Книга 1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций - Димитрий Олегович Чураков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, подобно июльскому кризису Временного правительства, январский кризис Советского правительства был шире просто кабинетного. Не укладывается он и в рамки конфликта между ветвями власти. Как и в июне 1917 года, так и в январе 1918 года речь шла об окончательном разрыве в лагере социалистов. Общим между двумя кризисами было и то, что оба они как бы означали временную стабилизацию режимов: в июне 1918 года либерально-демократического режима, сейчас – советского. Но было между ними и различие. Второй кризис Временного правительства удалось преодолеть внешним наступлением на фронте. Второй же кризис Советского правительства был ликвидирован наступлением на внутреннем фронте против оппозиции. Поэтому результатом кризиса вокруг Учредительного собрания стало не просто укрепление советского режима, но и его характера как чрезвычайного.
Второй кризис Советского правительства имел и некоторые другие последствия, которые трудно оценить однозначно. После его ликвидации стало совершенно бесперспективным продолжения саботажа прежнего чиновничества. Начинается совершенно новый этап в формировании советского аппарата власти. На этом этапе значение пролетариата будет падать, а вес прежней бюрократии усиливаться. Причём речь идёт не столько о процентах, сколько о стиле, сути, методах и традициях управления.
Эхо брестского затишья
Из всех трёх кризисов Советского правительства меньше всего в плане внимания к нему историков повезло третьему кризису. Первые два кризиса вынужденно освещались в связи с важными событиями внутренней жизни: революцией и Учредительным собранием. Третий же кризис оказался в тени противоречивых международных акций Советской власти. Как правило, он лишь упоминается исследователями, и то лишь с целью подчеркнуть масштабность влияния Брестского мира на судьбы Октября.
И действительно, на первый взгляд, третий кризис Советского правительства как нельзя более наглядно подчёркивал значимость для судеб Русской революции внешнего фактора. Война, крах мировой рыночной системы, идеология интернационализма так или иначе влияли на позицию различных групп внутри советского руководства, сплетаясь в тугой узел вокруг шедших в Брест-Литовске переговоров. На этом фоне внутриполитические события представлялись менее важными, вторичными.
Поводом для начала кризиса стало подписание 3 марта 1918 года в Брест-Литовске мирного договора. Имеется вероятность, что договор подкреплялся дополнительными статьями. Хотя соответствующие документы не обнаружены, на возможность их существования указывает ход последующих событий. Речь, прежде всего, идёт о подписанном 27 августа в Берлине соглашении, по которому Советская Россия обязывалась уплатить немцам контрибуцию в 6 млрд марок[270]. Существенно более мягким, чем, например, по отношению к российским, было и отношение к немецким промышленникам, имевшим свои предприятия в России. В свою очередь, Германия предприняла несколько дипломатических усилий, целью которых было оказать давление на нейтральные страны и подтолкнуть их признать большевиков в качестве законного правительства России, хотя абсолютизировать эту «помощь» и не приходится[271].
14 марта 1918 года с опозданием почти на три часа в зале бывшего Дворянского Собрания начал работу IV съезд Советов. Причиной задержки стала острая борьба в кулуарах, где во многом и был решен результат предстоящего голосования[272]. После того как Брестский мир был всё же ратифицирован, левоэсеровская фракция заявила о выходе их партии из Совнаркома. Решение это далось левым эсерам далеко не просто. Не менее трети фракции высказалось за заключение мира и против выхода из СНК. На II съезде ПЛСР 17–25 апреля такие их лидеры, как М. Спиридонова, Колегаев, Натансон, Трутовский и другие также выступили с примирительных позиций. Тем не менее, уже 15 марта 1917 года министры от Партия левых социалистов-революционеров интернационалистов (ПЛСРИ) покинули свои посты. Правительственный кризис разразился.
В отличие от двух прежних, третий кризис Советского правительства оказался необычайно затяжным. Приобретая вялотекущий характер, он то обострялся, то подавал надежды на скорое его преодоление. Закончился он, как известно, трагически, левоэсеровским мятежом: в Москве вновь слышалась артиллеристская канонада и гибли ни в чём не повинные люди. Вряд ли многие могли предвидеть такую развязку. Сложно было понять логику поведения ПЛСРИ, причину и подоплёку многих событий. Даже сейчас можно лишь обрисовать вопросы, возникающие в связи с третьим кризисом Совнаркома, но дать на них исчерпывающие ответы пока проблематично.
Прежде всего, вызывает недоумение, почему левые эсеры пошли на обострение правительственного кризиса и перевели его решение в плоскость вооружённого мятежа? Правда, левыми эсерами считали себя тогда командующий Восточным фронтом Муравьёв, командующий воинскими частями на Северном Кавказе Сорокин, будущий красный маршал Егоров и многие другие видные командиры Красной Армии[273]. Однако в Москве их силы были более чем скромные. Кроме того, и в рамках советской легальности они могли рассчитывать на скорый успех: до этого их мятежа ПЛСРИ стабильно увеличивала своё представительство на съездах Советов: на III Всероссийском съезде Советов их фракция составляла 16 %, на IV съезде – 20 %, а на V съезде – уже свыше 30 % делегатов. Однако 24 июня ЦК ПЛСРИ всё же принимает решение о вооружённой борьбе за власть с Совнаркомом, ставшее роковым не только для самих левых эсеров, но и для всей революции в целом[274]. Почему для какой-то части левых эсеров так важна была война, за скорейший выход из которой они недавно так горячо агитировали?
В этой связи немалый интерес вызывает, говоря сегодняшним языком, вопрос об агентах влияния зарубежных держав. Причём дело вовсе не в мифических немецких шпионах в большевистском руководстве. Куда больше подводных камней можно обнаружить, если попытаться разобраться не в том, кому был выгоден сепаратный мир, а в том, кому он был невыгоден и кто стремился удержать Россию в состоянии войны. Не меньше вопросов вызывает и тот факт, что начало интервенции по времени как раз совпадает с началом правительственного кризиса, причём в обоснование необходимости высадки союзников на советской территории приводились доводы о необходимости любой ценой сохранить восточный фронт против Германии. Не были ли резкие высказывания и шаги части руководителей Советского блока и высадка «союзников» на Севере скоординированными акциями?[275] Во всяком случае, сохранение целостности России никак не входила в планы «союзников»[276].
Ещё в 70-е гг. некоторые историки усомнились, а верно ли Россией были выбраны союзники в канун войны?[277] Во всяком случае, император Германии Вильгельм II настойчиво добивался партнёрства со своим «кузеном Ники». Однако Николай II, правда, не без колебаний, призывы «кузена Вили» отверг, чем, возможно, и предопределил судьбу
