Книга Мрачный залив - Рэйчел Кейн

И я знаю, что веду себя неправильно, когда бросаюсь в контратаку, но все равно делаю это.

– Ты шарил в моих ящиках? – Мои слова звучат резко, словно выстрелы. Сэм откидывается на спинку кресла и пристально смотрит на меня.

– Мне были нужны скобы для степлера. Но дело не в этом, Гвен.

Я сразу же испытываю сожаление и понимаю, что была неправа. Черт, мне хочется повернуть выключатель и вырубить эту свою склонность к мрачной агрессии, просто стать другой – но еще придется поработать над этим, и поработать немало.

Сосчитав до пяти, я наконец говорю:

– Извини, я… Ты застал меня врасплох со всем этим, а когда речь идет о Мэлвине, это до сих пор задевает мои болезненные точки. Ты ведь это знаешь, да?

Он кивает.

– У меня тоже есть болезненные точки. Может быть, не просто болезненные…

– Он тебе не соперник, Сэм. Ни в каком смысле.

Еще не договорив, я понимаю, что была неправа, и вижу, как в его глазах вспыхивают недобрые эмоции. Он подается вперед и пристально смотрит на меня.

– Хотел бы я, чтобы это было правдой, но Мэлвин все еще присутствует здесь. Он стоит между нами. Мы не сможем забыть о нем, если он не уйдет. Ты должна отпустить его, Гвен.

Он совершенно прав. И это самое страшное из всего, что я сделала до сих пор, это как прыжок с обрыва в темноту, – но я забираю из его рук письмо вместе с конвертом. Потом подхожу к домашнему шредеру и опускаю туда письмо. Смотрю, как устройство раздирает бумагу на неровные клочки. Больше нет ни письма, ни конверта.

И оказывается, что никакого обрыва не было. Не было даже падения. Это было легко. Я ощущаю странное изумление и чувство свободы, как будто после долгого-долгого пребывания в темноте вышла на солнечный свет.

Я чувствую на плечах руки Сэма, ощущаю спиной тепло его тела. Он нежно целует меня в шею и говорит:

– Спасибо. Я знаю, что это было тяжело.

– Не было.

Мне казалось, что это будет тяжело. Я думала, что это будет больно и страшно, что это действие повлечет за собой некие последствия. Я очень долго собиралась с духом. Считала Мэлвина Ройяла угрозой даже после его смерти. Но теперь, когда я начала относиться к его письмам, как к простому спаму, это потрясающе – словно внезапная свобода.

– У тебя сохранился адрес, с которого оно пришло? – спрашивает Сэм.

– Остался конверт почтового центра. С этого можно начинать поиски отправителя. Если мы найдем источник этих писем… то сможем это прекратить. Может быть, наконец-то, навсегда. Мы сможем разорвать в клочья все напоминания о Мэлвине Ройяле. – Я сглатываю. – Я бы этого очень хотела. Это было бы круто.

– Так и будет, – соглашается Сэм. – Но начнем мы завтра. А сегодня мы должны детям поездку в кино. Я не хочу подводить их.

Я тоже этого не хочу. Поэтому мы дожидаемся, пока они поставят игру на паузу, загружаемся в мой внедорожник и весело проводим пару часов вне дома, выкинув из головы весь груз забот и погрузившись совсем в другой мир.

Это лишь временное избавление. Но, видит бог, оно важно. Счастье, каким бы коротким оно ни было, всегда важно. Даже если по возвращении домой все остальное по контрасту кажется еще более неприятным.

Вечер холодный, люди до сих пор зажигают камины, и я даже через закрытые окна машины чувствую приятный запах дровяного дыма, когда мы сворачиваем в свой район. Он спокойный, тихий, хорошо освещенный и совершенно обычный. Наш дом расположен в дальнем конце квартала. Мы проезжаем мимо домов с ярко сияющими окнами и аккуратно убранными двориками, потом сворачиваем на нашу подъездную дорожку.

К нашей двери что-то приклеено. Я пристально смотрю на этот листок бумаги и ощущаю, как мои руки покрываются мурашками, а волосы на затылке шевелятся. «О господи, нет». Потом беру верх над тревогой и резко затыкаю ее. Может быть, это просто реклама пиццерии. Или записка от соседа. Или…

Нет. Я знаю, что это не так.

Завожу внедорожник в гараж, отключаю сигнализацию, и мы тесной группой входим в дом. Запереть гаражную дверь на замок уже стало для нас привычной процедурой – так же, как и осмотреть дом, дабы убедиться, что с момента нашего отъезда все осталось, как было.

Никто не упоминает о бумажке на входной двери, но когда я окидываю свою семью взглядом, все смотрят в ту сторону. Коннор спрашивает:

– Принести ее?

Тон у него такой спокойный и взрослый, что это почти пугает меня. Он готов встретить лицом к лицу все, что грядет.

Ланни не дожидается, пока кто-то даст разрешение, – просто идет, отпирает дверь, открывает ее, срывает листок и пинком закрывает дверь снова. Рассматривая бумажку, она одновременно запирает дверь и включает сигнализацию. Моя славная девочка…

– Угадайте, что это? – спрашивает она. – Это совсем не трудно.

– Листовка «разыскивается», – одновременно произносим мы с Коннором. Сэм молчит.

– Вы выиграли суперприз – еще больше преследований! – Ланни взмахивает листовкой и сует ее мне. – Так что мы будем делать?

– Проверим записи с камер и посмотрим, кто оказался такой умный, – отвечает Сэм. – Сначала камера домофона.

Он уже идет по коридору, и мы следуем за ним.

Сэм выводит запись на экран и начинает отматывать назад. Это случилось примерно час назад, сразу после того, как стемнело. Камеры на входной двери показывает двух человек в черных толстовках с капюшонами, лица замотаны банданами. По телосложению можно определить, что эти двое – подростки, может быть, немного постарше. Один держит в руках листок бумаги с заранее приклеенной полоской скотча. На руках у обоих перчатки. Прилепив бумажку к двери, оба убегают, делая неприличные жесты в сторону камеры.

– Еще одни долбаные придурки решили развлечься, – говорит Ланни, и я сейчас даже не призываю ее следить за речью. Может быть, я больше не буду этого делать. Мне нравится то, с каким презрением и злостью она это произносит. – Куда это они помчались?

Они бегут вправо, в сторону гаража. Сэм переключается с камеры на камеру, чтобы отследить их передвижение. Они минуют гараж и обходят наш дом сбоку. К боковой стене дома примыкает изгородь, и я всегда держу калитку запертой изнутри.

Но они не доходят до нее, а достают баллончики с аэрозольной краской. С этого угла обзора камеры не видно, что они делают – но явно не создают шедевры граффити на нашей южной стене.

– Круто. И очень оригинально, – хмыкает Коннор. – Должно быть, они новички в школе троллей.

В его голосе тоже не слышно потрясения или страха. Он говорит… совершенно обычно. На секунду меня охватывает скорбь из-за того, что такие вещи стали для моих детей нормальными, что они сделались знатоками в различных видах вандализма, но, по правде сказать, в следующую секунду я смиряюсь с этим. Они спокойны. Они готовы.