Книга Писатели за карточным столом - Дмитрий Станиславович Лесной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
по милым сердцу «Жигулям»!
Уж был забыт соседский бобик
и с прошлой выставки медаль,
лишь — ощущение тревоги:
хозяин-Боцман банк метал…
* * *
Ругаясь вычурно и длинно,
представил он себе на миг,
кем назовёт его Галина,
что скажут Зюзя, Воловик?
И так, уставившись в
пространство
безумным взглядом, как сова,
он отрешённо и бесстрастно
колоду эту тасовал.
От напряженья сердце сжалось,
струились капли по лицу…
Развязка в общем
приближалась,
шпилёвка близилась к концу.
Рукой размазав пот холодный,
как тигр, выгнувшись в спине,
он резко повернул колоду
и вдруг — застыл, остолбенев…
В глазах, багровых от бессониц,
угас железный блеск рублей:
там, под девяткой, — туз бубей!
Но как бы ни было там горько,
кошмар стараясь позабыть,
он снял туза, валета с горки
.. прошептал: «Не может быть!
Не может быть!..» — он карты
бросил,
и вслед приёмник пробасил:
«Не может быть!»
«It is impossible» —
ворвался голос Би-би-си.
«Не может быть!» — звучало веско
хмельное эхо над Москвой…
«Не может быть!» — кричала
Веста,
уткнувшись в лапы головой.
«Не может быть!» — во сне
бредовом
ворчал угрюмый Воловик…
И только голос Молодого
сказал: «Бывает… Се ля ви!»
* * *
Как пишут языком газетным,
усталый, но довольный, он
спокойно встал, забрал
кассетник,
потом — ещё магнитофон,
потом — какие-то там вещи —
всё то, что выиграл… Потом
он подошёл к хозяйской вешалке
и снял то самое пальто…
А через две минуты, юзом,
у светофора пригуляв,
он по Варшавке мчался к Зюзе
на этих самых «Жигулях»…
* * *
Наверно, было бы уместно
прочесть мораль, читатель, вам…
Но что же сталось с бедной
Вестой? —
предвижу возглас милых дам.
Так пусть сомнения развеются:
собрав последние рубли,
хозяин Весты, он же — Вейцман,
купил ей снова «Жигули»!
Первая публикация: Московская правда № 223 от 18.11.93, вкладыш «Ночное рандеву».
Арканов, Аркадий Михайлович
(7.06.1933–22.03.2015) писатель-сатирик, киноактёр и страстный игрок. В молодости — по собственному признанию — всё свободное время проводил за преферансом; с годами, впрочем, стал предпочитать бильярд и покер. Сам Арканов рассказывает об этом:
«Впервые играть в карты я начал в студенческом возрасте. Я окончил медицинский институт в 57-м году. Студенческие времена… Мы, конечно, были совершенно больными на преферансе, сутками могли играть. Я помню, поехали отдыхать небольшой компанией на юг, в Коктебель. И всё время просидели за картами… Играли на террасе, курили бесконечно… И уже пришёл за нами автобус, все должны уезжать, а мы ещё продолжали дописывать. Это страшное дело…
У меня всегда было какое-то странное отношение к любым играм, карточным, в частности. И поразительно, что игра обладает таким свойством проявлять человеческие характеры. Невероятно, как люди проявляются за карточным столом, невероятно! При всей моей любви к игре я с некоторыми людьми ни под каким видом не сяду за стол играть, потому что мне их отношение к игре неприятно, я не могу с ними сидеть рядом, я раздражаюсь, начинаю делать ошибки, не свойственные мне, причём только из-за того, что не могу видеть перед собой этого человека.
У меня была одна приятельница (мы до сих пор поддерживаем с ней отношения), милейшая, добрейшая женщина. Мы садились играть за стол. Трудно передать, что с ней происходило, когда она играла. Во-первых, она начинала подозревать, что мы все играем на одну руку против неё. Причём мы знали друг друга уже много лет, обмана просто не могло быть. В игре она не принадлежала себе, это была совершенно другая женщина — жадная, отвратительная, склочная. Мы бросали карты, прерывали игру, расходились, потом мирились и снова продолжали играть. Кстати, она очень прилично играла. И всегда выигрывала! Это был небольшой выигрыш, который ни в коей мере не покрывал её расходов на угощение: она готовила мясо, покупала много всяких дорогих напитков — и вместе с тем во время игры просто умирала из-за какой-нибудь ерунды, всех подозревала, обвиняла».
При всей своей азартности Аркадий Арканов ценил в игроке, особенно в партнёре, прежде всего уравновешенность и проистекающее из неё человеческое «везение», приводя в пример своего соавтора и партнёра по бильярду — Григория Горина.
Шаламов, Варлам Тихонович
(1907–1982) русский писатель, сказавший о себе: «Я состою из осколков, на которые раздробила меня „Колымская лагерная республика“», лучший новеллист ГУЛАГа, не картёжник, но свидетель и живописатель карточной игры, преимущественно игры уголовников в лагерях и тюрьмах: рассказы «Жульническая кровь» и «На представку».
В последнем «Севочка, знаменитый знаток терца, штосса и буры — трёх классических карточных игр» российской тюрьмы — играет с вором Наумовым. В конце игры дотла проигравшийся Наумов проигрывает Севочке «на представку» свитер, который снимает с находящегося в той же камере Гаркунова (инженера), предварительно убив того руками своего «шестёрки» — дневального, что вызывает негодование «знатока Севочки»: «Не могли, что ли, без этого!». Шаламов честно пересказывает произошедшее на его глазах, не особенно вдаваясь в содержание и смысл блатных понятий, акцентируя внимание читателя на дикости тюремной жизни и бесчеловечности блатной этики.
Сам Шаламов пишет в последней книге воспоминаний («Четвёртая Вологда») о годах своей ранней юности:
«В нашей семье не играли в лото — любимое препровождение времени чиновничьими вечерами, кроме преферанса. Но карты были запрещены отцом. Поэтому… не умею я прикупить втёмную, как, впрочем, и в светлую. Способности мои не сумели развиться».
Шаламов упоминает о преферансе и прикупе не случайно, в той же книге он приводит точнейшую картину жизни русской провинции в 20-х годах — жизни, без преферанса не мыслимой:
«К нам переехала небольшая семья из Ленинграда и прожила у нас около двух лет. Мать и дочь, её муж — командир Красной Армии Краснопольский.
