Книга Беру тебя напрокат - Елена Трифоненко

— А еще какие-нибудь приметы есть? — на всякий случай уточняю я.

— Э… — старик теребит переносицу. — Ну, она очень красивая. Такая красивая, что просто глаз не оторвать! Иногда я проснусь утром и смотрю на нее, смотрю, пока шею судорогой не сведет…

— А как ее, кстати, зовут? — спохватывается Ника.

— Я называю ее «Пушинка», — довольным тоном делится старик, — а на имя она вряд ли откликнется, особенно если у нее опять случился приступ амнезии.

Ника достает из сумочки мобильник и записывает в него номер старика, чтобы мы не потеряли друг друга, после этого я и она тут же отправляемся на поиски. Когда мы немного отдаляемся от старика, злючка вдруг ухмыляется:

— Не ожидала от тебя подобного, Петров.

Интонация у нее непонятная: уважение нанизывается на сарказм, как мясо на шампур.

— Ты сейчас о чем? — спрашиваю я и на мгновение даже перестаю оглядываться по сторонам.

Она смотрит на меня с чуть заметным презрением:

— Не думала, что ты бросишься искать какую-то чужую, выжившую из ума старушку.

— И напрасно, — парирую я. — Я всегда рад прийти на помощь соотечественникам.

— Но мы же можем опоздать на шоу, — с издевательской интонацией напоминает она и следит за моей реакцией. — Как же твои видео? Как же рейтинги?

— Тут эти шоу проходят ежедневно. Ничего страшного не случится, если одно пропустим. Впрочем, если тебе не терпится попасть на концерт, могу отдать билет. Вали, а я сам разыщу бабусю.

— Нет, — мотает головой она. — Я вообще не хочу ни на какой концерт. С детства их терпеть не могу. Это же пытка настоящая — кучу времени провести в одной позе и без движения, пусть и под музыку.

— Любишь менять позы? — невольно ухмыляюсь я. — Учту.

Она чуть краснеет, ее ноздри раздуваются от плохо скрываемой ярости.

Нет, что ни говори, а Ника странная девушка. Как фотки постить полуголые в интернете — так она не смущается, а от моих мелких подколок — сразу в краску. Впрочем, у меня и в мыслях не было ее злить. Я сую штатив с камерой под мышку и примирительно обнимаю Нику за плечи. Она вздрагивает и морщится так, будто ей больно.

— Что в этот раз? — бурчу я раздосадовано. — Обгорела на солнце?

— Да, — быстро соглашается она. — Так что лучше убери от меня свои лапы — прояви гуманизм.

Я покорно перевожу руку с ее плеч на поясницу. Она снова вздрагивает и потирает спину с самым несчастным видом. Неужели опять захотела поиграть в недотрогу?

— Есть идеи, куда старушка могла деться? — нарочито бодрым голосом интересуется Ника.

— Нет. Я думал, это ты что-нибудь придумаешь: все же тебе ближе беспощадная женская логика.

В ее глазах снова пляшут искорки ярости.

— Решил поупражняться в мизогинии?

— Нет, я серьезно. Давай, Ник, напряги извилины и скажи: если бы тебе перевалило за семьдесят и захотелось сбежать от мужа, куда бы ты отправилась?

Она хмурит брови:

— Я бы двинула в буфет. Но у меня не бывает приступов амнезии.

Мы заглядываем в пару ближайших магазинчиков, но там почти нет посетителей. Только несколько молодых девушек таскаются с пакетами от стойки к стойке.

— Обычно любая ситуация, связанная с чокнутыми, развивается по самому ужасному сценарию, — философски замечаю я. — Так что неплохо бы прикинуть, что самое безумное может учинить бабуля.

— Самое безумное? — Ника задумывается. — Наверное, она может станцевать чечетку на рояле.

— Ты смеешься? Откуда здесь рояль?

— От верблюда, — сердито огрызается злючка, — вообще-то тут имеется лаунж-зона с роялем.

— Как это я ее пропустил? — бормочу я себе под нос, а Ника уже бежит вприпрыжку в неизвестном направлении.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я, конечно, тоже прибавляю хода и спешу за ней. Через минуту мы оказываемся в каком-то закутке с кустами и креслами. И да, там есть рояль — черный, старый, выглядящий невероятно дорого. За роялем сидит худенький паренек, что-то наигрывает.

Ника встревожено озирается. В лаунж-зоне полно бабуль в красных платьях.

— В шляпе никого, — с разочарованием констатирую я.

— Да, но она могла снять шляпу.

Мы с Никой почти одновременно переводим взгляд на ноги присутствующих любительниц музыки.

— Желтых туфель вроде нет. — Ника вздыхает и тут же сама себе возражает: — Хотя что понимать под желтым? Может, дедуля имел в виду бежевый цвет или персиковый?

Ох, уж эти девушки! Создают себе проблемы на пустом месте. Я подхожу к музыканту, похлопываю его по плечу. Парень чуть вздрагивает и, конечно, перестает играть.

— Уан момент плис, — бормочу я, а потом громче рявкаю: — Эй, дамы, пушинки среди вас есть?

Пожилые женщины глядят на меня с недоумением. Не похоже, что кто-то из них понимает по-русски.

— Пушинки, ау? — на всякий случай еще раз повторяю я, а потом возвращаюсь к Нике. — Не, тут ее точно нет. Пошли проверим версию с буфетом.

Ника закусывает губу и смотрит сквозь меня. Вид у нее, кстати, какой-то замученный. Хотя, может, мне кажется.

К нам вдруг подваливает официантка. На ее подносе несколько бокалов с разноцветными напитками. Официантка на английском лопочет что-то про промоакцию и предлагает нам по алкогольному коктейлю. Я отказываюсь, а вот Ника вдруг соглашается. Она махом опрокидывает в себя стакан с какой-то красной фигней и морщится. Я даже присвистываю от ее прыти. Официантка, впрочем, тоже слегка удивленна.

— Вообще, я почти не пью, — зачем-то говорит ей Ника по-английски.

— Ну да, ну да, — бормочу я на русском. — Сегодня ты просто образец трезвости. Сначала с англичанином каким-то хлебала, теперь тут.

— Просто я сейчас неважно себя чувствую, — продолжает оправдываться она.

— Пойдем уже, «трезвенница», пока совсем не наклюкалась, — я хватаю ею за руку и пытаюсь тащить к буфету.

Ника вырывается:

— Слушай, Петров, а чего ты мне тут указываешь, а? Ты мне — кто, папочка?