, я отвечал, если знал ответ.

— Об этой расписке я отдельно доложу своему руководству. Про портфель штандартенфюрера Зойдлица я знаю. Там действительно много чего интересного о планах Вермахта. Есть кое-какой компромат на офицеров Вермахта, чем мы обязательно воспользуемся.

Минин разговаривал со мной стоя возле окна. Потом он подошёл к двери и приказал конвойному организовать чаю с печеньем и конфетами. Как только чай принесли и конвой вышел. Майор взял стул следователя поставил у торца стола и предложил мне пересесть туда. Сам вернулся к окну, присев на подоконник. Чай оказался в меру горячим, а конфеты были настоящими, шоколадными. Майор не торопил меня, ждал, когда я немного попью чаю, ойкая всякий раз, когда щипало разбитые губы. Немного помолчав, Минин заговорил вновь.

— Много слышал о «Ведьме», а вот познакомится пришлось впервые. Вы не обижайтесь на Грыжина, имеет привычку перегибать, всё отличится пытается, но бывает полезен. Вы как никто знаете, что иногда дело требует особых мер. Да и жалобы Злобина я читал, — заулыбался Минин.

— Его расстреляли? — спросил я майора, тоже улыбнувшись и тут же сморщился от боли в разбитых губах.

— Нет пока. Выявляют все его связи. К стенке всегда успеют поставить. Как вы себя чувствуете? Госпитализация требуется?

— Нет, Иван Петрович. Мне бы в полк вернуться. Отлежусь у нашего доктора.

— Как скажите. Полк ваш пока ещё на старом месте. Передислокация будет после окончания войсковой операции. Да, есть ещё кое-что. В воздушном бою вы сбили шесть самолётов противника, которые уже подтверждены. Два были повреждены, но удалились на свою территорию. Соответствующий документ отправлен командованию вашего полка. О результатах ваших действий по вербовке и доставке важных документов, думаю вам сообщат дополнительно. Ну, а теперь, если не требуется госпитализация, предоставлю вам машину с охраной. Вас доставят в полк. И ещё, что-то понадобится, можете смело обращаться ко мне лично. Пусть пароль останется прежним, — улыбнувшись, майор закончил разговор и на прощание подал мне руку для рукопожатия.

В полк меня доставили на легковой машине, трофей немецкий и марку я не знал, но ехать было комфортно. В расположение добрались, когда уже стемнело. Встречал меня сам Гладышев с нашим особистом. Расспросами мучить не стали, а сразу отправили в санчасть к капитану Понтюховой. Пытались в палатку санчасти ворваться наши девчонки и ребята, но их не пустили, даже Лиду. Мне дали успокоительное, смазали болячки и синяки. Почувствовав себя дома, я крепко уснул.

Июль, 1943 год. Южный фронт. 73-ий гиап

Ночью мне приснился странный сон. Даже так, от этого сна реально попахивало мистикой. Мне снилось, что я снова в тёмной пустоте. Заговорил со мной знакомый голос.

— Я не ошибся в тебе, отправив тебя в тело молодой девушки, — сообщил голос.

— Хватит играть со мной, я тебе не кукла. Кто ты такой, чёрт тебя побери? — разозлился я.

— Продолжай делать то, что делал. Твои действия одобрены, — не обращая внимания на мой вопрос, продолжил голос.

— Кем одобрен? Вы кто, мать вашу, такие? — зло выругался я.

— Не надо нервничать, это сейчас тебе не полезно. Кто мы или я? Это лишние знания для тебя, просто делай своё дело, тогда может быть мы встретимся вновь, — ровным тоном произнёс голос.

Я проснулся весь в липком поту, дотянулся до поильника на тумбочке и вылакал всю воду, что была там. Потом сел на кровати. Мысли лихорадочно вертелись в голове. Что за сон? Или это не сон? Опять ничего конкретного я не узнал. Но появилась надежда, что здесь я не навсегда. Видимо от меня требуется не дать убить себя в теле Красько и продолжать воевать. В палатку вошла капитан Понтюхова.

— Как чувствуете себя, ранбольной, — спросила, улыбаясь докториха.

— Прогуляться бы мне, Нина Петровна. Свежего воздуха душа просит.

— Хорошо, после обеда разрешаю, но не более двух часов, — строго ответила наш «Айболит».

После обеда стояла прекрасная июльская, тёплая погода. В халате, пижамных штанах и тапочках, вооружившись тросточкой, я вышел на свежий воздух. На аэродроме было безлюдно, наверняка наши все на вылете, потому я потопал к механикам. Ребята обрадовались, увидев меня, Кузьмич даже обнял мою тушку, отвернувшись смахнул слезу, соврав, что ему соринка в глаз попала. Потом мне рассказывали события. Наш фронт наступал, шла Миусская операция. Наши лётчики каждый день делали по четыре, а то и по пять вылетов. Сопровождали бомбардировщики и участвовали в тяжёлых воздушных боях. Не обошлось и без потерь, в основном