Книга Счастливая странница - Марио Пьюзо

Октавия сняла с веревки одежду, сушившуюся над ванной, вымыла ванну и пустила в нее горячую воду. Потом она зашла в свою комнату и заглянула под кровать.

– Ну-ка, живо сюда! – скомандовала она.

Джино и Сал выползли наружу.

– Мама до сих пор злится? – осведомился Сал.

– Нет, – строго ответила Октавия. – Но если вы не будете вести себя как следует, она вам задаст.

И не смейте драться в ванной, иначе вам несдобровать!

Лючия Санта готовила на кухне ужин. Винни вернулся домой из кино и взялся помогать ей накрывать на стол. Он примет ванну позже.

Когда Джино с Салом показались из ванны, их уже ждало толстое зимнее белье с длинными рукавами и штанинами. Из каких-то забытых потайных мест появились их школьные портфели, поношенные, но еще вполне пригодные. Их ждали также сандвичи с мясом и стаканы с содовой – мать отказывалась поить детей молоком, если они ели перед этим хоть что-то, сдобренное томатным соусом.

После ужина Октавия прочитала Салу, Джино и Винни лекцию. Знакомая песня!

– Теперь, – говорила она, – вы уже не глупые дети. В этом учебном году я хочу видеть у вас в дневниках только хорошие отметки, в том числе и по поведению. Винни, ты и в прошлом году учился неплохо, но теперь, во втором классе старшей школы, тебе придется еще поднажать. Ведь ты, кажется, намерен поступать в нью-йоркский колледж? Если у тебя будут достаточно приличные оценки, то ты сможешь учиться там бесплатно.

Об оплате колледжа не могло быть и речи. Винни повезет, если сразу после школы ему не надо будет впрягаться в лямку. Впрочем, у Октавии были собственные планы и кое-какие сбережения, приготовленные на этот случай. Винни пойдет в нью-йоркский городской колледж. Она не даст семье пропасть. Именно в этой связи она забросила мечты об учительской карьере. Она продолжала:

– Джино, если у тебя будут такие же отметки по поведению, как в прошлом году, ты у меня отправишься в больницу – так я тебя отделаю. И учиться ты бы мог гораздо лучше. Так что одумайся, иначе окажешься в исправительной школе и опозоришь всю семью.

Она, конечно, сгущала краски: Джино никогда не вел себя настолько плохо, чтобы могла зайти речь об исключении; он никогда не получал «неудовлетворительно» по поведению. Октавия собрала внимательную аудиторию. Даже малютка Лена сначала навострила ушки у себя в кровати, а потом перебралась на стул. Октавия посадила ее себе на колени.

– Сал, ты в прошлом году показал себя молодцом. Но сейчас учиться станет труднее. Не волнуйся, я помогу тебе с домашними заданиями. Я ничем не хуже ваших школьных учителей. – Это было уже совсем детское хвастовство. – Вот еще что. Когда я прихожу с работы, извольте быть дома, а не болтаться на улице. К этому времени темнеет, и вам там нечего делать. Пусть кто-то только попробует задержаться на улице после шести вечера – душу вытрясу! И чтобы никаких карт и прочего лоботрясничания до тех пор, пока не будут сделаны уроки и я их не проверю.

Винни, Джино и Сал будут по очереди помогать матери по вечерам мыть и вытирать посуду. Дайте ей передохнуть.

Последнее ее предупреждение было нехитрым и искренним, и от того, что прозвучало оно без всяких прикрас, у слушателей кровь застыла в жилах:

– Того, кто останется на второй год, я растерзаю. – Даже Эйлин беспокойно шевельнулась у нее на коленях. – Пусть кто-то только попробует опозорить доброе имя семьи! Не хватало только, чтобы вы росли невежественными итальяшками и жили на Десятой авеню до седых волос!

