Книга Кладбище - Эдриан Маккинти

«Ну, это будет еще не скоро, — ответила она. — А теперь, с твоего позволения, я займусь делами. Должна сказать откровенно: мне очень нравится торговать настоящими английскими товарами. Быть может, я даже досрочно выйду в отставку и открою подобный магазинчик», — сказала она, вскрывая коробку с чайными полотенцами.

Ни быстрых объятий, ни жадных взглядов. Один сплошной бизнес, черт бы его побрал!

Так что свидание с Самантой не принесло мне ни облегчения, ни особой радости. Кит я тоже не видел уже четыре дня, а казалось, что сорок.

Август закончился, наступил сентябрь. Только что погибла в парижском тоннеле принцесса Ди. Португальцам и Шеймасу было все равно, но Саманта повесила на окна «Английских товаров» траурные черные занавески и — ловкий ход! — удвоила цену сувенирных кружек и памятных свадебных тарелок с портретом принцессы Уэльской.

О Шеймасе я уже рассказывал, но, пожалуй, есть смысл добавить еще несколько слов. Во время покушения на Джерри в «Мятежном сердце» именно он стрелял в убийцу. Второй телохранитель, Большой Майк, был так напуган, что оставил службу у Джерри и скрылся в неизвестном направлении (так, во всяком случае, уверял Трахнутый). Шеймас, в отличие от напарника, не дрогнул и мужественно встретил все последствия своего поступка. Теперь он ожидал суда, где его должны были признать виновным в покушении на убийство или в покушении на нападение с применением оружия. Последнее было вероятнее всего и грозило Шеймасу как минимум двумя годами тюрьмы. И поделом.

Шеймас был во всем разочарованный, потрепанный жизнью пятидесятипятилетний легавый. Закоренелый расист с серой кожей и поредевшими волосами, он не отличался богатырским здоровьем, расшатанным привычкой выкуривать в день по три пачки (если верить его словам, этой привычке он ни разу не изменил с тех пор, как ему стукнуло пятнадцать), но это не мешало ему слыть «крутым парнем». Из разговоров, которые я вынужденно вел с ним за обедом, я узнал, что наиболее яркими моментами его жизни были убийство Мартина Лютера Кинга-младшего, покушение на миссис Тэтчер на съезде Консервативной партии и удачная игра «Селтикс» под руководством Ларри Берда. Самым сильным переживанием отрицательного порядка для Шеймаса стала печально знаменитая шестая игра финала Мировой серии 1986 года, когда «Ред Сокc» упустили главный бейсбольный трофей сезона. В целом у меня сложилось впечатление, что его преданность Джерри не имела под собой никаких идейных оснований и была просто попыткой придать своей ничтожной и жалкой жизни хотя бы видимость смысла.

Возможно, я слишком строг к Шеймасу, не знаю. Наверное, у меня это что-то вроде защитной реакции: всего неделю спустя я столкнулся с ним в обстоятельствах, которые были весьма и весьма неприятны, и был вынужден его убить. Я стрелял в Шеймаса практически в упор, с расстояния меньше трех футов, стрелял из мощного кольта калибра .45. Пуля попала ему в голову и разнесла ее на кусочки, забрызгав кровью и мозгом и меня, и злосчастного солдата, стоявшего рядом со мной.

Но об этом я расскажу в свое время.

Пока же Шеймас храпел в гамаке, не обращая внимания на оводов и слепней, которые обсели его дряблые, как тесто, ляжки.

Тут надо сказать, что если бы не Департамент морских и природных ресурсов, в ведении которого находился птичий заказник, власти уже давно бы утопили этот проклятый остров в ДДТ и сделали его более пригодным для тонкокожих ирландцев, какими были мы с Шеймасом.

— Эй, Шеймас, ты спишь?! — рявкнул я.

Никакой реакции.

— Проснись, португальцы собираются устроить что-то вроде революции! — снова закричал я, но Шеймас был по-прежнему погружен в беспробудный пьяный сон.

— А ну, давайте за работу! — скомандовал я португальцам, но никто их них и пальцем не пошевелил. Я, впрочем, не мог их за это винить. Работа, которую они подрядились исполнить, была мечтой ку-клукс-клановца и кошмаром для каждого доброго католика. Нам предстояло снести единственную на Плам-Айленде католическую церковь, чтобы освободить место для жилищного строительства. Правда, на протяжении последнего десятилетия число прихожан-католиков неуклонно сокращалось, зато земля, которую занимало церковное здание, все дорожала и стоила теперь миллиона два, а то и больше, так что в конце концов руководство епархии решило: какого черта, все равно церковь разваливается!

И вот фирма Джерри получила подряд на «разборку» церкви, а епархия, не дожидаясь, пока здание будет снесено, начала распродажу освященной земли под строительство коттеджей на три-пять спален. Как видно, многочисленные фильмы, снятые по романам Стивена Кинга, ничему не научили потенциальных покупателей, и участки шли нарасхват. Иначе относились к предстоящей работе суеверные португальские землекопы, нелегальные иммигранты с Азорских островов. Сказать, что им не нравилось своими руками ломать католическую церковь, значило ничего не сказать. Работали они медленно, неохотно и при каждом удобном и неудобном случае прикидывались глухонемыми дурачками.

Строго говоря, они и не должны были ничего разрушать. В их задачу входило проложить через песок, суглинок и остатки древних бетонных фундаментов прямую дорогу, по которой к церкви мог бы подъехать бульдозер. Не слишком легкая работа, согласен, но ее можно было сделать и за день — было бы желание.

Стоя обеими ногами на своей кирке, португалец помянул мою мать. Он был совершенно прав, охарактеризовав ее в не слишком лестных выражениях, но я не стал ему об этом сообщать. Вместо этого я повернулся и подошел к Шеймасу, который продолжал спать в гамаке, натянутом между дизельным генератором и переносным биотуалетом.

— Шеймас, проснись, эти черти бастуют! Отказываются подчиняться! — возмущенно произнес я, предварительно дав Шеймасу крепкого тумака.

Шеймас застонал, согнал с ляжек мух и, открыв глаза, недовольно посмотрел на меня:

— Какого черта ты меня разбудил? Тебе что, делать нечего?

— Работы осталось всего ничего, но португальцы не хотят прокладывать последний участок дороги. Они считают, что это навлечет на них божественное проклятие.

— Ты же болтаешь по-ихнему. Скажи этим обезьянам, чтобы кончали валять дурака и брались за работу, если не хотят иметь дело с Трахнутым.

— Может быть, ты лучше сразу позвонишь Трахнутому и попросишь подъехать?

На опухшем лице Шеймаса отразилось легкое беспокойство:

— Нет, ему это не понравится.

— Тогда попробуй заставить их работать! У меня ничего не получается, — сказал я, присаживаясь в тени, отбрасываемой кабинкой биотуалета. Увидев, что я сел, португальцы тоже опустились на землю.

Шеймас закурил сигарету:

— О'кей, пожалуй, ты прав — я должен сам этим заняться. Помоги-ка мне вылезти.

Я помог ему выбраться из гамака. Потирая искусанные ляжки, на которых отпечатались крупные ромбы от веревки, Шеймас подошел к рабочим. Я встал позади него.

— Не желаешь работать, значит? — проговорил он, обращаясь к вожаку забастовщиков.