Книга Под колесами - звезды - Алексей Евтушенко

– Переоденусь уже дома, – решила мама и встала со стула. Ёй явно не терпелось покинуть эти стены.

– Не смею задерживать, – Антон Михайлович тоже поднялся и протянул Егору руку. – До свидания. Очень было приятно познакомиться.

– До завтра, – сказал Егор, с силой пожимая холёную ладонь заведующего. – И заранее спасибо.

Глава семнадцатая

Прошло три дня.

Всё это время Егор чувствовал себя в самом настоящем отпуске. Этому замечательному ощущению способствовало всё. И уютная двухкомнатная мамина квартира с высокими лепными потолками и газовой изразцовой печкой (окно комнаты, в которой расположился Егор, выходили прямо на Ботанический сад, и в это окно стучались белые дурманящие цветы сирени, а по утрам Егор просыпался и слушал соловьёв, после чего засыпал снова и спал столько, сколько влезет); и то, что денег было вдосталь, и не приходилось мучительно думать о том, чем завтра питаться и на чём сэкономить; и то, что когда бы Егор не встал с постели, его уже ждал вкусный завтрак, а днём – хороший обед (ужинали они в недорогом, расположенном на соседней улице, ресторане, на что мама долго не соглашалась, но Егор в конце концов сумел её уговорить и был прав, потому что ей это, конечно же, понравилось). А главное – сам город Львов.

Никогда раньше Егор не гостил и не жил в подобных городах.

Если бы ему пришлось бывать за границей, в Европе, то, несомненно, он нашёл бы большое сходство этого города, скажем, с Краковом или Златой Прагой и даже Парижем. Но, увы, за границей Егору не пришлось побывать ни разу, и поэтому сравнивать ему было не с чем. Вот разве что, как ни странно, некоторые уголки старой Москвы могли бы, наверное, поспорить по красоте, уюту и особой, независимой, ауре с этим древним славянским городом.

Егор очень быстро понял, что в этом городе нельзя работать. То есть, наверное, можно, но это тогда должна быть какая-нибудь особая, редкая работа, вроде написания венка сонетов, или огранки драгоценных камней, или, на крайний случай, изготовления вручную редкой мебели из красного дерева и палисандра.

Нет, здесь нельзя было ежедневно ходить на завод или в контору – по этому городу нужно было постепенно и неторопливо гулять, разглядывать дома и храмы, плутать по узким, мощёным базальтовой брусчаткой улицам, заходить в маленькие, на три-четыре столика, кофейни (здесь их называли смешным словом «кавярни»), пить приготовленный на горячем песке чёрный кофе, идти дальше – сквозь переулки и скверы преодолевая подъёмы и спуски и не боясь заблудиться, потому что здесь, как в незнакомом лесу, ты всё равно всегда возвращался к тому месту, откуда начал своё путешествие.

Этот город манил и кружил. Его свободная, совершенно бессистемная планировка не раздражала, а радостно изумляла, постоянно подбрасывая любопытному взору, то редкой красоты фасад старинного особняка, то неожиданный поворот улицы, то великолепную изящную перспективу.

В первый, точнее, во второй день, после прохождения медосмотра, показавшего, что смертельная болезнь действительно исчезла неведомо куда (Таисия Григорьевна так и не стала спрашивать сына о причинах своего чудесного выздоровления, видимо интуитивно понимая, что тому трудно будет ответить на её вопросы), Егор и мама гуляли по городу вместе. Мама с видимым удовольствием рассказывала сыну об истории Львова, который был основан русским князем Данилой Галицким и назван в честь сына Льва. За прошедшие столетия город видел всякое. Он торговал, строил, воевал, неоднократно горел, бывал завоёван и завоёвывал сам. Он побывал и свободным, и зависимым, и разного цвета флаги развевались над его Ратушей, но никогда и ни при какой власти не терял он своего чудного, немного провинциально-аристократичного и неизменно вежливого лица.

Они гуляли до самого вечера, а на следующий день, когда в гости нагрянули несколько маминых друзей и подружек – поздравлять маму с чудесным спасением, Егор, мужественно выдержав полуторачасовой обвал комплиментов и похвал в адрес собственной персоны, всё же сумел уличить момент и сбежал на улицу.

И немедленно понял, что гулять по этому необыкновенному городу одному тоже хорошо.

Тебя никто не знает, и ты никого не знаешь; и не нужно никуда спешить, потому что, во-первых, спешить некуда, а во-вторых, тут и так никто никуда не спешит. И дорогу, за неимением конкретного адреса и места, тоже ни у кого спрашивать не надо – иди себе с лёгким сердцем куда глаза глядят, а уж глядеть в этом городе им есть куда. И денёк выдался на редкость удачный. Тёплый такой, солнечный и прозрачный, майский денёк.

За пару-тройку часов Егор зашёл в одну церковь и один католический собор, посидел на лавочках в двух скверах и одном парке, выпил три маленькие чашки кофе и одну рюмку очень хорошего ликёра «Бенедиктин», выкурил четыре сигареты и, наконец, обогнув площадь Рынок, попал на улицу с интригующим названием Армянская (сразу припомнились родная ростовская Нахичевань и друзья-армяне), где и обнаружил уютную, из открытых дверей которой вкусно пахло кофе, шоколадом и свежей сдобой, кавярню. Егор остановился, потянул носом воздух и понял, что не прочь одолеть ещё одну большую чашку кофе без сахара и съесть какой-нибудь кусок вкусного торта, а также – чем чёрт не шутит! – употребить ещё грамм пятьдесят того же ликёра или, на худой конец, коньяка.

Принял решение – выполняй, вспомнил он старый армейский принцип и бесстрашно вошёл в кафе.

И ему здесь немедленно очень понравилось.

Семь-восемь круглых, близко расположенных друг к другу металлических столиков, почему-то выкрашенных в ярко-красный цвет со стоящими вокруг круглыми же стульями (мягкое сиденье, плетёная спинка). Вдоль длинной, обтянутой светло-коричневым, хорошего качества, кожзаменителем стойки, – небольшая очередь из четырёх человек: двух девушек и двух парней богемно-художнического вида. Низкий подвесной потолок, широкие окна-витрины с лёгкими золотистыми занавесками, чистый, выложенный крупной керамической плиткой цвета тёмной охры, пол. Публики немного – по два-три человека за столиком, а один столик, как заметил Егор, и вовсе свободен.

За этот свободный столик, который не занял никто из стоявших впереди, он и сел в ожидании заказанного кофе и ликёра. Поставил перед собой синее фаянсовое блюдце с большим куском шоколадного торта, рюмку «Бенедиктина» и неторопливо огляделся по сторонам.

Нет, определённо приятное место.

Во-первых, говорят вокруг не только по-украински, но и по-русски (и даже преимущественно по-русски), во-вторых, тихо, уютно и хорошо пахнет, а хозяйка, которую зовут Вера – худощавая и невероятно красивая женщина лет пятидесяти с небольшим – улыбается так, словно он, Егор Хорунжий, является постоянным клиентом этого кафе на протяжении последних двадцати лет, как минимум. И кого-то, кстати, эта хозяйка ему очень напоминает…

Егор сделал маленький глоточек обжигающе вкусного ликёра, осторожно покосился в сторону стойки и столкнулся с Верой глазами. Глаза улыбнулись и сделали знак, что кофе вот-вот будет готов.