Книга Господин Чичиков - Ярослав Веров

Взгляд Палиницына на миг затуманился, из чего завхоз понял, что дело здесь нечисто.

– Естественно, в курсе. Он ведь меня вчера к тебе и направил. Так что продавай смело и ничего такого, чертовщины разной, в голову не бери. Как говорится, и волки будут сыты, и овцы пьяны. Понимаешь?

Еще бы Свистку было не понять. Он уже понял все. И что Паляницын каким-то образом стакнулся с Чичиковым, и что Перетятькин вовсе, может быть, и не одобряет предстоящую сделку. И решил, что, дабы упредить возможные осложнения, надо бы Нестору Анатольевичу добром все рассказать.

– Да, еще вот что, – словно только сейчас вспомнив, произнес Паляницын. – Не надо о нашем разговоре никому докладывать. Это я тебе, Петрович, по-дружески советую. Я понимаю, что человек ты аккуратный и любишь подстраховываться, солому сыпать, где только можно, а потому опять же как человек человеку советую – не ходи к Перетятькин. Дело с Чичиковым имеет масштаб даже не институтский и даже не городской. Понимаешь? Тут люди посерьезнее замешаны. А иначе разве бы я взялся инструктировать тебя в таком странном деле? Как думаешь?

«Тут не знаешь, что и думать. Мастак ты на пушку брать, у тебя и не знаешь, когда ты правду говоришь, а когда врешь, как пес брехливый. Ишь, масштабы приплел», – подумал Свисток.

– Зачем же мне к Нестору Анатольевичу ходить? – пожал он плечами. И принялся рассматривать большую копию картины Федора Васильева «Снег», висевшую за спиной Паляницына.

– А впрочем, делай, как хочешь, – верно оценив направление мысли собеседника, заметил Паляницын. – Только потом не жалуйся, что Паляницын не предупреждал. Прикрывать я тебя не стану. Ну все, поговорили. Да, как там наши вчера с «моряками»?

– Да что сказать? Вялые, как мухи. Еле-еле три-два сделали. Я так думаю, что «договорняк» скатали. Вот и ты знал, с каким счетом сыграют, – завхоз хитро прищурился.

– Я знаю, что мне положено знать. Футбол – игра, не более. По Чичикову все понял?

– Все.

– Давай, Петрович. – Паляницын встал. – Действуй.

Выпроводив завхоза, Паляницын выключил диктофон, а потом принялся аккуратно переносить запись на бумагу. За этим занятием и застал его звонок Чичикова. Не успел Паляницын похвастаться выполненным заданием, как Чичиков оборвал его.

– Значит так, полковник. По завхозу отбой. Я на некоторое время отлучаюсь из города. Вечером зайдешь в гостиницу, возьмешь у портье свои бумаги. Я там пометил, у кого сколько.

– Сергей Павлович, прямо сейчас уезжаете? – удивился Паляницын. – Что за срочность?

– Не твоего ума дело, полковник, что за срочность. Ты, пока меня не будет, работай. И думай, полковник, о главном думай.

Паляницын некоторое время оторопело разглядывал трубку. Потом уставился в окно. За окном начинался дождь.

«Всем хорош Чичиков, – думалось Паляницыну. – Какая крыша! Такая, что теперь никто мне в городе не указ. Но вот его условие… Что такое «вечное услужение»? Это что, буквально понимать надо, вечное? Бояться этого или наоборот? Бояться «услужения» или радоваться «вечному»? Это он мне вечную жизнь предлагает или как? Жалко, что уезжает. Не вовремя. Жалко, что не уточнил, когда вернется. А это очень важно. И с завхозом он меня подставил. Я битый час шута горохового ломаю, а он берет и уезжает. Капризный хозяин. То есть, не хозяин, а…» – Паляницын удивился самому себе. Что за хозяева и начальники полезли ему в голову? Да сперва надо разобраться, кто таков Чичиков, какие силы он представляет. А потом уже…

Молния расколола небо прямо над институтом. Ветер бросил в стекло пригоршню капель, каждая чуть ли не с кулак.

Да, покой нам только снится. И вечный бой… Интересно, какие реальные условия предложит, в конце концов, Чичиков, раз уже заговорил о вечном?

