Книга Летчик. Книга 4 - Владимир Малыгин

– Но… – дочь перевела вопросительный взгляд на мать. – Мама?

– Да, дочь. Отец прав. Пусть ты и считаешь себя очень взрослой, но подобным вещам в вашем институте не учат. Хотя, думаю, тут тоже не всё так однозначно, имеются на этот счёт у меня кое-какие догадки. Но об этом мы с тобой лучше после приёма наедине (Надежда Дмитриевна ласково улыбнулась мужу) поговорим. Хорошо? А сейчас пойдём к нашим гостям…

* * *

Цокают в темноте подковы, тихо и вкусно поскрипывает на мощёной мостовой пролётка… Под эти размеренные звуки очень хорошо думается. Недавние события в квартире Остроумова предпочёл задвинуть в самый дальний уголок сознания. Позже к ним вернусь, попробую разобраться, что это меня так там зацепило. Неужели… Стоп, достаточно. Решил же, что позже со всем этим разберусь. А пока стоит ещё раз вернуться мыслями к сегодняшнему визиту в Царское Село.

И я принялся подробно вспоминать все оттенки и детали разговора с Марией Фёдоровной в присутствии Джунковского…

– Как по-вашему, сам ли господин Ульянов настоял на решении убыть во Францию? Не обратили внимание, может быть Батюшин этому его решению каким-либо образом поспособствовал?

– Однозначно, сам. Николай Степанович был против подобного решения!

– Хорошо, – Мария Фёдоровна взяла со столика чашку, аккуратно сделал малюсенький глоточек чая и поморщилась. – Остыл…

Позвонила, приказала явившейся прислуге убрать остывший и приготовить свежий напиток. Нам не предложила, потому как мы с Владимиром Фёдоровичем с самого начала разговора отказались от этого удовольствия. Подождала, пока мы вновь останемся одни и продолжила:

– Дело в том, что в Париже сейчас находится Троцкий… Вы мне о нём рассказывали… И буквально на днях, как меня уверяет Владимир Фёдорович, в швейцарской деревушке Циммервальд должна была состояться международная конференция левых социалистов. Вряд ли оба этих… Господина… – Мария Фёдоровна поморщилась. – Проигнорировали бы подобное мероприятие. Потому и вызывает вопросы столь поспешный отъезд Владимира Ильича в Париж… Что вы об этом думаете?

А то я помню! Да я даже не слышал никогда об этой конференции! Не тому я после школы учился… Но говорить что-то подобное не стал, не враг же я сам себе. А вопрос задан, придётся что-то отвечать. А что? И я перевёл взгляд на Джунковского. Выручай!

– Полагаю, из Парижа ему будет легче добраться до Швейцарии, чем из той же Германии. И значительно быстрее. Так что с этой позиции действия господина Ульянова выглядят вполне логичными, – прервал подзатянувшуюся паузу Владимир Фёдорович, пришёл мне на помощь. – Если, конечно, после известных событий в самой Германии эта конференция для господ социалистов всё ещё актуальна.

– Полагаете? – Мария Фёдоровна, всё это время не сводившая с меня глаз, наконец-то нашла себе новый объект пристального внимания. – Или уверены?

– Полной уверенности Вам никто не даст, Ваше Императорское Величество, – почтительно склонил голову Джунковский…

И уже под самый конец разговора вдовствующая императрица тяжело вздохнула:

– Германия, Франция… Кто на очереди? Мы или англичане? А, Сергей Викторович?

– Кто кого переиграет, Ваше Импера…

– Оставьте эти церемонии. Говорите, как думаете. Или знаете?

– Уже не знаю, Мария Фёдоровна, уже не знаю, – с сожалением развёл руки в стороны. – А хотелось бы знать. Но лучше бы англичане…

– Англичане… Королева Виктория в своё время всё никак не могла Александру Второму своей отставки простить, оттого Россию и недолюбливала. Опять же Крымскую войну можно вспомнить… Нет, лучше бы не мы…

На подъезде к Петрограду Владимир Фёдорович, молчавший всю дорогу и о чём-то напряжённо раздумывающий, вдруг встрепенулся и сказал, словно продолжил наш с ним утренний разговор:

– Да, Сергей Викторович, охрану вашу мы отозвали, так что вы и не могли их сегодня видеть. Полагаю, отныне в ней особой необходимости нет.

