Книга Бремя одежд. Болотный тигр - Кэтрин Куксон

Дональд неожиданно остался дома. Он слегка простудился и, использовав этот предлог, не пошел на собрание мужской половины деревенского населения, которое должно было состояться в школе. К тому же в тот день было не его дежурство, так что, очевидно, угрызения совести его не мучили. Грейс чрезвычайно огорчилась по этому поводу: она знала, что простуда – только предлог для того, чтобы, оставшись дома, еще раз похвастаться перед Аджи своим отцовством.

Все время, пока тетя находилась в Уиллоу-ли, Дональд постоянно носил ребенка на руках, играл и непрерывно разговаривал с ним. Он даже настоял на том, чтобы малыша выкупали, но Аджи отказала себе в удовольствии созерцать эту церемонию. Дональд как будто безмолвно кричал ей: «Ну, разве это не доказательство? Что бы она вам там ни сказала, вот от этого вам никуда не деться.» Он играл свою роль отца так преувеличенно, что постоянно раздражал пожилую женщину. Как раз в этот момент его голос звучал на лестнице, и когда Грейс, направляясь на кухню, чтобы взять бутылочку с молоком для ребенка, встретила Аджи в холле, та, закатив глаза, проговорила:

– Не знаю, как ты это выносишь. Он все время ведет себя так?

Грейс улыбнулась.

– Не совсем, и не так громко. Это он ради вас.

– Я так и поняла.

Раздался звонок в кухонную дверь, и Грейс повернулась от плиты, чтобы открыть. В следующий момент рука ее с бутылочкой непроизвольно поднялась к губам – на пороге, на фоне черных красок вечера, стоял Эндрю. Метнув по сторонам тревожный взгляд, Грейс проговорила:

– Входи.

– У меня сообщение… для него.

Она на миг закрыла глаза.

– Да. Да, понимаю.

Грейс отошла к противоположному краю стола – на таком расстоянии она чувствовала себя в большей безопасности. Не сводя с нее глаз, Эндрю сказал:

– Миссис Ролланд, жена пастуха, умирает. Я проходил мимо их дома, а Ролланд ждал меня. Спросил, не смогу ли я сообщить священнику и доктору, что его жене стало хуже.

– Бедняжка. Она ведь болела, правда? Они там живут совершенно одни. Да, да, я скажу ему, – Грейс говорила о больной женщине, но мысли ее были совершенно о другом. Обходя стол, она посмотрела на Эндрю и пробормотала:

– Подожди.

Эндрю остался. Он стоял, неестественно распрямившись, держа в руках шапку. Когда несколько минут спустя Дональд вошел в кухню, в ответ на его «А, привет, Эндрю», тот ответил коротким «Добрый вечер». Эндрю никогда не называл мужа Грейс «сэр».

– Значит, ты принес сообщение от мистера Ролланда. Она что, действительно умирает?

– Он, кажется, так считает.

– О, Боже. Что ж, я должен идти… да, и немедленно, – он повернулся, как бы разыскивая свои вещи. В кухню вошла Грейс.

– То же самое я передал и доктору Куперу, – продолжал Эндрю. – Сказал, что пойду сюда. Он будет ждать вас.

– Хорошо. Хорошо. Сегодня не очень-то приятно кататься по холмам на велосипеде. Хорошо… хорошо. Позвони ему, Грейс, и скажи, что я буду у него через несколько минут. Да, кстати, – он повернулся к Эндрю, – чай-то ты, наверное, не пил?

– Не пил, но ничего страшного.

– О, тебе надо выпить чашку чая или еще чего-нибудь, ты сделал такой крюк. Никаких проблем – только подожди минутку.

С этими словами он исчез за обитой зеленым сукном дверью, и Эндрю сделал то, о чем его просили уже второй раз, – остался ждать.

Через несколько минут Дональд появился вновь. Заправляя шарф в пальто, он сказал:

– Она будет через минуту – дает мальчугану бутылку с молоком… или передает дежурство тете, – он дернул головой и засмеялся. Он разговаривал с садовником шутливо и как с равным. Подобное обращение, как обнаружил Дональд, приносило двоякий результат: снимало с простых людей напряжение, но в то же время не давало им забывать, что их собеседник – человек более высокого происхождения. Этого он достигал интонацией – слова были простыми, однако тон, которым они произносились…

Эндрю не ответил, даже когда Дональд дружески попрощался с ним, а только слегка поклонился. Но услышав голос Дональда в холле, он закрыл на миг глаза и про себя повторил за ним: «До свидания, дорогая».

Хлопнула дверь парадного входа, несколько минут спустя открылась дверь в кухню. Но вошла не Грейс – Аджи.

– Ага. Ну, привет, – проговорила она.

– Привет.

Как ни странно, тетя ни разу не видела Эндрю с тех пор, как они беседовали в то утро в ее комнате пятнадцать месяцев назад. Она была удивлена переменой, произошедшей в нем. Хотя Эндрю казался таким же худощавым, как и прежде, он выглядел крупнее, как-то выше ростом и определенно немного старше, как будто со времени той встречи прошло пять или шесть лет.

– Поднимись и взгляни на ребенка.

– Но… – Эндрю заколебался, глаза его расширились от удивления.

– Она этого хочет… и ждет вас. Знаете, как пройти?

– Нет.

– По лестнице наверх, а там – вторая дверь справа. Проходя мимо пожилой женщины, он остановился и улыбнулся ей. Глядя на лицо Эндрю, преображенное улыбкой почти до неузнаваемости, Аджи в какой-то мере смогла понять, как этому суровому шотландцу удалось покорить сердце ее племянницы.

Как раз утром того дня Грейс сказала ей, что Эндрю еще ни разу не держал ребенка на руках, и Аджи решила поправить это противоестественное положение, пригласив Эндрю и Грейс с малышом в свой дом. Но теперь необходимость быть соучастницей подобного обмана отпала. Однако тетя все же сказала Эндрю:

– Если будете когда-нибудь в Ньюкасле, можете заходить. После пяти часов я почти всегда дома. Телефон – Темпл 3567. Легко запомнить – 3567.

Его лицо посерьезнело – Эндрю понял, что означает это произнесенное отрывистым голосом импровизированное приглашение.

– Спасибо.

Он продолжал стоять, и тогда Аджи приказала:

– Идите. Поднимайтесь наверх – и давайте по-быстрому.

Он никогда не был в этом доме за пределами кухни, а находясь снаружи, особо не разглядывал интерьер Уиллоу-ли; работая в саду, он никогда не смотрел в окна… Теперь же роскошь и комфорт холла, убранство гостиной, которое он увидел в открытую дверь, временно притупило чувство собственного достоинства и природную надменность. Она привыкла ко всему этому богатству, и все же выбрала его и полюбила… сильно полюбила. Помедлив секунду, Эндрю взбежал по ступенькам. А вообще – что значили все эти кресла и ковры? Они не принесли Грейс счастья – только он, Эндрю, оказался в состоянии сделать это. И только он сможет приносить ей радость и в дальнейшем.

Вторая дверь справа была открыта. Грейс стояла посередине с ребенком в руках. Эндрю медленно вошел.