Велев Бычку паковать вещи, Чичиков спустился в ресторан пообедать на дорогу. Заказал стерляжьей ушицы, свиных ребрышек на гриле, ну, и того-сего: тигровых креветочек, маринованных опяток, а также вегетарианского салатику, взял и водочки, что было обычно не в его правилах. Больно уж паскудным оказался город. Богатым на урожай, но неподатливым и странным. Что это такое случилось, что «мертвяки» отвернулись от завхоза, и переметнулись к новому хозяину? И кто этот новый хозяин, откуда он взялся? Так быть не должно.

– Сергей Павлович? – раздался над самым ухом вкрадчивый голос Нестора Анатольевича Перетятькина.

В нос Чичикову ударил острый запах нового хозяина тех самых, уже присмотренных и почти купленных «мертвяков». Но хозяином был не Перетятькин. Незнакомый был запах. Странный. Чичиков гадливо передернул плечами и сухо, не поворачивая головы, произнес:

– Чем обязан?

Перетятькин обогнул стол, представился. Чичиков кивнул. И с удвоенной энергией налег на уху, время от времени забрасывая в рот креветки. Нестор Анатольевич понаблюдал за трапезой и, наконец, поинтересовался:

– Ничего, если я составлю компанию?

– М-м, – промычал Чичиков с набитым ртом и налил под ушицу водочки.

– Бутылочку боржома, – приказал Перетятькин подскочившему официанту.

– Что ж так бедно? – опрокинув рюмку, без тени интереса поинтересовался Чичиков.

– Я уже покушал в другом месте, спасибо.

– Ну, говори, зачем пришел.

– Да так, посмотреть. Все говорят – Чичиков, Чичиков. Знаменитый человек в городе господин Чичиков, – нес чушь Перетятькин, обшаривая взглядом заезжего коммерсанта.

Он все пытался разглядеть чичиковского тонкоэфирного паразита. Уже так напряг зрение, чтобы разглядеть, даже если тот спрятался во внутреннем кармане клетчатого канареечного цвета пиджака. Однако тщетно.

Чичиков отставил тарелку из-под ухи, пододвинул к себе ребрышки, поперчил их паприкой и черным перцем. Отделил ножом одно ребро, взял, проигнорировав вилку, в руку и понес, капая густым красным соусом, ко рту.

– Чего высматриваешь? – спросил он и, не чинясь, вонзил зубы в мясо. – Тебе, кстати, моя фамилия ни о чем не говорит? – прожевав, вновь спросил он.

– Как же, читали классиков. До вашего появления полагал, что Чичиков – фамилия придуманная…

– Как же, придуманная, – оборвал его Чичиков. – Она настоящая, моя собственная. Все дело в моем дедушке. Дедуля мой из Полтавской губернии. Во времена коллективизации выдвинулся – стал председателем колхоза и так ловко дело повел! Очень ловко крутанулся. Колхоза было три избенки, а он отчитался как за все двести три. И земель пахотных прирезал, и скота крупного рогатого приписал стадо, как до раскулачивания было. И давай под это дело технику, горючее требовать, и все это налево двигать. Эх, сюда бы его! Никого не боялся. Отчитывался крепкой «липой». Урожаи растут, значит, нужно еще больше горючего, техники. Понятно? Приезжает секретарь райкома, говорит ему: «Показывай свое передовое хозяйство». Дедуля ему на стол кипу грамот, телефонограмм, всяких документов за подписью этого самого секретаря и даже более высоких лиц. И говорит: «Время, сам знаешь, сейчас какое. Меня посадят по уголовной лет на пять, а тебя расстреляют как врага народа, по политической». Куда тому деваться? Но полетел секретарь, и кто-то доложил в область, или выше. Нагрянула проверка, дедулю арестовали. Громкое было дело – миллионами ворочал. Расстреляли дедулю. А семья наша большая – все в Казахстан пошли. Папу моего и сестренку его, они младшенькие были – в детдом, в Полтаву. Такие дела. – Чичиков отер салфеткой жир с подбородка и взялся за последнее ребрышко. – Так настоящие характеры и выковываются. Если власть не строга, то крупной личности не вырастет. И вот когда приемная комиссия в детдоме стала рядить какую фамилию присвоить папе и тете, начальник детдома возьми и спроси: «А чьи они будут-то?» Ему отвечают: «Да этого Чичикова из колхоза «Второй Интернационал». Потому как громкое было дело. Статья в «Правде» так и называлась: «Чичиков из села Хляби». «Ну, – говорит начальник, – так и запишем – Чичиковы». А вообще-то дедуля был Куць. Это, между прочим, на местном наречии значит «черт». Чертяка был дедуля: ему власть не власть была, чертяке.