Книга Заложница чужих желаний - Тальяна Орлова

Меня подвел голос:

– А сам он ранен? Я правильно поняла?

Мишань отмахнулся медвежьей лапищей:

– Да ничего серьезного, навылет прошла. Через две недели опять будет всех своим монотонным голосом до ужаса доводить. Мы вообще чисто сработали, всего два пулевых, восемь переломов – ребятки как в отпуск на Канары сгоняли. Так что все, Юль Санна, панику отменяй. Не будь мы уверены, то такого короткого срока бы не ставили.

Часа через два после его ухода я не выдержала и набрала номер Сергея Андреевича. Телефон был отключен. Набрала еще несколько раз и каждый «Аппарат абонента выключен» накручивал меня только сильнее. С одной стороны я понимала, что переживать должна в первую очередь за себя, а не за человека, втянувшего меня в эти неприятности. Но с другой стороны, меня не покидали и другие мысли – например, Мишань бы не сказал, если положение серьезно, поскольку «был уполномочен успокоить». Или что вряд ли Сергея Андреевича доставили в больницу с огнестрельным ранением. А может, все-таки доставили? Но как это согласуется с договором о том, чтобы в «городе было тихо»? Почему-то я пребывала в твердой уверенности, что он не отправлял бы сюда своего бугая, а позвонил бы сам, если бы мог. Или я теперь птица вольная – жду два дня и возвращаюсь к обычной жизни? Интересно, а если он умрет, то мне сообщат? Не то чтобы мне хотелось стать обладательницей этой бесценной информации, но все же было не по себе.

До утра я извела себя. Потому просто заставила себя заниматься обычными делами: иду в душ, чищу зубы, готовлю завтрак, ем, жду. Один разок звоню, не набираю номер повторно, в этом нет смысла. Жду. Не психую, не паникую, не строю планов совместного будущего и не представляю себе, буду ли скучать, если никогда больше о нем не услышу. Перезваниваю Наташке и заявляю, что уже почти поправилась. С радостью выслушиваю все институтские новости. Жду. Жду. Жду. С каким-то отстраненным равнодушием, словно всю жизнь тренировалась только ждать.

Телефон зазвонил уже в конце второго дня, который был назначен последним моего заключения. Я подскочила на месте, а уж увидев имя на дисплее, вообще дышать перестала.

– Сергей Андреевич? – выдавила с трудом.

– Я, ага.

Я медленно, чтобы было не слишком заметно, выдохнула. Живой – и ладно. Все, теперь могу сразу перестать переживать! Еще чего не хватало – изводиться из-за какого-то преступника местного масштаба.

– Юль, сто тридцать два пропущенных. Я начинаю подозревать тебя в легкой симпатии.

– Не может быть столько! Я звонила пару раз! – возмутилась почти искренне. Это ж надо – такие вещи считать и еще внимание на них акцентировать.

– Ну да, – его голос был привычно весел, но звучал как-то глухо. – А зачем звонила-то? Это хоть придумала?

Надо признать, что я даже не подозревала, в каком напряжении все это время находилась. И оно схлынуло резко, волной, закружив голову. Нет, все-таки даже к облегчению надо подготовиться, особенно к такому. И все мои метания стали выглядеть смешными – я так и осталась наивной девчонкой, накручивающей себя по пустякам. Зато взметнувшееся настроение прибавило энергии и заставило говорить о чем угодно, даже шутить:

– Да! Не знала, где у вас пылесос. Хотела порядок навести.

– А-а… – он будто задумался. – Слушай, не помню.

– Так я уже нашла.

– Ясно. То есть остальные сто тридцать раз звонила, чтобы признаться, как сильно соскучилась?

– Совсем нет, – мне стало даже немного обидно. Ведь это обидно – когда высмеивают твои чувства, пусть даже наивные и неоправданные.

– А я соскучился, – сказал он совсем тихо. – И все это время что-то хотел сказать…

И странный его голос заставил меня тоже сбавить тон:

– Тогда приезжайте и скажите.

– Вряд ли смогу объяснить. Это почти невозможно объяснить так, чтобы ты правильно поняла. Я вот уже два дня то сплю, то выдумываю подходящие слова. Например, с твоей стороны начало наших отношений было уродливым. С моей – ты же это понимаешь? – с моей и не могло быть по-другому. Столько лет не иметь рядом вообще никого близкого, а потом выбрать тебя – и сразу впустить под шкуру. Это не любовь даже, Юль, это болезненная зависимость от единственного человека, который за столько лет единственный оказался внутри. Более того, я даже понимаю, что ответь ты мне взаимностью – это было бы нездорово. Из нас двоих психопат только я. Разве я смог бы тебе это объяснить так, чтобы ты поняла правильно?

В груди больно сдавило.

– Тогда приезжайте и ничего не говорите.

– Не могу пока. Звоню, чтобы сказать – в городе девственно чисто. В смысле, никто и глазом не посмеет моргнуть в твою сторону. Ты можешь вернуться домой. Или останься у меня – я не выгоняю.

И вдруг мне показалось, что это тот самый момент, когда сарказм неуместен – надо просто сказать то, что хочешь сказать, какой бы отваги это ни потребовало:

– Я могу приехать к вам. Ну, если вы действительно соскучились.

Он ответил после двухсекундной паузы:

– Нет, не надо. Я пока совсем лежачий. А крутой мачо обязан быть стоячим перед своей женщиной. Я же крутой мачо, правда?

– А я ваша женщина?

– По-моему, это единственный вопрос, на который я не смогу ответить вместо тебя, Юль. Мне кажется, что я со своей стороны все нужное сказал. Потом скажешь и ты, если захочешь.

Я плюнула на последнюю границу и назвала его на ты:

– А будь я твоей женщиной, то как думаешь, я была бы обязана быть рядом? Хотя бы просто посмотреть – что ты там лежишь целиком и действительно выздоравливаешь, а не говоришь со мной из последних сил, после чего начнешь писать завещание.

– Нет, не обязана. Добрый доктор Айболит у нас оптимист – он говорит, что завещание таким почерком не пишут, ибо хрен разберешь. Так что мне проще поправиться, чем я и занимаюсь. Хватит переживать. Хотя меня распирает от самодовольства, что ты переживаешь. Кстати, а вот и он. Опять будет орать, чтобы подавали ему нормальную операционную. Избалованные у нас врачи, ты не находишь?

– Сереж, я хочу приехать. Где ты? – меня снова захлестнуло волнением.

– Спи спокойно, хорошая моя, я позвоню завтра.

Следующие несколько минут были наполнены одним тошнотворным «Аппарат абонента выключен или…»

Интересно, вот это сосущее чувство тревоги – это влюбленность? Если да, то я совершенно больная. Конкретно кукушкой поехавшая Юлька, Юль Санна, спасительница идиотов, дура дурная, заложница своей болезни, женщина мафиозника.

Глава 23

В семь утра я уже была в своей квартирке. Осмотрелась – все в порядке, только вещи мною же разбросаны при спешных сборах. Переоделась, привела себя в порядок и отправилась на учебу. Наташка даже зачем-то обняла, будто бы всерьез сомневалась до сих пор, что увидит меня живой и невредимой. Мы с ней многозначительно переглянулись, но, к счастью, в присутствии Маринки допросы мне устраивать было невозможно. И я тому очень радовалась, потому что вообще не хотела отвечать.