Завершающий аккорд вызвал раздражение у Лючии Санты, и она вмешалась в разговор:

– Bastanza. Хватит. Не на войну же ты их собираешь! – Обращаясь к детям, она произнесла:

– Но вот что запомните, mascaizoni «Мерзавцы (ит.).» вы этакие! Я в свое время отдала бы все на свете, чтобы ходить в школу и научиться писать и читать. В Италии в школе учились только дети богатых. В вашем возрасте я пасла коз, дергала брюкву и месила навоз. Я скручивала шеи цыплятам, мыла тарелки и убиралась в чужих домах. Школа для меня была бы развлечением, все равно, что кино. Если бы ваш отец ходил в школу, у него была бы работа получше, и, может быть, он – кто знает? – остался бы здоров. Так что не забывайте, как вам повезло; того, кто запамятует, я заставлю опомниться с помощью tackeril.

Сал глядел на мать во все глаза. Джино и Винни присмирели, хотя на них уже мало действовали угрозы.

– Но, ма, – пролепетал Сал перепуганным голосом, – что же будет, если я не смогу учиться, если у меня не хватит мозгов? Ведь в этом не будет моей вины.

Мальчуган был настолько серьезен, что женщины не удержались от улыбки.

– Не беспокойся, – ласково сказала Октавия, – в этой семье у всех хватает мозгов, чтобы переходить из класса в класс. Просто старайся, вот и все. Я тебе помогу – а ведь я в выпускном классе была самой хорошей ученицей…

Винни с Джино прыснули, сочтя ее ласковый голос за приглашение к веселью. Огромные черные глаза Октавии яростно сверкнули, однако она заставила себя улыбнуться и повернулась к Лючии Санте за поддержкой:

– Ведь так оно и было, правда, ма?

Незнакомая им тоска по славе убедила лучше всяких угроз – кроме, конечно, обещания растерзать второгодника, в серьезности которого они не сомневались ни минуты.

Лючия Санта разглядывала дочь. Ей вспомнилось, с каким удовольствием ее Октавия ходила в школу и как заставила мать смириться с американскими глупостями, с этим помешательством на образовании. Она не питала ни малейшего доверия к неутоленным амбициям и высоким целям: чем выше ожидаемое вознаграждение, тем больше риск. В случае сокрушительного поражения человек может оказаться на коленях. Лучше уж надежность, пусть скромная. Однако настойчивость дочери вынудила ее в свое время отступить.

Мать веско подтвердила:

– Да, ваша сестра могла бы стать школьной учительницей, если бы не ваш отец. – Она перехватила напряженный взгляд Джино. – Да! – поднажала она, обращаясь прямо к нему. – Если бы твой отец исполнял свой долг и поддерживал семью, Октавия могла бы не работать. Однако он никогда ни о ком не думал, и ты, figlio de putana, берешь с него пример. Сегодня вечером ты прыгал через костер. Ты портишь хорошую одежду и подаешь дурной пример младшему брату. Теперь мне придется покупать вам для школы новые штаны. Какой же ты animale! Ты никогда ни о ком не думаешь. Но я тебя предупреждаю…

Октавия поспешно перебила ее:

– Верно, ма, но сейчас речь о другом. Главное – чтобы они поняли, какое важное место в их жизни занимает школа. Научишься чему-то в школе – станешь человеком. Иначе быть тебе недотепой и потеть в порту или на железной дороге, как Ларри.

Отправив детей спать, мать принялась гладить свежевыстиранную одежду на следующую неделю и латать дыры. Перед ней стояла корзина, доверху наполненная бельем, и ей даже не приходилось нагибаться, чтобы взять следующую вещь. Октавия пристроила книжку к огромной сахарнице. В квартире было совершенно тихо, если не считать скрипа пружин, доносившихся из спальни, когда кто-нибудь из детей принимался вертеться во сне. Женщинам было спокойно, они совладали со своим племенем, добились от него послушания. Все шло как нельзя лучше; они не оспаривали друг у дружки места: дочь выступала в роли всесильной, но послушной подчиненной, мать же была неоспоримой предводительницей, уважавшей дочь и восхищавшейся ею за помощь и поддержку. Эта мысль никогда не произносилась вслух, но изгнание из семьи отца избавило их от лишнего напряжения и тревоги. Они были почти что счастливы, что его больше нет рядом, ибо теперь их власть стала абсолютной.