Книга Любовь заказывали? - Иосиф Гольман

«Значит, это произошло? Значит, случилось? Но можно ли этому верить?»

– Я не обидела вас? – уже без улыбки тихо спросила Лидочка. – Вот уж чего бы совсем не хотела…

– Да вы что! – наконец вышел из оцепенения Фролов. – Просто я не сразу поверил!

– А теперь верите?

– А теперь – будь что будет. – Он повернулся к ней и по-мужски властно обнял за теплые плечи. – Все равно я уже счастлив.

Она прильнула к нему, тоже обняла его руками. Он, теряя голову, искал губами ее губы, но Лидочка неуловимо отворачивала лицо. Впрочем, его уже это не волновало – теперь он точно знал: она не уйдет, она – его, сейчас и немедленно, и это было самым главным знанием на данный момент, вызывающим острое, ничем не сдерживаемое ощущение счастья.

Он нежно перевернул Лидочку на спину – она и не думала противиться, – начал расстегивать мягкий халат. Под тканью – даже не ладонями, а всем своим естеством – ощутил ее мягкую нежную грудь.

Запутавшись неловкими пальцами в пуговицах, уже не смог остановиться и просто задрал наверх низ халата. В полутьме забелели Лидочкины бедра – под халатом не было ничего.

– Ой, подожди! – вдруг попыталась выскользнуть из его рук Лидочка.

– Что, милая? – не понял Фролов.

– Нельзя без… – зашептала девушка, так и не выговорив, без чего нельзя. – Дни опасные.

– Я так хочу ребенка, – чуть не заплакал Сергей Петрович. – Не бойся, я буду работать как вол.

– Не надо, пожалуйста. – Лидочка теперь тоже чуть не плакала. – Возьми, в кармане халата.

Сергей Петрович, с трудом оторвавшись от ее тела, достал из неглубокого кармашка искомый квадратик.

Фролова вовсе не покоробило его наличие: она просто обязана думать о себе, ведь за ней – Анька. И к тому же она еще не знает, что теперь прикрыта его, фроловскими, плечами. Пусть не могучими, но надежными – стопроцентно.

И наплевать, что он не лидер. И что не миллионер.

На Лидочку и Аньку его вполне хватит.

Лидочка, поняв, что проблема исчезла, сама легла так, чтобы ему было удобнее, даже халат руками придержала, тоже, видимо, не желая отвлекаться на пуговицы. Еще мгновение – и…

Странное дело, раньше, представляя себе в ночных мечтах то, что только что с ним произошло, Сергей Петрович всегда испытывал неприятное волнение. Его пугал то возраст – и связанные с этим возможные проблемы, – то собственный живот, вид которого никак не соответствовал женским мечтам, по крайней мере в его понимании женских «мечт».

Он даже виагру новомодную прикупил и каждый раз перед приходом Елены Григорьевны мучительно раздумывал, не принять ли. И только глубокая нелюбовь к «химии» мешала ему это сделать, что, правда, никак пока не отражалось на его гендерных возможностях.

А вот с Лидочкой он не боялся ничего. И не думал ни о чем. Только о ней, только о том, что безумно хочет ее и никак не может насытиться ею.

Впрочем, если бы она пожелала, чтобы они просто всю ночь лежали рядом и разговаривали о Гёте и Верлене – ни того, ни другого Фролов, к сожалению, не читал, – он все равно был бы безмерно счастлив.

Но делать то, что они только что делали, – этот уровень ощущений словами уже не передавался.

Потом они действительно лежали рядом и тихо разговаривали. Не про Верлена и Гёте – нашлись другие темы.

Сергей Петрович держал Лидочку за руку, что-то ей отвечал, а сам мучительно пытался понять: за что же все-таки ему это выпало? Что он сделал такого замечательного в этой жизни, что было там замечено и ему, Сергею Петровичу Фролову, воздано?

Уже и рассвет за окном появился – не сумрак ночной белесый, а настоящий, с солнышком. Уже и уставшая Лидочка – захотела доспать до утра в своей кровати – ушла в свою комнату. А он все лежал, мучительно размышляя на жалящую мозг тему, и не находил ответа на свои вопросы.

Единственное, что примиряло его с этой абсолютно непонятной ему действительностью, – он был ею, действительностью опять же, абсолютно – удовлетворен.

12

Проснувшись, Сергей Петрович – впервые за последние два десятилетия – сделал зарядку. То ли еще будет: он теперь и диспансеризацию пройдет, и зубы вылечит, и острого есть не станет. Теперь-то ему не надо объяснять, зачем нужно жить долго.

А в остальном утро оказалось точным слепком прошлого. С кухни доносились такие же звуки, а запахи были даже еще более восхитительными.

Только и разницы, что жарились не сырники, а оладушки.

Точно как вчера, Сергей Петрович ел оладушки, хваля их великолепный вкус, хотя на самом деле не чувствовал никакого вкуса. Другие чувства, несравнимо более сильные, занимали его, не оставляя места ни на что другое.

Лидочка снова сидела напротив, подперев голову руками и глядя на жующего мужчину.

– Действительно вкусно? – спросила она.

– Не то слово, – ответил он.

– Подвезешь меня на вокзал?

У Сергея Петровича чуть кусок изо рта не выпал.

– Как – на вокзал? На какой вокзал?

– На Московский, – улыбнулась Лидочка. – Я вообще-то в Москве живу.

– Что, работа? – упавшим голосом спросил Фролов.

– Да, – вздохнула она.

– А никак нельзя задержаться?

– Никак, – печально ответила Лидочка. И улыбнулась: – Нужно принимать жизнь такой, какая она есть.

– Я тогда тоже уеду, – сказал Сергей Петрович.

– А как же выставка? – укорила его девушка.

Это был удар ниже пояса. Работу теперь точно терять нельзя, после всего, что случилось. Найти новую может оказаться непросто – на эту-то уже с помощью Лехи устраивался.

– Не расстраивайся, – сказала Лидочка. И, как ночью, погладила Сергея Петровича по голове.

– Я приеду в пятницу и сразу тебе позвоню, – сказал он ей на перроне.

– Хорошо, – сказала она, подставила щеку для поцелуя и скрылась в синем вагоне.

На выставке было тихо и малолюдно: посетители еще не подошли, а многие стендисты после вчерашней прогулки на пароходике сегодня задерживались.

Сергей Петрович в одиночестве сидел на стенде, как-то слегка выпав из реально проистекающей действительности. Ему бы следовало все серьезно обдумать, но мысли струились по своим, ведомым только им направлениям и никак не хотели складываться в единое целое.

Вдруг зазвонил телефон.

Фролов было вскинулся, но по высветившемуся номеру сразу определил Леху.

Сергей Петрович всегда был рад старому дружку, однако сейчас бы он с несравнимо большим удовольствием пообщался с другим человеком.