Ох уж мне это генеральское «полагаю». Так и хочется ответить недавно услышанными словами императрицы. Только где я, и где Мария Фёдоровна… Поэтому только и кивнул головой, тем самым давая понять, что информацию принял. Теперь только на себя остаётся надеяться…

Пролётка подпрыгнула на подвернувшемся под колесо камне, чертыхнулся вполголоса привычно и беззлобно на городские власти извозчик, а я вынырнул из своих воспоминаний и быстро осмотрелся. Центральная часть города осталась позади, начались рабочие окраины. Здесь гораздо темнее, фонарей на улице значительно меньше. Ещё минут десять и как раз к караульной сторожке аэродрома подъедем. На всякий случай достал из кобуры и переложил на сиденье револьвер – так мне спокойнее будет.

И очень вовремя это сделал, как будто кто-то свыше мне подсказал. Краем глаза увидел метнувшиеся сбоку тени, сжал рукоятку револьвера. Захрапела остановленная лошадь, качнулась пролётка, что-то визгливое запричитал извозчик.

– Приехали, Вашбродь! Вылезай! – раздался справа хриплый голос налётчика. И заиграла-заплясала рыбкой в лунном свете блестящая полоска острого металла.

– Да смотри в штаны не наделай! Неохота потом руки марать! – подхватил с издевательскими нотками напарник налётчика слева.

Ещё есть кто? Если только третий – лошадь же кто-то остановил? Могут ещё в темноте скрываться… А вечер-то был какой… И убивать в такой вечер не хочется… Может, получится разойтись по-доброму?

– Чего застыл-то? Сказано, слезай, паровоз дальше не поедет, – продолжал запугивать ножиком налётчик справа.

– А побрякушек-то нацепил! Откель столько? На войне столько не получишь. У-у, крыса тыловая! Отожрался на наших харчах! Кому сказано было! Вылазь, шкура! Больше не наворуешь!

Вот это вы зря сказали! А ведь было у меня такое желание разойтись краями. Не вышло…

Револьвер даже не стал поднимать, так и выстрелил снизу, от сиденья, сначала в того с ножом, и потом сразу же в левого. Тут пришлось руку чуть приподнять. И чёртом вылетел из пролётки, длинным прыжком отскочил в сторону, в тень, присел к земле, отвёл в сторону глаза (ночью всякое движение почему-то лучше всего боковым зрением засекается). Снова захрапела лошадь, топнули по дороге подошвы, метнулась навстречу вспышке выстрела чёрная тень и осела набок… Успел заметить и опередить налётчика.

Замер, прислушиваюсь. Вот только гад извозчик все карты спутал. Хлестнул вожжами кобылу и умчался прочь. И даже про деньги забыл. Скользнул чуть в сторону, потому как на одном месте оставаться сейчас смерти подобно! Мало ли кто из налётчиков ещё в живых остался? Вполне могли по вспышке меня засечь. Только и спасительной тени от пролётки уже нет! И я пошёл, пошёл тихонечко к чёрным кляксам домов мелкими приставными шагами, прислушиваясь и заставляя себя смотреть вниз, в землю, а не шариться бесполезно взглядом по сторонам.

И вроде бы как в стороне ещё топот на грани слуха послышался. И какое-то размытое движение показалось. Подельник убегает? Возможно. Налётчики или кто похуже? Какая, впрочем, разница! Вот и стена. Прислонился спиной, даже как-то легче на душе стало. А вокруг полная тишина, даже не хрипит никто на дороге. Неужели вот так, в полной темноте, наглухо положил всех? А если нет? Проверить? Допросить? Уже шагнул было вперёд, да остановился из опасения нарваться на какую-нибудь встречную неожиданность. Да ну их. И контроль по этой же причине не стал проводить, предпочёл тихо отступить в ночь, убраться отсюда. Через пару домов ещё раз остановился, прислушался… Ничего не слышу, тихо вокруг. Даже собаки во дворах не брешут. И ни одно окошко на улице не загорелось… О, наконец-то где-то вдалеке трель полицейского свистка раздалась. Ну-ну… Ишь, охрану они сняли… Вот пусть сами и разбираются…