Книга Край чудес - Ольга Птицева

Он издевался, ерничал так явно, что снимать это было бессмысленно. Костик молчал, глядя на Тараса через объектив. Уже не жалобный, а жалкий. Нужно было оборвать съемку, сказать, что свет совсем никакой, спасти проводника, как спасают попавшего под лед щенка. Но в натуженной беседе между Костиком и темнотой, где прятался Южин, был конфликт. Надрыв, нужный любому фильму. Неясная боль, ради которой этот фильм и взялись снимать. Тарас отстранился от камеры. Кира отошла к дальней стене и рассматривала что-то цветастое, намалеванное там краской. Слабый свет ее телефона выхватывал разрозненные куски, скрывая целое.

– Так что доказывал Краюшкин? – переспросил Южин. – Ты сказал, что он доказал. Что доказывают головой вниз с восьмого этажа?

– Важность, – вырвалось у Костика, он задышал быстро и загнанно. – Важность того, что здесь происходит. Вам не понять. Вы думаете, сюда так просто попасть. Просто здесь остаться. И что уйти тоже легко. Что можно в дверь зайти, из двери выйти…

– А дверь тебе чем не подошла? – с ухмылкой уточнил Южин. – Вот мы через нее вошли, сейчас спустимся и выйдем…

– Зайти-то мы зашли, а выйти так не получится, – ответил Костик и потянул за петличку. – Сними, – попросил он Тараса. – Дышать нечем.

Тарас прервал запись.

– Хорошо получилось, – осклабился Южин. – Жути решил навести?

Костик посмотрел непонимающе.

– Это ты молодец, конечно. – Он скорчился, пародируя проводника. – Как зашли, так выйти не получится. Огонь, конечно. Но ты мне скажи. Он нарик был, поэтому прыгнул? Или правда по любви несчастной сиганул?

От Костика расходились волны страха. И страх этот распространялся вокруг, как вирус. Захотелось поскорее собрать технику и отойти подальше.

– Краюшкин хотел остаться, поэтому ушел, – твердо сказал Костик. – Других вариантов у него не было.

– Точно нарик, – осклабился Южин. – Ладно, надпись эта знаменитая где?

– Тут, – откликнулась Кира.

Тарас взял с подоконника фонарик и направил луч на ее голос. Багровое граффити было точь-в-точь таким, как на смазанных фото.

– «Больница – это край чудес, – прочитала Кира. – Зашел в нее – и там исчез».

Тарас сунул фонарик Костику и поднял камеру. Если что и нужно было здесь снимать, так это стену. И Киру, стоящую перед ней. Темная фигурка на багровом фоне букв. Сиплый от холодной влажности пустого здания голос. Слова на воротах местечкового ада. Оставь надежду, всяк входящий в край чудес. А хочешь исчезнуть, так шахта лифта в твоем распоряжении.

– Это написали уже после Краюшкина? – спросил Южин.

– Да, – кивнул Костик. – Но, когда я пришел, надпись уже была. Ее подкрашивают временами.

– Кто? – оглянулась на него Кира.

– Ну… – Костик сбился. – Ховринские ребята.

Он отошел в сторону и оперся на стену.

– А почему они с нами не пошли? – не удержался Тарас.

Костик посмотрел на него исподлобья.

– Уговор был, что вы поснимаете, – объяснил он, – спокойно. И уйдете. Пока мы тут, никого и не будет.

Тарас покосился на Южина, тот даже приосанился от удовольствия.

– Да, – кивнул он. – Уговор был. И стоил мне, как половина твоей камеры. Понял?

Снимать в заброшке, набитой обдолбанной подростней, было бы совсем уж невыносимо. Так что Тарас благодарно кивнул и повернулся к Кире. Она продолжала стоять у стены, ощупывая ее руками.

– Надпись будто бы влажная, – задумчиво проговорила она. – Даже красится слегка. Но краской не пахнет.

– А ты попробуй, – предложил ей Южин. – Может, это не краска.

– А что? – подыграла Кира. – Кровь?

Южин хмыкнул. Она поднесла пальцы к губам и тут же отшатнулась от стены.

– Соленое, – только и смогла выговорить Кира.

Тарас царапнул по корявому краю буквы «Ч», на ощупь она оказалась шершавая, поднес руку к носу, пахло плесенью.

– Сплюнь, – посоветовал он Кире. – И рот прополощи. Тут влажно и темно, все небось в грибке. Или плесени черной.

Кира сморщилась еще сильнее и сплюнула себе под ноги. Южин хлопнул притихшего Костика по плечу.

– Ну, пойдем посмотрим, откуда тут принято выходить наружу.

Костик не шелохнулся, продолжая буравить глазами пол у ботинок. Дожидаться Южин не стал, но стоило отойти в темноту, как проводник встрепенулся и начал светить ему в спину. Тарас включил камеру.

Вот Южин идет к бетонной плите, вот останавливается там, чиркает колесиком зажигалки и кладет на кирпичи еще одну сигарету. Фильтром к фотографии Краюшкина. Огибает рукотворный памятник и продолжает неспешно шагать в темноту. Все молча. Все не оборачиваясь. Чутье блогера не дает осечек. Третий глаз смотрит через затылок, стоит навести камеру. Проходка получилась что надо. Мрачная и трагичная. Под стать месту. Костик дождался, пока Южин поравняется с противоположной стеной, и медленно перевел луч фонаря на нее. Из темноты в сторону бросилась знакомая тень. «Сторожит, гадина», – подумал Тарас.

«Прыгай!» – велела надпись, у которой застыл Южин. Черная стрелка указывала в широкий провал шахты лифта. Южин уперся руками в проем над пустотой. В ней чуть заметно кружился плотный сгусток тьмы. Наблюдал за порядком.

Никаких ограждений, красных лент и предупредительных щитов. Только лаконичный призыв с направлением четко вниз. Хочешь уходить – уходи. Хочешь прыгать – прыгай. Край тебя ждет. На секунду Тарасу показалось, что Южин послушается. Сделает шаг. И никто не успеет его остановить. Только сторож запишет на счет Ховринки нового доказавшего важность законов. Камера заскользила во вспотевших ладонях. Тарас сжал ее крепче. Но съемку не прервал.

ЮЖИН

Когда Дэн исчез, Южин ничего толком не понял. Он только перешел в седьмой класс – морфологический разбор деепричастия, словарные слова: «фантазия», «чемпион», «таинственный», Пушкин крепит Русь под Полтавой, алгебраические дроби сокращаются, скорость – это путь, поделенный на время. Дэн вечно куда-то девался, а когда возвращался домой, то отец орал на него в прихожей, а мама оттаскивала их в глубь квартиры.

– Тише-тише, – шикала она. – Соседи!..

Гробовая тишина была главной религией их дома. Можно убивать котиков, насиловать подростков и душить стариков. Главное, делать это беззвучно. Так что отец подчинялся, захлопывал тяжеленную дверь в кабинет, из-за нее тут же начинали доноситься возмущенные голоса. Южин оставался сидеть в своей комнате, делал вид, что скандал его не касается. Но приглушенный бубнеж все равно проникал в уши, заставлял Южина прислушиваться.

– Да ты совсем стыд потерял!.. – Это отец. – Где ты шляешься?

– Чего такого? Я гулял!.. – Это Дэн.

– От тебя несет! – Снова отец. – Ты прокуренный весь!